Страшные сказки Бретани (СИ)
Леон вздрагивал от каждого её касания, особенно вначале — было такое чувство, будто у него содрана вся кожа, и каждое прикосновение причиняет ему боль, а Эжени обволакивает его незримым покрывалом или укрывает волной, пытаясь заглушить эту боль. Под конец у неё это всё-таки получилось — Леон с глухим стоном соскользнул с неё и упал рядом, уронив голову ей на грудь. Эжени рассеянно запустила пальцы в его волосы, привлекая капитана к себе, но мысли её были уже далеко отсюда — в то время как тело в изнеможении лежало на продавленной хлипкой кровати в старой гостинице, разум уносился в межзвёздную даль, парил где-то между слабо освещающей двор луной и созвездиями, мерцающими в небесной вышине.
Глава XXIV. Дыхание весны
Проснувшись, Леон дю Валлон не сразу сообразил, где он находится, — такое с ним бывало довольно редко. Голова слегка кружилась, всё тело болело, но это была приятная боль, как после долгого плавания или дальней поездки верхом. Он от души потянулся, перевернулся на другой бок — и вздрогнул, задев рукой что-то мягкое и шелковистое.
Рядом с ним, на краю кровати, свернувшись в клубок, лежала Эжени де Сен-Мартен, её русые волосы разметались по подушке, и именно их Леон и коснулся, потягиваясь. Девушка, судя по её ровному дыханию, мирно спала, её длинные чёрные ресницы слегка вздрагивали, тонкая ночная рубашка поднималась и опускалась на груди в такт вдохам и выдохам. Леон мгновенно вспомнил и то, где он находится, и события прошлой ночи и едва не застонал сквозь зубы — остановил его только страх разбудить девушку. Очень осторожно, чтобы не потревожить Эжени, он повернулся к ней и прикрыл одеялом. Сквозь маленькое окошко уже пробивались первые лучи солнца, близился рассвет, пора было вставать и отправляться в путь, но бывший капитан и подумать не мог о том, чтобы вырвать свою спутницу из объятий сна. Она так сладко спала… и кроме того, Леон не мог представить, как посмотрит ей в глаза после случившегося ночью.
Он готов был лежать так вечно, слушая дыхание Эжени и надеясь, что это утро никогда не закончится, но она в конце концов проснулась — а может, и не спала вовсе, просто лежала, прислушиваясь к каждому шороху и думая, как будет говорить с Леоном после произошедшего? В любом случае, она откинула одеяло, тоже потянулась и, сев на постели, обернулась на капитана.
— Леон! — странно, но Эжени вовсе не выглядела смущённой. — Доброе утро!
— Доброе, — кивнул он, нехотя поднимаясь с нагретой за ночь постели и садясь рядом с девушкой.
— Вы не выспались? — она дотянулась до столика, взяла гребень и принялась расчёсывать растрепавшиеся после сна волосы. — Вы как будто чем-то расстроены.
— Я… нет, я не расстроен, — Леон потряс головой, собираясь с мыслями. — Я хотел попросить у вас прощения за случившееся.
— Вы сожалеете? — Эжени поникла и даже опустила руку с гребнем. — Вам не понравилось?
— Почему же, очень понравилось, — тут же возразил он. — Но… я не должен был этого делать.
— Почему? — она смотрела на Леона с недоумением. — Вы же этого хотели, как и я. Послушайте, Леон, вы не сделали ничего предосудительного, вам не о чем сожалеть.
— И вам не было больно?
— Разве что самую малость. Но мне доводилось переживать и куда более сильную боль. Поглядите, на простыне даже не осталось следов крови!
— Это да, — пробормотал он. — И всё-таки… ваш первый раз должен был быть совсем не таким. Не в какой-то дешёвой гостинице на старой продавленной кровати с несвежими простынями…
— Конечно, — в голосе Эжени зазвучала обида. — Мой первый раз должен был быть на поросшей вереском земле возле заброшенной церкви с Антуаном де Лавуалем, человеком, который меня не то что не любил, но даже не желал и решил заняться мною просто от скуки!
— Я не это имел в виду, — Леон опустил голову.
— Позвольте мне самой решать, где и когда должен быть мой первый раз!
— Простите, — он не осмеливался поднять на неё глаза. — Но вы достойны большего. Хотя бы чистых простыней и более уютной кровати.
— Вы тоже достойны большего, — вздохнула она. — А что насчёт простыней… в моём замке Сюзанна всегда следит за чистотой белья, и моя кровать вполне удобна. Когда вернёмся домой, можем повторить… если вы хотите, конечно, — поспешно добавила Эжени и внезапно испуганно взглянула на него. — Вы же не скажете сейчас, что это был наш первый и последний раз?
— Я не смел и мечтать о повторении, — признался Леон, — но если уж вы настаиваете, то я всегда к вашим услугам.
— И вы не переспали со мной просто из жалости?
— Что я вам, какой-нибудь де Лавуаль, оказывающий женщинам «милость»? — вскинулся он.
— И я вам действительно нравлюсь?
— Очень нравитесь.
— Хорошо, — она вздохнула с явным облегчением и снова принялась расчёсываться. Слабый утренний свет проник в окно, упал на волосы Эжени, и они неожиданно приобрели чудесный золотисто-каштановый оттенок. Леон поразился, как раньше они могли казаться ему серыми. Да и сама Эжени — как он мог считать её серой мышкой? На её обычно бледной коже появился нежный румянец — то ли от лучей солнца, то ли от воспоминаний о прошедшей ночи, глаза за ночь будто стали темнее и глубже и ярко заблестели, в волосах плясали солнечные блики, на губах заиграла ласковая улыбка. Впрочем, заметив направленный на неё взгляд Леона, девушка снова поникла, и улыбка её погасла.
— Вы так красивы! — он попытался вернуть эту улыбку на её уста, но Эжени, похоже, не поверила в искренность его слов или же думала уже совсем о другом.
— Нельзя, чтобы в замке узнали об этом, — сказала она, забирая волосы наверх своей неизменной заколкой с совой. — Ни Бомани, ни Сюзанна. В деревне, конечно, давно уже ходят слухи о нас, но я не хочу, чтобы эти слухи подтвердились. Если мы… если вы согласитесь и дальше состоять со мной в любовной связи, нам придётся всё держать в секрете.
— Я могу жениться на вас, — немедленно предложил Леон. Эжени грустно взглянула на него.
— Не самая удачная шутка.
— Это не шутка! — возмутился он. — Я и правда могу взять вас в жёны, и тогда нам ни от кого не придётся скрываться, а злые языки умолкнут.
— Нет, — она совсем погрустнела и покачала головой. — Не поймите меня неправильно, Леон, вы прекрасный спутник, защитник и советчик, а теперь, как выяснилось, прекрасный любовник, но откуда мне знать, каким мужем вы будете? Я пока что ещё не готова рисковать своей свободой… даже ради вас.
— До сих пор я подчинялся вам, а не вы мне, — ответил он. — Почему вы думаете, что после свадьбы что-то изменится?
— Потому что брак меняет человека и не всегда в лучшую сторону. И потом, всё равно пойдут слухи, что вы женились на мне ради денег и замка.
— Но вы же знаете, что это не так! Я бы мог стать бароном дю Валлоном, если бы захотел. Возможно, ещё не поздно вернуть себе титул и хотя бы часть отцовских владений…
— И тогда будут говорить, что это я вышла за вас ради замка и титула, — покачала головой Эжени.
— Пусть только попробуют! — вспыхнул Леон.
— Вы готовы так яростно защищать меня от любой опасности! — она посмотрела на него с нежностью. — Где же вы раньше были, господин капитан?
— В Париже, — буркнул он, неожиданно вновь испытав смущение. — Охотился на государственных преступников.
— Как жаль, что мы не встретились раньше! — Эжени снова вздохнула. — Но в одном де Матиньи был прав: браки редко заключаются по любви, а если и заключаются, то почти никогда не оказываются счастливыми. Я уже не та глупенькая маленькая девочка, верившая в свадебные процессии, роскошные платья и прекрасного жениха-принца. Мы с вами, как мне кажется, стали хорошими союзниками, так давайте же не будем разрушать наши отношения браком.
— Как вам будет угодно, — Леон склонил голову. Эжени обеспокоенно взглянула на него.
— Вы не обиделись на меня?
— Что вы, как я могу! Просто я редко встречал женщин, которые так дорожат своей свободой. Даже Анжелика, даже Жаклин д’Артаньян — обе были совсем не прочь выйти замуж, — едва договорив, Леон вспомнил про де Круаль, женщину, которая точно дорожила своей свободой больше всего на свете, и лицо его помрачнело. Неужели воспоминания о рыжеволосой шпионке Кольбера будут преследовать его всю жизнь, настигая даже в самые радостные моменты?