"Фантастика 2023-183". Компиляция. Книги 1-20 (СИ)

из потолка синими клыками сталактитов. Узкий круглый лаз, начинавшийся от кривого разлома входа, уводил куда-то вглубь, откуда струился мутный синеватый свет.
— Любопытно, — вдруг ни с того ни с сего произнес Фемистоклюс, и Алкидий с ужасом понял, что приятель решил изучить недра неведомой пещеры, наверняка таящей в себе опасность.
— Э, нет, братец, — категорически заявил Алкидий, — ты как хочешь, но лично я туда ни за что не пойду. Пусть лучше мне статуя Ареса голову оторвет, тем более что это именно я ее… мм… осквернил.
— Не хочешь, ну и не надо, — Фемистоклюс решительно поднялся на ноги, — я и сам могу туда сходить.
— Сам?
— Да, сам.
— А как же я?
— Но ведь ты собираешься сдаться статуе Ареса? В пещере повисло напряженное молчание.
— Ну и пошел ты к сатиру в задницу, — с неожиданной злостью буркнул Алкидий, что было несколько не в его обыкновении, — а я здесь останусь. Надоело по твоей милости во всякие передряги влипать. В конце концов, если бы не ты, сидели бы мы сейчас в родной Греции в каком-нибудь питейном заведении и забот никаких не ведали.
— Как знаешь, — обиженно ответил Фемистоклюс и демонстративно двинулся в глубь пещеры.
Рыжебородый был уверен, что Алкидий все-таки последует за ним, ведь вдвоем всегда не так страшно, как одному. Однако, вопреки ожиданиям, этого не произошло. Похоже, Алкидий дошел до ручки, решив окончательно разругаться с приятелем. «Что ж, дело твое, дружище, — с горечью подумал Фемистоклюс, — теперь мы каждый за себя».
Все дальше и дальше уходил отважный грек от узкого входа в пещеру, у которого так и остался сидеть его верный спутник. А все это проклятое врожденное любопытство, свойственное практически каждому жителю древней Аттики.
Любопытно было Парису, что случится, если похитить прекрасную Елену. Случилась Троянская война. (Точнее, чуть не случилась. — Авт.) Любопытно было аргонавтам, почему это в Колхиде от всех спрятано золотое руно. Не знал покоя и хитроумный царь Итаки Одиссей, ставший жертвой своей феноменальной непоседливости.
Вот и сейчас брел Фемистоклюс по удивительному гроту, брел куда глаза глядят, движимый этим самым любопытством. Может, и на свою голову брел, кто его знает.
Но пока что ничего интересного на пути рыжебородого не попадалось. Заблудиться в пещере казалось невозможным, так как туннель в ней был всего один: никаких тебе тупиков, поворотов, развилок…
Синий свет становился все ярче, и вскоре стало ясно, что его источают многочисленные сталактиты не то природного, не то искусственного происхождения. Фемистоклюс упрямо шел вперед, немного разочарованный отсутствием чудес. Пусть они будут опасными, не страшно, главное, что они позволят утолить его так некстати проснувшееся маниакальное любопытство.
Сотня шагов — и пещера закончилась круглым мерцающим белым проходом.
«Как на Олимпе», — непроизвольно подумалось греку.
Круглый проход был затянут светящейся зеркальной, беспрерывно меняющейся массой, схожей с блестящим пузырем на воде во время проливного дождя.
Наверное, Фемистоклюса в тот момент поразило временное сумасшествие, иначе как объяснить последующий его безрассудный поступок?
Грек усмехнулся и вошел прямо в переливающуюся мембрану невиданного входа…
То, что затем случилось с его телом, не поддавалось никакому описанию.
Тело Фемистоклюса увеличилось до невероятных размеров. За какие-то доли секунды грек превратился в некое подобие гигантского морского ската. Только этот скат плыл отнюдь не в море — он парил, растекшись по небу, над дивной разноцветной равниной.
Грек присмотрелся, и картинка тут же дернулась, увеличиваясь вдвое. Теперь он понял, что видит все тот же ландшафт, по которому они с Алкидием недавно гуляли, но только с высоты птичьего полета. Синие скалы, стоящий на земле Олимп, красная пустыня…
Сверху особенно было заметно, что Летающий остров приземлился на ровной поверхности из белых отполированных плит прямо по центру. Пустыня странным образом осторожно обтекала эту искусственную площадку, словно боясь засыпать ее своей красной пылью.
 
Фемистоклюс вдруг подумал об Алкидии, представив друга грустно сидящим у входа в грот. Панорамная картинка сменилась мгновенно, и грек ДЕЙСТВИТЕЛЬНО увидел Алкидия, сидящего у кривого разлома пешеры. Парень вовсе не скучал. Закусив кончик языка, Алкидий старательно вырисовывал острым камешком на одном из сталактитов голую фемину. Рядом с феминой была начертана корявая греческая надпись.
Фемистоклюс присмотрелся — изображение тут же послушно увеличилось, и рыжебородый с неудовольствием прочел каракули друга.
«Фемистоклюс дурак!» — вот что написал на синем камне Алкидий.
Греку страшно захотелось отпустить приятелю хороший подзатыльник, но это в его новом удивительном состоянии, к сожалению, было невозможно. Рыжебородый не имел ни рук, ни ног, ни головы (последнее, к счастью для нашего героя, было не смертельно. — Авт.). Он состоял из одних сплошных глаз, способных проникнуть своим взором куда угодно.
Этой так удачно подвернувшейся волшебной возможностью не следовало пренебрегать. Фемистоклюс снова представил равнину, и картинка сменилась.
Теперь он желал видеть, где сейчас находится статуя Ареса, и он ее увидел.
По колено увязая в песке, статуя неуклюже петляла где-то в окрестностях соседних гор. Это грека несказанно обрадовало, ибо теперь они с Алкидием могли беспрепятственно вернуться на Олимп. Ожившее мраморное изваяние находилось слишком далеко от их временного убежища.
Олимп!!!
Как же он мог забыть об Олимпе?
Рыжебородый радостно рассмеялся, хотя свой смех так и не услышал. Сейчас он все узнает.
ВСЕ!
Ничто не утаится от его всепроникающего взора. И Фемистоклюс УВИДЕЛ. Увидел все, что ему было нужно, и даже больше…
Вот куда он заглянул в самую первую очередь.
* * *
Заговорщики с нетерпением уставились на выходящего из Зевсовой каюты Гефеста.
— Ну, как он там? — нервно поинтересовался Геракл, потирая ушибленную в схватке скулу.
— По-прежнему без сознания, — улыбнулся Гефест. — Эк я его приложил! Кстати, Зевса я развязал, а то вдруг в туалет, когда проснется, захочет или жрать там.
— Это ты правильно сделал, — кивнул Аполлон, —нам не нужны лишние проблемы.
— Да, а как там твоя божественная задница? — участливо поинтересовался Гефест. — Болит еще, наверное?
— Конечно болит, — скривился Аполлон, — еще как болит. Вообще-то мне нужно в медбоксе пару суток полежать до полной регенерации мягких тканей, а я тут с вами фигней страдаю.
— Ну, не такой уж и фигней, — усмехнулся Гефест, — все идет по плану…
— Почти, — деликатно поправил кузнеца Геракл.
— Ну да, почти. Всего, к сожалению, не предусмотришь, — божественный изобретатель сокру-
шенно развел руками, — но в общих чертах пока нам… мм… везет.
— Наши дальнейшие действия? — Геракл снова отер рукой саднящую скулу.
— Значит, я, — Гефест многозначительно ткнул в себя пальцем, — пишу за Зевса электронный отчет от его имени, касающийся итогов космической экспедиции.
— Ты не забудь там нас упомянуть, — напомнили заговорщики. — И премию каждому выпиши, да не скупись, институт заплатит.
— Хорошо, выпишу, — согласился Гефест, — вы по этому поводу не беспокойтесь… Так, значит, ты, Геракл, займешься производством пробоины в корпусе корабля. Да побыстрей с этим делом разберись, времени у нас в обрез. Нельзя с возвращением затягивать, а то, чего доброго, поисковую группу за нами вышлют.
— Легко сказать, разберись побыстрее, — недовольно проворчал великий греческий герой. — Я таким бредом в жизни еще не занимался. Вы знаете, какой толстый у звездолета корпус?
— А ты найди место послабее, — посоветовал Гефест, раздраженный постоянным нытьем героя. — Значит так, повторяю: я занимаюсь отчетом, Геракл — пробоиной, а Аполлон… э-э-э… лечит свою драгоценную задницу.
— Ну, как всегда, Аполлон не у дел, — все продолжал ворчать Геракл. — Нам, значит, вкалывать, а ему в солярии расслабляться. Слушайте, а может, и мне зад подпалить? В медбоксе вместе с Аполлон-чиком поваляемся, в картишки перекинемся, а ты, Гефестушка, пока все наши проблемы тут с Олимпом решишь…