Собрание сочинений в 15 томах. Том 1.

И все же он скорее предостерегал, чем предсказывал. Он рисовал грядущее не таким, каким оно обязательно будет, а таким, каким оно может быть, если человечество не спохватится и не предотвратит опасности. Мечтал же он о будущем, каким его надо сделать сознательными усилиями людей.
Наука, по его мнению, должна была сыграть в этом достойную роль.
Отношение Уэллса к науке особое, совсем не потребительское. Конечно, Уэллс понимает, какое значение имеет наука для приумножения материальных благ, но не это для него главное. Не согласен Уэллс и с ходячей идеей, очень распространенной в годы его молодости, будто рост благосостояния автоматически влечет за собой прогресс морали. Подобно всем просветителям, он считает, что пороки порождаются как бедностью, так и богатством. В романе «Когда спящий проснется» он немало рассказал о страшнейшем моральном упадке среди самых обеспеченных слоев общества, а в романе «Война миров» подверг уничтожающей критике мысль о моральном прогрессе, сопутствующем материальному. Герой книги, от имени которого ведется повествование, рассказывает читателю, что перед самым нашествием марсиан он работал над статьей, в которой лишний раз должна была быть высказана мысль о росте морали вместе с ростом общественного богатства. Но вот на Землю упали «цилиндры с Марса», и автор, оказавшись свидетелем всего, что за этим последовало, навсегда расстается с этой идеей. Материальный прогресс у марсиан намного опередил земной. Но они начисто лишены моральных понятий. Что же нужно для того, чтобы прогресс науки и стимулируемый им рост общественного богатства служил «очеловечиванию человека», а не удовлетворению его безудержной корысти? Для этого, по Уэллсу, эгоистический буржуазный индивид должен уступить место настоящему человеку – не тому, кто всю жизнь служит своей утробе, своему кошельку, своим удобствам. Занятия наукой должны помочь человеку увидеть свою высшую цель в служении интересам всего человечества, а общественные перемены – обеспечить возможность такого именно рода людям взять на себя ответственность за судьбы мира.
Но прежде чем такие перемены произойдут, как можно больше людей должны понять, что современное общество устроено неправильно. Должны быть подорваны общественные предрассудки. Смысл просвещения Уэллс видел не в отвлеченной проповеди добрых начал, не в навязывании людям придуманных схем, а в объяснении реального положения в мире. Вернее сказать, в подготовке каждого человека к тому, чтобы он сам сумел понять мир. В тактике просветителей он унаследовал самое революционизирующее их стремление – то именно, благодаря которому развитие просветительских идей пошло значительно дальше первоначальных замыслов основателей этой теории: стремление раскрепостить сознание каждого человека.
Таким, во всяком случае, Уэллс выступает в лучших своих вещах. Он не проповедник, а разоблачитель. Временами, однако, проповедник берет верх. В конце десятых и начале двадцатых годов Уэллс пишет серию «богостроительских» романов, в которых пытается при помощи религии внушить своим современникам добрые чувства. Конечно, это была попытка с негодными средствами, а появление этих романов свидетельствовало о том тяжелом духовном кризисе, который Уэллс пережил в результате первой мировой войны. Этот кризис еще усугублялся тем, что сам писатель сыграл недостойную роль в событиях военного времени. Он включился в аппарат военной пропаганды, желая использовать предоставленную ему возможность выступать со страниц правительственных изданий для проповеди своих идей и «разумной перестройки» послевоенного мира. Но официальной пропаганде гораздо лучше удалось использовать Уэллса, чем ему ее, и толкнуть писателя на заявления, которых он стыдился потом всю жизнь. Уэллс нашел в себе силы признать свою неправоту. Уже в 1916 году он высказал в романе «Мистер Бритлинг пьет чашу до дна», заслужившем высокую оценку М. Горького, свое истинное отношение к несправедливой, империалистической войне, а в двадцатые годы посмеялся сам над собой как провозвестником новой религии. Путь проповедника отвлеченной морали оказался для Уэллса опасным. Он привел его к отказу – пускай временному – от самых передовых черт его мировоззрения. И если творческая биография Уэллса не закончилась где-то в первой четверти нашего века, то этому мы обязаны возвращению его к позициям разоблачителя.
 
В 1928 году Уэллс написал свой лучший послевоенный роман «Мистер Блетсуорси на острове Ремпол». Он нарисовал в нем современный жестокий, полный несправедливости и лицемерия мир. Человек, взращенный буржуазной цивилизацией, по сути своей, говорит Уэллс, еще не поднялся над уровнем дикаря. Он всего только научился прикрывать красивыми словами свою людоедскую сущность. Герою романа, прошедшему через все испытания, которые история уготовила людям его поколения, вспоминается повседневная жестокость «благополучного» довоенного мира, варварские годы войны, такие примеры мстительности, злобы и бесчеловечия напуганного буржуа, как фальсифицированное дело и казнь двух американских революционеров – Сакко и Ванцетти. Прогресс морали? Нет, прогресс лицемерия!
С этой жестокостью и с этим лицемерием боролся по-своему Уэллс, разоблачая в своих романах и своей публицистике подлинный смысл многих тенденций и событий мировой истории, начиная с конца прошлого и вплоть до сороковых годов нашего века. Пятьдесят с лишним лет его творчества были годами борьбы – не всегда успешной. Уэллсу снова и снова приходилось самому в себе побеждать обывателя и буржуа, того самого обывателя и буржуа, которого он так ненавидел. Это придавало особенный личный оттенок его произведениям, особую психологическую остроту, угадываемую за порой иронически отстраненной манерой повествования. Его романы об обывателях особенно интересны в этом отношении. Он жалеет своего Киппса, пока видит в нем жертву того духа косности, что пронизывает собой всю английскую жизнь; он глядит на него с надеждой, когда вылущивает из-под душевной оболочки этого малюсенького человечка какие-то проявления собственного достоинства, независимости, стремления к знанию, и он же брезгливо морщится, когда замечает, как органичны мещанские проявления Киппса. Он глядит на мещанина – на этот самый массовидный образец человека в буржуазном обществе- с опаской и с надеждой, Что в нем победит: истинно человеческое или корыстное, мелкое, тупое? Он хочет научить его разбираться в окружающем, взывает к нерастраченной человечности. И он же хорошо понимает – чем дальше, тем лучше понимает, – что обыватель очень легко поддается классовой и националистической демагогии, что он может быть использован как массовая опора реакции. Об этом свидетельствовал опыт девяностых годов. Об этом говорил опыт первых месяцев империалистической войны, когда и сам Уэллс не сумел удержаться на позициях писателя-гуманиста. Об этом, наконец, свидетельствовали успехи фашизма, сумевшего отравить сознание миллионов людей. Уже во время второй мировой войны Уэллс написал роман о мещанине, пришедшем к фашизму, – «Необходима осторожность». Почти за десять лет до этого он создал другой роман о мещанине-фашисте – об «интеллектуальном» мещанине – «Бэлпингтон Блепский». Тьюлера, героя романа «Необходима осторожность», и Бэлпингтона, людей совершенно разного умственного уровня, роднит своекорыстие. Тьюлер не способен понять ничего, что выходит за рамки его полуживотных потребностей. Бэлпингтон не желает этого понимать.
В образе Бэлпингтона Уэллс верно показал, что буржуазная корысть выше знания или незнания, она подчиняет себе не только темного мещанина, но и, казалось бы, вполне «просвещенного» человека, принявшего нормы буржуазного общества. Но признать это положение до конца значило бы для Уэллса публично заявить об иллюзорности многих своих надежд. И Уэллс начинает доказывать себе и другим, что подвластность человека буржуазной морали определяется не просто степенью образованности, а характером полученного образования. Люди, овладевшие системой гуманитарных знаний, подвластны ей больше, поскольку именно гуманитарные науки несут в себе националистические, империалистические и прочие буржуазные предрассудки. Те, кто овладел точными науками, напротив, отрешаются от современного буржуазного типа сознания. Вот почему Уэллс делает фашистского диктатора Парема в романе «Самовластье мистера Парема» историком по профессии, а роль его противника отводит химику Кемельфорду. Поэтому же спасителями мира в киносценарии «Облик грядущего» выступают летчики. Поэтому же Уэллс в тридцатые годы не только писал романы, но и выступал с лекциями на научные темы, заботился о популяризации научных открытий и даже сам написал совместно со своим сыном Джорджем Уэллсом, профессором зоологии, и с внуком своего учителя Джулианом Хаксли большую общедоступную книгу о биологии «Наука жизни». В своем стремлении внедрить достижения естественных и точных наук в сознание современников Уэллс шел за французскими просветителями.