Ученица олигарха (СИ)
— Черная сестра сказала черному брату, что маленькая белая свинка не хочет говорить правду, — сказал он глубоким глухим голосом. — Черный брат пришел сказать белой свинке, что врать нехорошо.
Проклятье. Это был Живодер. Тот самый специалист по свежеванию, которого вызвала афроамериканская сука, прежде чем сдохнуть.
— Черный брат опоздал, — сказала Валенсия, бочком пробираясь к балкону. — Черная сестра второй день мертва.
— Заказ она не отменяла, — пожал плечами черный брат. Облизал нож и спрятал его в карман.
Затем поднял с пола черный кейс, положил на стол и открыл.
Кейс был забит разнообразными металлическими предметами. Прямыми, кривыми, тонкими, широкими, острыми и не очень.
Валенсия бросилась к балкону.
Черный брат резко взмахнул рукой.
Вокруг ее ног обмоталась веревка с грузилами.
Валенсия грохнулась на пол.
— Белые свинки не умеют бегать. Но почему-то всегда бегают.
Он приставил к стене табуретку, взгромоздился на нее и вкрутил под потолком внушительных размеров крюк.
— Так удобнее работать, — пояснил он. — Когда свинка висит, кровь стекает. А когда свинка лежит, кровь накапливается. Слишком мокро.
— Помогите! — завизжала она во весь голос.
Черный брат неожиданно резво для своей комплекции подскочил, навалился. Заклеил рот и связал руки.
— Свинке не надо кричать. Иначе к двум трупам прибавится еще несколько.
Он подтащил ее к стене, закинул на крюк веревку и в два рывка поднял вверх.
Валенсия задергалась, свисая с крюка.
— И трепыхаться не надо. Это мешает работе.
Он вкрутил внизу, под ее ногами, второй крюк. Пропустил через него веревку и затянул. Теперь Валенсия не могла даже пошевелиться.
Черный брат пошарил в безразмерном кармане и выудил мятый клочок бумаги.
— О, да к свинке всего два вопроса. Это просто. Кто свинку послал? И что свинка должна сделать? Отвечай, свинка.
Валенсия замычала и резко отвернулась.
— Хорошо.
Он выбрал в кейсе один из ножей. Маленький и кривой, как серп.
— Тогда я расскажу, что ждет свинку в ближайшие полчаса. — Он приставил лезвие к ее лодыжке и сделал надрез. Валенсия взвизгнула. — Сперва черный брат надрежет вокруг щиколотки. И снимет белую кожицу со ступней. Это называется «носочки». Затем — под коленками. И снимет с голеней. Это называется «гольфики». Затем — вокруг бедер. Вот здесь, — он ткнул ножом туда, где начинались ноги. — Это называется «чулочки». Затем будут «трусики», «лифчик», «топик», «перчатки короткие», «перчатки длинные». Последней будет «маска». Но белая свинка вряд ли до нее доживет. Обычно все помирают где-то между «трусиками» и «лифчиком». Был только один, который дотерпел до «длинных перчаток». Но у него не было «лифчика». Зато был «гульфик». Может свинка готова говорить?
Он отклеил с ее рта липкую ленту.
— Пошел в жопу!
Заклеил обратно.
— До жопы далеко. Она после «чулочек». Но черный брат может пойти навстречу и начать сразу с жопы. Тогда одновременно снимутся «трусики», «чулочки», «гольфики» и «носочки». Это будет называться «колготки». А еще быстрее — сделать надрез вокруг шеи и вдоль позвоночника. И снять всю шкуру целиком. Тогда ее можно будет надевать, как одежду. «Комбинезон» называется. Ну как? Начали?
— Закончили, — донеслось от двери.
Глухо чавкнул пистолет с глушителем.
На бандане появилась и расцвела красная дырочка.
Черный брат пару секунд постоял, раскачиваясь. Потом рухнул на пол.
Босс убрал пистолет.
— Похоже, все извращенцы в округе сбегаются к тебе, как медведи на малину.
Валенсия замычала.
Он сдернул с ее лица клейкую ленту.
— Ты его знаешь?
— Конечно, — ответил Босс. — Это Живодер. Боевик Кристин из «Черных пантер». Это он кстати моих гостей в пентхаусе упромыслил.
— Один? Не может быть.
— Может. Пустил усыпляющий газ, а потом не спеша раздробил молотком всем головы.
— За что?
— Там была чернокожая эскортница. Пользовалась популярностью. Он увидел, как ее сразу три пузатых белячка пользуют. Вот и снесло крышу. Говорил я Кристин, нельзя с фанатиками работать.
Он разрезал веревки.
— Ты как всегда вовремя, — сказала она. — Как здесь оказался?
— К тебе шел. У меня плохие новости.
— Еще одни?
— Да, — он снова достал пистолет. — Ты все-таки должна умереть.
Глава 16. Дневники хороших девочек
Круглый Зал Совета Директоров.
Полутьма. Горит только пара настольных ламп на кольцеобразном столе заседаний.
Заняты только два кресла из десяти. В одном сидит сухопарый старичок, похожий на летучую мышь, такой же ушастый, с острой мордочкой и торчащими вперед зубами. В другом — моложавый детина средних лет, судя по выправке — из бывших военных.
— Слушайте, — поворачивается к старичку бывший военный. — Вы хоть понимаете, как мы рискуем? Если остальные узнают… Или увидят это… — Он кивает на большой экран.
— Не узнают и не увидят. Если вы не разболтаете. Успокойтесь, Донни. Вы же генерал. Пусть и бывший. Танковые войска. Неужели сейчас страшнее, чем в горящем танке?
— Я не был в горящем танке.
— Неважно. Относитесь к этому, как к битве с рейдерами. Нашу корпорацию пытаются захватить. Мы этому противостоим.
— Вы просто не знаете, что это за монстр. Он заставил Когена съесть собственных детей!
— А, так вот почему старина Коген выглядел так, словно у него несварение желудка.
— Это не смешно! Нашу корпорацию уже захватили. Восемь членов Совета против нас двоих.
— Сейчас мы это исправляем, — старичок повернулся к экрану. — Извините за задержку, Альберт. Продолжайте.
Директор бизнес-школы Альберт Босс коротко кивает с экрана. Выглядит он сумрачно и недовольно. Ему явно не нравится то, что он вынужден делать, но он тоже не видит другого выхода.
Камера смещается. Теперь на экране видна стоящая на коленях девчушка в костюмчике школьницы из секс-шопа. Она хнычет, размазывая ладошками слезы по щекам.
— Какой же ты гандон, Босс, — всхлипывает она.
— Извини, — говорит тот. — Но так надо.
Он поднимает пистолет с глушителем.
— Подождите, — говорит старичок. — Оголите ей грудь. Должна быть видна кожа. Чтобы не было сомнений.
Босс рвет на ней блузку. Летят пуговицы, блузка распахивается. Наружу вываливаются, колыхаясь, полные груди с аккуратными розовыми сосками.
— Заканчивайте, Альберт, — говорит старичок, сглатывая.
Босс направляет ствол на грудь девчушки и спускает курок.
Пуля входит рядом с левым соском, ближе к центру.
Девчушку отбрасывает назад. Она пару раз дергается и застывает.
Камера медленно плывет над ее телом. Длинные ноги, округлые сочные бедра, узкая талия. На левой груди небольшое отверстие с рваными обугленными краями. Изнутри выдавливается немного крови. Камера перемещается выше. Почти детское личико со вздернутым носиком. Рабочий рот, пухлые губы. Струйка крови, стекающая по щеке из угла рта. Остекленевшие, мокрые от слез серые глаза.
Старичок вздыхает.
— Прекрасный экземпляр. Даже жалко. Стала бы украшением моего борделя.
— Давайте посмотрим в записи, — говорит бывший военный. — Замедленно и в увеличенном масштабе.
Картинка меняется. Теперь во весь экран левая грудь с гигантским соском. Видны поры, трещинки, прожилки на молочно-белой коже.
Пуля появляется, как сверкающий металлический астероид. Медленно вгрызается в мягкую плоть, уродуя белую невинную чистоту, оставляя на ее месте черное отверстие с кровавым подбоем. Грудь сотрясается, будто желе от землетрясения.
— Достаточно, — бывший военный удовлетворенно откидывается в кресле.
— Молодец, Альберт, — говорит старичок. — Хорошо поработали. Можете считать, что одно из этих кресел почти у вас в кармане.
Босс кивает.
Экран гаснет.
Некоторое время двое в креслах молчат, о чем-то размышляя.
— Ну что, — говорит наконец старичок. — Пора огорчить нашего общего друга. Послать ему эту прекрасную запись. И посмотреть, что он будет делать дальше.