Память, Скорбь и Тёрн

— Да, но не так уж хорошо. И почему так близко от замка? Почему им было не подождать, пока он доберется до Вальдхельмских гор или выйдет на дорогу к Холодному пути, и не убить его там, где я никогда об этом не узнаю? Кроме того, мне странно, что Скали воспользовался стрелой. Я могу себе представить, что он зарубил Виндесенна своим огромным топором, но застрелить и спрятать в Кинсвуде… Странно это.
— Тогда кто?
Изгримнур покачал головой, ощутив наконец действие меда.
— Я не знаю. Это и тревожит меня, эрнистириец, — сказал он, помолчав. — Странные вещи происходят. Рассказы путешественников, замковые слухи…
Эолер подошел к двери и распахнул ее. Свежий воздух хлынул в комнату.
— Времена действительно странные, друг мой, — сказал он и глубоко вздохнул. — Но, может быть, самый главный из странных новых вопросов — куда же делся среди всех этих странностей принц Джошуа?
Саймон поднял кусочек черепицы и запустил его в воздух. Описав изящную дугу, камешек свалился на куст, остриженный в форме какого-то животного. Саймон подполз к краю церковной крыши и разглядел, будучи опытным стрелком из рогатки, что в месте попадания камешка прыгнула испуганная земляная белка. Он откатился от водосточного желоба в густую тень дымовой трубы. Кирпич приятно холодил спину. Над головой полыхало свирепое око маррисовского солнца, подходившего к своей полуденной вершине.
Это был хороший день, чтобы ускользнуть от надоедливой работы, поучений Рейчел и объяснений Моргенса. Доктор еще ничего не знал, а может быть просто не упоминал о неудавшемся порыве Саймона к военной карьере. Это было очень хорошо.
Можно надеяться, что так оно и останется.
Несчастный и злой, морщась от яркого утреннего света, он вдруг услышал слабый тикающий звук возле своей головы. Он открыл один глаз и едва успел заметить маленькую серую тень, прошмыгнувшую мимо. Саймон нехотя перекатился на живот и внимательно оглядел крышу.
Она расстилалась перед ним огромным полем, усеянным горбатой черепицей. Из глубоких трещин торчали холмики коричневого и светло-зеленого мха, волшебным образом пережившего засуху. Черепичное поле поднималось к куполу церкви, который вздымался над крышей, как панцирь морской черепахи, выходящей на берег в тихой бухточке. Витражи, украшавшие купол церкви, изнутри казавшиеся волшебными картинками из житий святых, отсюда выглядели как темные, плоские изображения грубых фигур на серо-коричневом фоне. На вершине купола блестело в солнечных лучах золотое древо. Саймону было видно, что оно просто позолоченное, потому что тонкие золотые полоски облупились, выдавая скрытую под золотом ржавчину.
За замковой церковью расстилалось целое море крыш. Наклонные бугристые пространства Большого дома, тронного зала, архива и помещений для слуг снова и снова восстанавливаемые, снова и снова разгрызало время. Слева от Саймона маячила стройная и высокомерная Башня Зеленого ангела, еще дальше из-за арки церковного купола высовывалась приземистая серая Башня Хьелдина, похожая на собачку, стоящую на задних лапах.
В тот момент, когда Саймон окончательно углубился в созерцание мира крыш, он снова заметил уголком глаза мелькнувшую серую тень. Саймон обернулся и увидел хвост маленькой дымчатой кошки, исчезающей в щели на краю крыши. Саймон решил подползти поближе. Он опять перевернулся на живот и стал наблюдать.
Теперь нигде не было и намека на движение.
Кошка на крыше, думал он. Что ж, она имеет полное право жить здесь, во всяком случае, не меньше, чем мухи и голуби. Наверное, она ест чердачных крыс, которые вечно скребутся по ночам.
Саймон внезапно ощутил странную нежность к этому маленькому существу, которое он и видел-то только частично. Что-то было у них общее. Кошка, как и Саймон, знала здесь все входы и выходы, все потайные щели и повороты, она тоже ни на что не спрашивала разрешения. Маленький серый охотник шел своим путем, не ожидая от других ни заботы, ни участия…
Саймон знал, что это трагическое описание не вполне подходит к его положению, но ему чем-то льстило такое сравнение.
 
Вот, например, разве ему не пришлось пробираться незаметно на эту самую крышу, чтобы посмотреть, как выходит в поход отряд эркингардов? Рейчел Дракон, которую раздражало его увлечение всем на свете, кроме помощи в ведении домашнего хозяйства, что она считала его истинной, хотя и пренебрегаемой им обязанностью, жестоко запретила ему спускаться вниз и присоединяться к толпе у Главных ворот.
Горбатый Рубен Медведь, поигрывая свинцовыми мускулами, сказал Саймону, что отряд идет до Фальшира, вверх по течению Имстрека к востоку от Эрчестера.
Там сейчас волнения гильдии торговцев шерстью, объяснил он юноше, бросая в воду раскаленную подкову. Кашляя от горячего пара, Рубен пытался описать происходящее: убытки, нанесенные чумой, так велики, что Верховная власть вынуждена забрать овец фальширских фермеров — их главное средство к существованию — чтобы накормить голодающих, со всех сторон стекающихся в Эрчестер. Торговцы шерстью решили, что они таким образом тоже станут голодающими, и теперь толпятся на улицах, настраивая местных жителей против непопулярного эдикта.
Совершенно естественно, что Саймон в прошлый вторник забрался на крышу церкви, чтобы стать свидетелем того, как граф Фенгбальд, сеньор Фальшира, ведет за собой отряд эркингардов: несколько сотен хорошо вооруженных пеших солдат и дюжину рыцарей.
Он ехал впереди, на нем были кольчуга, шлем и прекрасный алый камзол с вышитым на груди серебряным орлом. Наиболее циничные зрители предполагали, что граф взял с собой столько солдат, боясь, что фальширские подданные не узнают его, поскольку Фенгбальд больше времени проводил в отлучке, чем дома. Другие говорили, что граф опасается, что они могут ненароком узнать его — ибо он не снискал особенной любви в своем наследственном владении.
Саймон во всех подробностях припомнил потрясающий шлем Фенгбальда — сверкающую серебром каску, увенчанную парой распростертых крыльев.
А ведь Рейчел и все прочие правы, подумал он вдруг. Фенгбальд и его благородные друзья никогда и не узнают о моем существовании. Пора что-то делать, ведь не хочу же я навсегда остаться ребенком? Он царапал по черепице кусочком гравия, пытаясь нарисовать орла. Кроме того, вряд ли я хорошо выглядел бы в латах, верно?
Мысли об эркингардах разбередили все еще свежую рану, но каким-то образом и успокоили. Он лениво стучал по кровле ногами, внимательно наблюдая за кошачьей пещерой, в надежде уловить звук хоть какого-нибудь движения ее обитательницы.
Был уже час пополудни, когда у входа в нору раздался подозрительный шум.
Саймон, который к этому времени уже успел въехать в Фальшир на боевом жеребце и немного устал от мелькания в воздухе сотен цветов, которыми прекрасные девушки осыпали его из окон, насторожился и замер. Из щели показался нос серой короткошерстной кошки с белой отметиной, идущей от правого глаза к подбородку.
Юноша лежал совершенно неподвижно и смотрел на нее. Внезапно испугавшись чего-то, кошка выгнула спину и сузила глаза. Саймон подумал, что маленький охотник понял, что за ним наблюдают, и изо всех сил старался не шевельнуться.
Тогда кошка двинулась вперед, выходя из тенистой щели на солнечные просторы крыши. Саймон застыл, а котенок подхватил лапкой кусочек гальки и побежал по крыше, подбрасывая игрушку, догоняя ее и опять подбрасывая.
Мальчик некоторое время наблюдал за этой игрой, но тут кошка проделала особенно смешной пируэт: разогнавшись в погоне за галькой, она решила резко затормозить обеими передними лапами и, перекувырнувшись через голову, свалилась в очередную щель между черепицами, где и осталась лежать, в изнеможении взмахивая хвостом. Тогда долго сдерживаемый смех вырвался наружу; зверек в ужасе взмыл в воздух, приземлился и кинулся к своей щели, удостоив Саймона лишь беглым взглядом. Этот акробатический уход вызвал новый изматывающий приступ смеха.