Предание Темных

Ладно, на обратном пути попрошу Влада, если все нормально, остановиться там же. Может, заодно и Милли с Сандрой уже заберем с собой.
– Хорошая девушка Сандра – будто прочитав мои мысли, вдруг разрезает тишину салона голос Влада – и сестра ее тоже. Хотя они очень разные.
Конечно, одна тебя подозревает и даже побаивается, а вторая, судя по всему, как сказал бы Лео, когда-то была «партнером по кровати», с которой ты, судя по всему, остался в хороших отношениях.
Раз Влад сам подал голос, сподвигая к беседе, я решаю этим воспользоваться. В конце концов, у меня накопилось много вопросов по поводу ночных событий, которые я не могла задать при Милли. А раз уж, его стараниями, мы оказались в одной машине, держа путь в Брашов, пока Лео едет в одиночестве и раздражении в Бухарест, я могу, наконец, попытаться получить хотя бы какие-то ответы.
Быть может, все окажется так же просто, как буря или песочные часы, которые тоже поначалу, казалось, невозможно как-то объяснить.
Эта девушка, Илинка..
Их деревня не так уж далеко от замка, пешком дойти можно, но потратив прилично времени. Может, он был у нее? Это тогда может объяснить и то, почему Влад не вернулся в скорости. Тем более, она сама сказала
(..почти переселился на свою мельницу. сегодня только утром пришел, чернее тучи, и вот опять ушел..)
что была этой ночью без отца. Конечно, это все еще не объясняет, почему он в принципе так резко туда ломанулся именно в бурю посреди ночи, но на то человеку и дан дар речи, чтобы находить истину в процессе разговора, дискуссий, или вопросов-ответов.
– Слушай, на счет сегодняшней ночи, ты..
– Не спрашивай меня, пожалуйста – резко перебивает он, не дав и закончить, словно ожидал чего-то подобного – все, что тебе надо знать, так это то, что тебе совершенно нечего бояться.
(..но скажи, зачем так грамотно огораживаться со всех сторон человеку, которому нечего скрывать?..)
– У тебя слишком много тайн, Влад – сухо замечаю я – одно это ни единому человеку рядом с тобой не позволит «совершенно ничего не бояться».
Влад бросает на меня короткий острый взгляд, но, так ничего и не ответив, вновь возвращается к дороге.
-4-
До самого музея мы едем в совершенном молчании.
Абсолютной, тотальной тишине, которая, наверное, может сравниться лишь с той, что была нынче ночью на площадке. И теперь это совсем не такая тишина, которая была при Милли и Сандре – мягкая, теплая. Когда люди молчат не потому, что им не о чем поговорить, а потому, что они понимают друг друга без слов.
Сейчас же тишина больше напоминает электрические разряды.
Но я решаю, что не дам себя, подобно Лео, вывести Владу на эмоции. Еще на примере друга я заметила, как Влад ловко манипулирует эмоциями человека, сам сохраняя хладнокровие – как играет на них, загоняет в тупик, выводит из себя еще больше, чтобы человек потерял всякий здравый смысл.. а на обычном гневе спор никогда не выиграть.
Он, будто мячиками, безупречно жонглирует сухими фактами, заваливая ими человека одним за другим, не давая ни опомниться, ни что-либо возразить. Получая так много информации от совершенно невозмутимого оппонента, человек, находясь в гневе, уже попросту начинает сомневаться, что правда действительно на его стороне и у него вообще остались какие-то шансы выйти победителем из этой склоки.
Нет, бодаться с Владом бесполезно.
Это я поняла на своем договоре, это я поняла на примере Лео, который пытался утром отвоевать мое право свободного передвижения.
На каждое слово у него найдется два – и не простых отговорок, а тех, что поставят в тупик.
Поэтому, к тому моменту, как мы останавливаемся возле музея, я решаю, что буду использовать по отношению к Владу другую тактику. Раз уж я не могу играть на его грязных приемчиках (например, использовать то, что он вынудил поехать с ним для того, чтобы получить ответы на какие-то вопросы), то я буду просто их избегать.
Что я имею на данный момент?
 
Я могу свободно выезжать из замка в любое время по каким-то личным делам сама или с кем захочу, он это не имеет никакого права ни контролировать, ни отслеживать. В любых ситуациях единственное, чем он может парировать – это работа. Когда заканчиваются границы работы – заканчиваются и его права воздействия на мои решения.
Но как стало понятным – он в любой ситуации найдет, как приплести работу, если ему это понадобится – даже там, где казалось бы, сделать это совершенно невозможно.
Потому единственное, что мне остается – это прекратить любое информирование о своих действиях. Куда бы и зачем бы я не выезжала из замка, я всегда буду оговариваться «личными делами», а если все-таки какие-то из этих выездок завершаться настолько успешно, что потребуется его вмешательство, как покупателя – сумею вырулить ситуацию так, будто бы я без него этого делать и не начинала.
Иначе говоря – буду играть грязными трюками на его грязные трюки.
Если игра заведомо задана нечестной – то своим мухлежом я не нарушаю правила.
Я так сильно погружаюсь в эти свои стратегии (которые в масштабе остального выглядят просто смешными), что лишь выйдя из машины замечаю, что в этот раз музей выглядит иначе.
Хотя последний раз я его видела всего лишь два дня назад.
В здании явно начали ремонт, а вход оказывается перекрыт. Пока Влад осматривается, не понятно, пытаясь ли вообще как-то оценить ситуацию, я подхожу к дверям с намерениям все же попытаться их толкнуть (хоть и понимая, что они закрыты), но замечаю там листок.
Очевидно, оставленный специально для таких упертых, как я. Развернув и прочтя его я узнаю, что музей закрыт на реконструкцию.
Я все еще помню, каким он был внутри безнадежным два дня назад.
Что бы затеять тут реконструкцию, потребуется очень и очень немалые деньги. И учитывая, что до получения картин музей находился на стадии банкротства, выходит, что единственная прибыль, полученная с того момента – это та сумма, что была выплачена Винсентом за картины.
Но что-то очень сомнительно, что на те копейки старик, даже при учете впадения в абсолютный маразм и потери с реальностью, мог затеять реконструкцию двухэтажного здания.
На те-то деньги, откровенно говоря, он бы и половину пандуса здесь не сделал.
Нехорошие мысли невольно начинает закрадываться мне в голову.
Выходит, он взял еще откуда-то деньги, чтобы начать ремонт. Но откуда? Они могли появиться.. только если он все-таки успел продать оставшиеся картины какому-то богачу, согласному отвалить за них достаточное состояние, которое могло бы с лихвой покрыть ремонт этой старой кирпичной коробки.
Влад подходит сзади так бесшумно, что я вздрагиваю, но тут же слабо машу бумажкой в воздухе:
– Музей на реконструкции. Скорее всего, старик успел всучить кому-то полотна.
– Не факт – возражает он и толкает двери, до которых я, обнаружив лист, так и не дошла.
На первый раз они лишь неподатливо скрипят, но когда Влад нажимает чуть сильнее – на удивление, со скрипом отворяются. Неужели их даже никто не закрыл?
Кто будет оставлять листок, уповая лишь на то, что люди не станут после этого пытаться надавить на двери хотя бы попытки ради? Только тот..
– Ce cautaty aici? – доносится визгливый женский голос сзади.
..кто и так ошивается рядом с этим зданием.
Обернувшись, мы замечаем делового виду девушку, с искажённым от недовольства лицом. Ее светлые брови угрожающе сошлись к переносице – очевидно, с такими как мы, ей приходится иметь дело по несколько раз на дню, потому ей все это уже сильно надоело.
Решив попытаться как-то уладить ситуацию без вмешательства Влада (все-таки я реставратор со стажем и умею разруливать подобные конфликты с творческими людьми), нацепляю на себя самую дружелюбную улыбку и делаю шаг к девушке:
– Извините, нам очень надо поговорить со смотрителем. Можно было бы это как-то устроить? Мы приехали издалека, поэтому..