Предание Темных

Боже, Джен, еще Милли ты называла впечатлительной? Сама-то! Увидела замок и тут же с пустого места приписала ему кучу приведений и прочей ерунды.
– За двадцать лет?
Мысленно прикидываю, что даже при самых больших оплошностях, столько лет назад Влад еще точно был ребенком.
– Значит, вы работаете тут еще со времен родителей Влада? Так сказать, наблюдаете смену поколений? Вы уже, наверное, стали почти членом семьи?
– Не совсем. Я сказал, что в этом доме работаю двадцать лет. А с господином Владом всего ничего. Он только купил этот замок. Все произошло так быстро..
– Только купил?
Но более дворецкий рассказать ничего не может, так как знает Влада немногим дольше меня. Уйдя, он оставляет меня в совершенно шокированном состоянии.
Если он только купил замок, то где жил раньше? Очевидно, тоже где-то здесь, ведь он ни раз упоминал о том, что «местный». Но если у него уже было жилье, зачем было его менять? И связано ли этот как-то с картинами и нашей сделкой?
Я слышала, что у психически больных людей бывают периоды обострения..
Чем больше я накручиваю себя, тем больше мне становится не по себе. Однако, власти я над ситуацией, в которую попала, не имею уже со вчерашнего вечера, потому решаю, что лучше постараться абстрагироваться от этих бесплотных размышлений.
Но никакое занятие в этом мрачном месте не сможет заглушить размышления о нем и его владельце.. разве, что если я окажусь далеко от этого места?
Открываю тубы и достаю вторую картину, так как портрет Хасана очистила еще в отеле. Однако, изучив покрывающий его слой, обнаруживаю, что он очень плотный. Совсем не в пример первому полотну.
Приходится перепробовать несколько из купленных инструментов, прежде, чем получается отделить хотя бы один кусочек краски от полотна. Да уж, видимо, с этой картиной работа затянется..
Однако, уже на втором куске замечаю, что нижняя часть слоя мягче верхнего. Значит, картины закрашены.. совсем недавно.
Но кому могло понадобится нарочно закрашивать хорошо сохранившиеся полотна?
Замерев на мгновение, я тут же принимаюсь именно за нижнюю часть, так как она отходит гораздо быстрее. Слой за слоем, кусочек за кусочком..
-7-
1444 год, Османская империя.
Домик в саду.
– Лале-хатун, что это у вас?
Лале содрогается так резко и сильно, что кисточка делает ненужный мах и чуть портит картину. Однако, сейчас ее беспокоит не это. Она была уверена, что она одна, и может работать вдоволь над портретом, но в какой-то незримый для нее момент – ее тайное место превратилось в какой-то постоялый двор.
Пытаясь спешно прикрыть мольберт спиной, Лале оборачивается к Сафие. То, что это она, Лале поняла еще по голосу – чего нельзя сказать о причинах появления здесь дочки визиря.
И что меньше всего нравится Лале – так это то, что наряду с удивлением на лице девушки начало проклевываться любопытство. Что-то все-таки Сафие успела увидеть..
– Что вы здесь делаете? – бормочет Лале – Дамет же сегодня на службе и..
Лале не хочется казаться бестактной, но свое тайное место она им открыла только на время их встреч, а не на любое время суток, когда захочется прийти. Это все так же ее, а не их тайное место.
– Да, Дамет на службе, и мне так тоскливо без него.. А дома я даже грустить не могу. Отец сразу что-то заподозрит.
Любопытство на ее лице вновь вытесняет печаль, и она со своего места пытается будто заглянуть за плечо Лале:
– Лале-хатун.. вы рисуете шехзаде Хасана?..
– Нет, это не то, что вы подумали..
Лале еще сама не знает, как будет объясняться, но уж точно не собирается признаваться в этом запрещенном деянии, несмотря на портрет за ее спиной, свежие мазки которого уже наверняка отпечатались на корсете платья.
Но Сафие поспешно машет руками, словно опасаясь спугнуть диковинную бабочку, которой не успела налюбоваться вдоволь:
– Нет-нет, Лале-хатун, я никому не скажу, обещаю! У вас очень красиво получается.. – тут глаза девушки упираются в пол и она смущенно добавляет – но раз уж вы все равно нарушили закон.. то может нарушите его еще один раз, для меня?
 
– Не совсем вас понимаю..
– Говорят, султан Мурад скоро надолго покинет Эдирне. Отряд Дамета должен ехать с ним..
Остатки любопытства полностью сходят с лица Сафие, руки начинают подрагивать, а в голосе отчетливо проступают истеричные нотки:
– Долгая разлука.. с глаз долой, из сердца вон! Он забудет меня!
Лале теряется:
– Право, Сафие-хатун, не знаю, чем могу вам помочь..
– Можете! Вот.. если бы у него был мой портрет.. то он бы постоянно видел меня, понимаете? Я бы дала его с собой! У него бы постоянно при себе было что-то от меня!
– Как мне кажется, Сафие-хатун, если любовь крепка, то никакая разлука ей не помеха. А если же нет, то и никакая картина ей не поможет..
Сафие сокрушенно кивает и роняет лицо в ладони:
– Вы правы, вы так правы! Но я должна же сделать хоть что-то, не могу же я просто ждать и уповать!
Лале думает, что весьма занимательная выходит ситуация: Сафие убеждена, что должна что-то сделать, но при этом «что-то сделать» за нее просит именно Лале.
– Конечно, узы брака могли бы скрепить наш союз гораздо прочнее картины.. но дочь главного визиря и простой янычар? Ох, Лале-хатун, Дамету нужно долго подниматься по службе, чтобы наш брак стал возможным. Если вообще-то когда-нибудь станет..
К этому моменту речь девушки уже становится совершенно неразборчивой из-за стенаний. Замолкнув, она начинает горько плакать, и Лале становится ее жаль. В конце концов, она ведь сама решила вмешаться в судьбу их отношений, предложив укромное место – так почему не помочь еще раз?
Тем более, рисовать ей нравится, а поскольку картина эта для самой Сафие, она уж точно не станет о ней болтать посторонним. Значит, все это по-прежнему будет безопасно. А потрет Хасана закончить у нее еще будет время.
– Ладно – Лале утешительно обнимает Сафие – я помогу вам. Правда, для этого придется отложить потрет шехзаде, потому что надо будет успеть закончить вашу картину до отъезда Дамета. А времени осталось совсем немного..
– Вы правда поможете мне?
Сафие отнимает лицо от плеча Лале. В ее глазах светятся неверие и надежда одновременно:
– Напишите мой портрет?
– Да.
– О, Лале-хатун, как я вам благодарна!
– Пока еще рано – Лале терпеливо скручивает портрет Хасана – сейчас принесу чистый лист и приступим. Нельзя терять время. Думаю, до урока успею сделать хотя бы набросок.
Однако, когда Лале, спрятав портрет Хасана, возвращается обратно с чистым листом – Сафие уже испуганно жмется к стене. На нее, утробно рыча, угрожающе надвигается гончая Хасана.
– Момпен, не надо! – Лале быстро подзывает собаку – ты чего? Сафие наш друг, прекрати..
Увидев хозяйку, собака быстро успокаивается. Предложение Влада дать собаке имя в итоге заимело за собой основания. Вскоре Лале поняла, что окликать гончую как «гончая» не даст большого прока. А собака такой питомец, которого окликать постоянно приходится. Аслан подсказал ей странное на слух имя, хотя она толком и не знала, откуда он его взял.
– Проходите, не бойтесь – теперь Лале кивает уже дочке визиря – она не укусит. Просто не признала вас сразу, решила, что..
– Что здесь делает собака? – испуганно лепечет Сафие.
– А, ну.. – Лале огорченно хмурится – я думала, Шахи-хатун позволит мне держать ее у себя, но она и слушать не стала. Раскричалась, схватилась за сердце..
Лале устанавливает лист на мольберт:
– В общем, теперь собака живет здесь.
Проходит еще несколько минут, прежде, чем Сафие соглашается принять тот факт, что собака, только что готовая кинуться на нее – совершенно безопасна. И то, как кажется Лале, смиряется она с этим только потому, что ей очень нужен портрет и другого места для его написания все равно не найти.