Заглуши Мою Боль (СИ)

Я подогнула ноги в коленях и уткнулась в них лбом.
— Что же мне делать? Раб, убивший Вольного…
— Пока — отдохнуть. Потом подумешь.
Я уже не слышала, как гравикресло покинуло комнату.
Я не смогу признаться, что сама убила Дэрека, используя мыслеграни кристалла подчинения своего раба. Если даже мне поверят и не запрут как душевнобольную, Сита тогда точно не выпустят.
Что же мне делать?
РАБ И СТРАЖ
"Наверное, это смерть унесла боль" — подумал я, удивившись свободе каждой клеточки своего тела. И не мог ею не воспользоваться.
Пусть я умираю, возможно, в последнем рывке я смогу забрать эту тварь с собой.
Не помню, как я выхватил нож, но чётко помню удивлённый застывший взгляд мёртвого Дэрека.
Когда я подскочил к нему, он уже упал, и смотрел в небо остекленевшими глазами. Мой хозяин был мёртв, но я не мог оставить ему хоть малейшую возможность изменить это.
Я снова и снова всаживал в него лезвие, не разбирая, куда именно оно попадает, не останавливаясь даже для того, чтобы вытереть кровь, заливавшую мне лицо.
Чужую кровь. Кровь моего хозяина. Ещё тёплую, противно липкую.
Когда чужие руки оттаскивали меня от мёртвого обезображенного тела, я не сопротивлялся, стараясь лишь как можно глубже вгонять лезвие, с силой вырывая его каждый раз обратно.
Труднее всего было осознать, что я не умер.
Ощущения обострились, вызывая чувство нереальности происходящего.
Я чувствовал жизнь в потерявшей сознание Дане, причем как-то странно — ощущения словно двоились, отражаясь друг в друге, словно зеркало в водной глади.
Я слышал — среди всего шума, чётко и ясно — крики появвляющихся буквально отовсюду стражей, теснящих отчаянно отстреливающихся из бластеров людей в черных комбинезонах. Их было мало, и умирали они быстро, хотя поначалу стражам было приказано брать их живыми. Но буквально через минуту приказ был изменён.
Я видел мужчину, склонившегося над моей женщиной. Мне не нужно было догадываться, кто он и что чувствует к ней — всё очень ясно отразилось на его лице при взгляде на Дану. Я успел это увидеть, а уже через секунду его лицо приняло холодное бесстрастное выражение. Его обычное выражение.
Соль, неужели это правда — я вижу, слышу, чувствую?…
Я жив?!
*****
Когда меня, наскоро отмыв и переодев в робу для заключённых, ввели в камеру, он уже был там. Высокий. Подтянутый.
Он стоял немного в стороне, слегка расставив ноги и расправив плечи, руки заложены за спину. Я поймал его взгляд. Только холод. Этого следовало ожидать — глава Тайной Службы не имеет права на эмоции. Тем более — на их проявление.
Тэллас Кэррай. Лично.
Вольноотпущенник, чудом избежавший кристалла. Чудом и своим умом. Годами изображавший глупца, не достойного такой дорогой игрушки, как кристалл подчинения.
Раб, сумевший стать Стражем и получить вольную.
Страж, заслуживший свою репутацию и должность Главы.
Легенда не только среди рабов. Пример стойкости. А ещё — преданности и беспощадности.
Человек, смотревший на Дану совершенно не с холодом во взгляде. И лично пришедший меня допрашивать. Я мысленно попрощался и со здравым смыслом, и с жизнью.
Не ожидая приказа, я прошел вперёд и опустился на колени, заведя за голову скованные руки.
Я смотрел на него снизу вверх, стоя в привычной позе. Мне очень хотелось отвести взгляд, но я не смел. Не перед ним.
— Я жду признания.
— Я его дам.
— Вот так, сразу? — во властном голосе не было удивления. — Боишься пыток?
— Да. Это тоже. А ещё — я виновен.
Страж хмыкнул, не прекращая меня разглядывать.
— Ты знаешь, что втыкал нож в уже мёртвое тело?
— Надеялся на это. Но однажды я уже думал, что убил его. Теперь — хотел знать это наверняка.
— Как ты убил его?
— Я не знаю.
Это не было ложью. Предполагать — не значит знать.
Страж нахмурился.
— В тебе же кристалл.
— Полного подчинения, — подтвердил я.
— Тогда как…?!
— Я не знаю.
Страж сжал стиснутую в кулак левую руку правой. Чего он медлит?
— Я рассчитывал на другой разговор.
Разговор? Я готовился к пыткам.
 
Внезапно он шагнул ко мне и просто сел рядом на пол, уперев руки в колени и склонив голову виском на скрещенные пальцы. Глаза его с интересом рассматривали ту же точку, что и мои минуту назад.
Сейчас же я просто ошалело смотрел на Стража, удивляясь, что всё ещё могу удивляться.
Тихим, незнакомым, почти просящим голосом мужчина заговорил.
— Расскажи мне о ней. Не сдай, — добавил он в ответ на мои сжатые губы. — Расскажи. Я не видел её четыре года. Как она всё это выносит?
Я откинулся на пятки и опустил руки. Страж не одёрнул.
— Она… держится. Чаще всего — с холодной, грубоватой иронией… Переживает, принимая решения, старается всё сделать правильно. С её представлениями о морали — это трудно. Тогда она злится и чешет нос о свой ноготь. И она — заботится…
Я говорил, опять удивляясь, теперь тому, как много могу рассказать о Дане, не упоминая её миссию. Кэррай кивал, иногда улыбаясь самым уголком губ, иногда — едва заметно хмурясь. Когда я умолк, он посидел около меня ещё несколько минут, а потом, словно через силу, медленно поднялся.
— Спасибо, — бросил он, подходя к двери.
— Господин, — окликнул его я.
— Что ещё? — ко мне повернулся Страж, холодный и беземоциональный, совсем не похожий на только что слушавшего меня мужчину, желавшего узнать о дорогой ему женщине.
— Прошу, не дайте ей… увидеть казнь. Пожалуйста.
Кэррай как-то странно дёрнул головой, не то кивнул, не то покачал, и быстро вышел.
ЗАМЕСТИ СЛЕДЫ
*****
"Будь проклят тот день, когда я решил, что разработка кристалла-блокатора — хорошее вложение средств. Мало мне было находящегося, по всей видимости, на грани здравого рассудка Великого Дамкара, если он вообще существует, и за расплывчатым силуэтом стоит реальный человек. Нужно же было связаться с ещё одним психом", — не удержался от чертыханий секретарь Третьего Советника, прослушав срочное донесение от агента в фордштате Кэррая. Он же предупреждал этого долбанутого учёного — плохая была идея — лезть в пасть тигру.
А ведь поначалу нейробиолог смотрелся вполне вменяемым — даже торговался за будущий результат своего эксперимента вполне по-человечески: алчно и расудливо. Когда же окончательно с катушек слетел? Когда жена сбежала? Или когда вернулась?
Да и не так важно. Но, и вправду, будь проклят тот день…
Хотя, уже через пару минут, получив новые донесения, Эштон Хиллар был готов забрать свои слова обратно — проклятия явно раздражали Всевышнего, Соль, или кто там ещё взялся менять судьбы мелких людишек. И раздражение это вымещалось тут же.
Дэрек Хоэри мёртв. И в этот раз — не просто официально. Его бренные останки уже доставлены в личный морг Кэррая. И вернуть их — не реально, хорошо, хоть его агент информацию смог передать, хотя канал явно под угрозой раскрытия.
Люди, которых Эштон послал — таки подстраховать отчаянную и рискованную вылазку Дэрека за женой — убиты. Ну, хоть тут повезло. Достанься Кэрраю хоть кто-то живой — Эштона бы уже взяли. А так, пока Аэрус всё перепроверит — не может не перепроверить, слишком уж порядочный, особенно как для Советника — у Эштона есть фора во времени. И предусмотрен запасной план. Хорошо, хоть он успел дальновидно вывести свои личные активы за пределы банковской системы Соледара. На первое время должно хватить.
Отдав по комму несколько распоряжений, он задумчиво покрутил свой брасфон на правой руке. Глубоко вздохнув, поднялся и подошел к небольшой картине на стене, провёл рукой по багету и распахнул её, словно створку дверцы, чем, собственно, она и была.
Да, лучше всего у Эштона Хиллара получалось заметать следы и перестраховываться. Потому он до сих пор и жив, с его-то профессией.
Ренегат достал из кажущегося пустым сейфа в стене металлическую пластину, на которой в трёх выемках поблёскивали кристаллы глубокого голубого цвета. Он извлёк их и поднёс кбрасфону, в который они словно втянулись, практически полностью скрывшись в толще полимера, напичканного электроникой.