Стрекоза (СИ)
— Я отправил его за Секирд. Девку надо вытаскивать сюда поскорей, да и он мне тут не нужен под руку квохтать.
Да, это правильно. Утром обитатели Горчичников пойдут по постоялым дворам и трактирам искать дварфа и гоблина. Мы уже узнали все, что могли узнать в Идолте. Можно уезжать.
Я расслабилась и скосила глаза на бок. Кажется, ничего страшного, только крови натекло. С моими запасами зелий утром буду в порядке. Дварфо слегка приглушило боль и теперь орудовало иглой. Края раны светились, соединяясь друг с другом, а что оно творило внутри, я не знала, но по ощущениям, во мне вовсю гуляла лекарская магия. Закончив, Лавронсо поставило передо мной кружку отвратного пойла. Подозреваю, что в подобное питье специально подмешивают травы попротивнее, чтоб неповадно было болеть.
— Вот что, — голос Лавронсо приобрел интонации директрисы, отчитывающей нерадивую пансионерку за проказы. — Если не прекратишь дурить, мы тебя отставим от задания. Будешь нас на постоялом дворе ждать, пока не решишься на что-нибудь.
— Донно Лавронсо, смею напомнить, что в этой команде последнее слово за мной. Я не люблю объявлять об этом обстоятельстве открыто, но таково настоящее положение дел.
— А мы не любим ходить под лезвием топора из-за твоих метаний! Или используй мужика по назначению, или выкинь романтическую дурь из головы. Но прекрати нарываться на смерть!
— Что? — опешила я.
— То! Страшно выбирать? Помереть проще? Это ты как хочешь, но без нас.
— Я задержалась, чтоб забрать важную бумагу, — я постаралась добавить в голос металла, чтоб не звучало как оправдание.
— Никуда бы твоя бумага не делась! Ты хотела либо все решить махом, либо саму себя махом решить!
Я молчала, пытаясь придумать, где бы оно было неправо, и у меня не получалось.
— Был у меня такой командир, когда мы в пустыню Ык за сокровищами пошли. — Пыл Лавронсо угас, и дварфо вернулось к привычному ворчанию. — Никак не мог выбрать между бабой любимой и бабой беременной. Все по краю ходил, а как назад возвращались, сорвался, полез на песчаного червя вперед всех. — Лавронсо сделало паузу, представляя мне самой догадаться, во что песчаный червь превратил незадачливого кладоискателя. — Даже костей не осталось. Только мешок с добычей эта тварь и выплюнула. Мы его долю беременной отдали, ребятенка растить. Вторая баба два месяца выла. А мог бы к ней вернуться! Сокровища беременной, сам жениться, а сына навещать! Народец вокруг пошептался бы чуток, пока не надоело, а там глядишь, другие сплетни подоспели бы. Зато и сын при отце, и бабы при деле. Но нет, морочился — и так плохо, и так не поймут. А ты-то чего боишься?
— Боли! — огрызнулась я. — Тебе не понять! Тебе еще два года не понять!
— Да-а, куда уж мне, — прошипело Лавронсо. — У нас же, пока причиндалов нет, и сердце не отрастает.
Я ничего не ответила. Расспрашивать о чувствах дварфов до пробуждения влечений было не к месту.
— Слушай меня, неразумная. Боль твоя никуда уже не денется. Если за столько лет не остыло, всё, кранты, тем более теперь, когда руку протяни, и вот он, ждет готовенький. Так что, либо решайся, либо смирись, что болеть так и так будет. А еще раз нарвешься, оставим терзаться в одиночку и уедем.
— На моей Стрекозе? — попыталась съязвить я.
— На твоей Стрекозе выполнять твою работу, раз ты справиться не можешь.
— А за рычаги кого? — попыталась съехидничать я.
— Дерика вон научим. Ты не юли. Поняла меня?
— Демоны же толкнули взять такое мудроумное в команду, — проворчала я. — Все дварфы такие, или ты один особенный?
— Не все, — хмыкнуло Лавронсо, — но многие. Это все потому, что мы ума набираемся, пока мужское иль женское на голову не давит, и голова свободная, а не как у людей.
Дварфо важно почесало пушистый подбородок, и я порадовалась, что нет здесь Бейлира. Устроили бы турнир за звание самой мудрой расы. Отсутствие мужского или женского у дварфов и легендарное высокомерие эльфов ничуть не мешают тем и другим состязаться по любому поводу. Я даже удивлена, что Бейлир и Лавронсо цапались только раз в неделю, а не трижды на дню.
Дварфо поднялось, чтоб уйти, но я не могла не подпустить яду на прощание.
— Посмотрим, Лавронсо, как ты будешь через два года выбирать со своей свободной головой.
— А чего мне? Как все буду. Наверное, бабу выберу, бабой жить забавнее.
— Думаешь, Секирд из тебя подружка нужна?
— Э? — Лавронсо замерло и уставилось на меня большими глазами.
— Ага, — усмехнулась я реваншу и прикрыла глаза.
Озадаченное Лавронсо вышло. Вскоре снаружи послышались голоса, и в мобиль влетел Аларик.
— Лори, Лори!
Кажется, он намеревался зацеловать меня до полусмерти, и я снова не смогла оттолкнуть мужчину сразу, позволив себе несколько секунд безрассудного счастья. Но все-таки, собравшись с духом, я отстранила его.
— Прошу тебя, Аларик, не делай так больше.
— Лори, ты едва не умерла!
Я рассмеялась:
— Аларик, это всего-лишь царапина. Да, я потеряла немного крови, пока мы убегали, но завтра я уже встану.
— Тебя ранили!
— В четвертый раз за шесть лет, с тех пор, как я стала порученцем. И две из моих ран были гораздо хуже.
Увидев изумленное лицо Аларика я грустно улыбнулась. Если безродная бесприданница и наследник барона были из разных кругов общества, то госпожа порученец в бегах и барон — существа из разных миров.
Глава 33
Утром Секирд вернула угнанных ночью лошадей, добралась до гостиницы, и, заплатив серебряный молочнику, доехала с Бейлиром и Хитрой в Стрекозу.
Проснувшись после настоек Лавронсо, я изучила добытые с боем листки, которые представляли собой разрозненные заметки – скорее, чтоб не забыть самому, о чем нужно доложить. Кое-где лакуны заполнил другой почерк — видно, сам ночной хозяин добавлял со слов засланца.
Что цех “где-то за лесом”, знает всякий местный. Кривой рисунок, видимо, был призван обозначать тракт, Идолту, дорогу и лес. Интереснее были отрывочные строки о том, что “сильных кристаллов нету пока”, “Свистун и головастые пропали” — значит, похититель Фелисии понял, что выкрасть артефакторов им не удалось, но куда делись нанятые ими бандиты и сами артефакторы, они не знали.
Дальше сообщалось, что “трубы возле Ирк”, “заговоренные стекла” и “стены бутерброд”, где рядом другой рукой было приписано “слоями”. Лавронсо пояснило, что дварфы ставили опыты с упрочнением стен, и лучше всего, если не цельную плиту отливать, а складывать из разных слоев. Дальше он сыпал словами, которых я не поняла.
Последней строкой стояло “Бистура”, которое было зачеркнуто рукой начальства, и вместо загадочного слова приписано: “бастурма?” Я тоже не поняла. Но если засланец решил, что это важно, значит, “бистура-бастурма” нам пригодится. Я сомневаюсь, что шпион бандитов решил записать любимое блюдо лорда Мерката, да и не похож Меркат на того, кто оценит степную кухню. Я бы скорее поверила в “хамон” — вяленое мясо из далекой Сапнии, человеческого королевства, считающегося законодателем моды в южной кулинарии. Хамон продают в лавках деликатесов и предлагают в ресторациях как закуску. Бастурма водится в специфических лавочках, где за прилавком стоят лысые хозяева с кожей цвета древесной коры. Не сходится у меня такая картинка с Меркатами, которые высокомерием могут поспорить с иным эльфом.
Я решила отложить эту несуразность в памяти. Пока же мне было достаточно того, что Меркаты, действительно, ведут работы, и если собрать воедино всю картину, Короне это явно не понравится. И замены нашей гениальной троице артефакторов у них нет. Если есть работы, значит, есть и документы. Если артефакторов нет, значит, у нас есть время.
Засланцу было от чего расстраиваться: ничего полезного для местного хозяина ночи он не принес. Зато для нас — очень даже.
Я попросила Секирд принести мне ящик с зельями, выпила две ложки из двух разных бутыльков, подремала еще с полчаса и пошла приводить себя в порядок, превращаясь в сушеную старую деву. У двери омовейной взвыло два голоса: