Малышка, пойдем со мной...
Она повисла на руке брата, и Джеспер почувствовал смущение. Без обычного макияжа Жанетта выглядела совсем еще девочкой. И притом испуганной.
Джон-Джон вспомнил мать и подумал, о том, что, если он сейчас не исполнит задуманного, Жанетта пойдет по ее стопам.
Он нащупал в кармане нож, потеребил его несколько секунд и затем вынул.
Жанетта вскрикнула.
Джон-Джон одной рукой схватил Джеспера за грудки, а другой приставил нож к его горлу.
— Я могу пришить тебя, но ты не стоишь этого. Не хочу провести свою жизнь в тюрьме из-за такого подонка, как ты. Но вот что я тебе скажу. Взгляни на мою сестру: ее отец — турок. Он поошивался у нас несколько недель, а затем подался в бега. Так что подумай об этом, нацистский ублюдок. И еще: увижу вас когда-нибудь вместе, убью, не задумываясь, клянусь!
Затем Джон-Джон отбросил его в сторону. Его сила заключалась в глубоком презрении к Джесперу, и это было известно обоим.
Жанетта заплакала.
— Ты сволочь, Джон-Джон! Зачем ты это делаешь?
Ее слезы не возымели на него никакого воздействия.
— Взгляни на него, Джен! Нашла из-за кого убиваться! Он даже не попытался защититься. Джен, я искромсаю эту сволочь, если он еще раз воспользуется тобой. Чистокровный англичанин — и дочь турка. Да он просто издевается над тобой, и он, и его дружки, — и нужно быть полной идиоткой, чтобы не понимать этого!
Жанетта была уязвлена. Сказанное Джон-Джоном походило на правду. Она взглянула на Джеспера и сникла. Он избегал смотреть ей в глаза.
Джон-Джон рассмеялся.
— Ты понял, подонок! Попробуй только дотронуться до моей сестры — во второй раз я тебя не пожалею.
Он зловеще ухмыльнулся и принялся избивать Джеспера. Джеспер знал, что один на один ему никогда не выстоять против Джон-Джона.
Избиение было быстрым и унизительным. Затем Джон-Джон потащил Жанетту. По дороге она орала так, как никогда в жизни.
Джеспер лежал на земле, радуясь, что легко отделался. Джон-Джон в любой момент мог воспользоваться ножом, но этого не произошло. Тело нестерпимо ныло, и он знал, что утром будет еще хуже. Но главное — он жив.
Во тьме он вытащил из кармана смятую пачку сигарет, дрожащими пальцами достал одну и закурил. Из глаз потекли слезы. Он был жив, но унижен до крайности.
Джоани лежала с Полом в постели. Она все еще не могла поверить, что они в самом деле рядом. Пол был единственным человеком, с кем она получала удовольствие от секса, и она знала, что так будет всегда. Ощущение, что он спит у нее на груди, было таким знакомым, что казалось, будто долгих лет забвения не было вообще.
Она нежно прижимала его к себе, вслушиваясь в переливы его могучего храпа. Завтра он уйдет, и все будет по-прежнему. Но это — завтра. А сейчас она счастлива, хотя подбитый глаз нестерпимо болит.
В темноте Джоани различала очертания его лица. Когда-то она тешила себя мыслью, что они будут вместе. Разумеется, она примеряла на себя роль его любовницы — чувства реальности она никогда не теряла. Или хотя бы роль девушки № 1. Ее и такая бы удовлетворила.
Теперь она улыбалась при этой мысли, но когда-то ее фантазии могли стать реальностью. Джоани многое хотела сказать Полу, но теперь, после стольких лет жизни врозь, вряд ли это возможно. Она не хотела терять его навсегда, а неправильно подобранные слова могут подтолкнуть его к этому. Ну уж нет! Она упустила свой шанс много лет назад. И пора бы ей уже смириться с этим. Она готова наслаждаться каждой крохой, брошенной им. Она знала, что все ее невзгоды проистекали из ее же деяний, вплоть до сегодняшнего избиения.
Джоани еще разок прижала его к себе и нежно поцеловала в лоб. По правде говоря, она уже не надеялась на близость с ним.
Она слышала, как Джон-Джон с Жанеттой вернулись домой. Теперь она постарается уснуть сама.
Странно, у ее старших детей давно уже собственная жизнь, но она не может заснуть до тех пор, пока они не придут домой. Целыми и невредимыми. Именно об этом она думала, когда подходила поправлять одеяло. И сейчас она думала об этом, хотя и находилась в объятиях человека, которого продолжала любить все эти годы.
Она наслаждалась каждым мгновением близости с Полом, получая удовольствие от нахлынувших воспоминаний, хотя некоторые из них вызывали желание расплакаться.
Наконец, по прошествии нескольких часов, она уснула.
Глава шестая
Карен Коупс все еще продолжала кричать, когда работники больницы попросили ее уйти. Она кричала с тех самых пор, как они прибыли сюда, и остановить ее не было никакой возможности. Она обещала расправиться с двумя медсестрами и врачом из приемного покоя. Хотя для ее сына делали все возможное, она считала, что достаточных усилий не прилагается. Наконец было решено, что дамочку пора выдворять, но Карен не собиралась сдаваться без борьбы.
То, что ее сын сам попросил прогнать мать, еще более обозлило Карен. Ее брань разносилась по всему отделению. Понадобилось вмешательство трех охранников, чтобы выставить ее вон.
Но домой она пошла лишь потому, что ей не терпелось выпить, хотя сама она никогда бы не призналась в этом. Ее пьянство давно уже превратилось в болезнь. Хуже всего ей приходилось по утрам: глотнуть стаканчик незаметно было трудно. Она утверждала, что пьет по причине социальной несправедливости, но этот аргумент вызывал смех даже у собутыльников.
Теперь, когда Джеспер был избит и находился в больнице, она тешила себя мыслью, что никто не осудит взволнованную мать: стаканчик-другой неразбавленного виски действует как лекарство, притупляя боль. Тем не менее, она была обозлена тем, что ее заставили уйти. Более того, она страдала от того, что ее собственный сын не хочет иметь с ней никаких дел. Скорее он примет эту девчонку с телячьими глазами, из-за которой все началось!
Она не хотела думать, что Джеспер может умереть, — последствия избиения оказались очень тяжелыми. В глубине души она считала, что ее сын проявил слабость, не отметелив в ответ этого черноглазого ублюдка. Но она надеялась, что все может измениться. Когда Джеспер встанет на ноги, он рассчитается с обидчиком. А то, что сейчас он мочится кровью, — невелика беда, раз взялся за дело, нужно стоять до конца! В этом она была убеждена.
Водителю такси пришлось приспустить окно автомобиля, так как от Карен несло перегаром. Она не возражала. Ей самой нужен был свежий воздух.
Джеспер успокоился, увидев, что мать уходит: она для него была обузой. Он попросил свою сестру Джуни позвонить Жанетте и рассказать о случившемся. Он предупредил также: на звонки из города отвечать уклончиво и ни в коем случае не говорить, что его избили. Джеспер знал: если факт его избиения станет всеобщей гласностью, кровопролития не избежать. Но он еще не был готов к этому да к тому же действительно хреново себя чувствовал. Хуже всего было то, что на месте Джон-Джона он поступил бы так же! Он даже испытывал уважение к Джон-Джону, хотя и ненавидел его.
Что же касается Жанетты… Даже известие о том, что отец девушки был турок, не изменили его отношения к ней, и это само по себе было удивительно. Возможно, в глубине души он догадывался о ее происхождении, но любые рассуждения на эту тему глушил на корню. Мать прививала ему ненависть ко всем, кто не был англичанином. Она внушила ему, что эти люди виноваты во всем уже из-за одного своего происхождения.
Но теперь у него закралось сомнение. Мало кто из его друзей имеет работу, и это не очень-то приятно. А вот Джон-Джон, смуглокожий Джон-Джон, вкалывает на полную катушку, и как бы Джеспер к нему ни относился, брат Жанетты был молодцом. В той деятельности, которой он занимается, нужна сила, чтобы выжить. И не только физическая сила, которую он, Джеспер, испытал на себе.
Впервые в жизни Джеспер Коупс попытался поставить себя на место другого — и это принесло ему душевные страдания.