И солнце взойдет (СИ)
Видит бог, из миллиона тяжелых случаев Ланг невольно всучил в неопытные руки своего резидента самый невыносимый. И дело было не в серьезности ран, хотя от увиденного хотелось скрипеть зубами, просто отрешиться от померещившегося на секунду образа оказалось невероятно сложно. Рене бросала взгляд на негатоскоп, где черной полосой висели снимки с томографа, а сама видела краешек изогнутого слишком крупного носа, вздернутый вверх подбородок, острую линию челюсти. Даже волосы под тонкой полупрозрачной шапочкой казались такими же черными. Это отвлекало. Иллюзия сбивала сердце с четкого ритма, сводила судорогой пальцы, вынуждала решения спотыкаться на каждом шагу. Рене опасалась смотреть наверх, где стоял Энтони, боялась выдать перед ним свой неправильный испуг не за жизнь пациента, а совсем другую. Ту, которой сейчас совершенно ничего не угрожало. От этого внутри просыпалась обида — несправедливая, мелочная, глупая — на то, что Ланг оставил ее здесь одну. Испуганную и растерянную.
Рене на секунду зажмурилась, а потом снова уставилась в открытое операционное поле. На самом деле она неправа. Энтони незримо присутствовал в каждом шве или надрезе. Он будто кукловод руководил их действиями, лишь иногда снисходя до громкой связи, но в остальном ему было достаточно острого взгляда в уставшие спины. Однако даже это никак не могло изменить того, что от яркого белого света уже начинало саднить глаза, а сам пациент теперь представлял собой одно сплошное пособие по хирургии. Больница была хоть и лучшей, но все-таки старой. Здесь слишком быстро делалось душно от работавшей аппаратуры, бестеневые лампы периодически заедали и не давали нужный угол, а стол оказался слишком высок для низенькой Рене. Но ко всему можно привыкнуть, да и выбора, в общем-то, у неё не осталось. А потому одна песня в музыкальном центре сменяла другую, стрелки в часах на стене равнодушно отмерили пару часов, а затем еще два, и было неясно, когда все наконец-то закончится. Работы предстояло чудовищно много — Рене закрывала одну рану за другой, но провернувшийся у бедняги прямо в животе металлический штырь задел слишком много. И где только он умудрился поймать его в закрытой машине? Или то была часть ее корпуса? В голову лезли ненужные мысли, пока руки привычно сшивали, прижигали и иногда резали. Рене бросила быстрый взгляд напротив и увидела сосредоточенное лицо Хелен. Медсестра тоже устала.
По плечам пробежала волна мурашек, словно кто-то хотел ободряюще их коснуться, но Рене дернула головой, и ощущение исчезло. Мысли снова потекли в ритм мелодии из музыкального центра. Забавно, но Энтони отдал ей всю команду. Лучших из лучших. Тех, с кем работал уже несколько лет. Но, что еще удивительнее, ни у одного из присутствующих не возникло вопроса, отчего же главный хирург прямо сейчас молча стоит у смотрового окна над их головами, а не раздает команды в операционной. Просто доктор Ланг сказал, что так надо — значит, так надо. О да, в его работе споры часто могли закончиться слишком печально. Уж это Рене усвоила на отлично.
— Ортопеды ждут команды, — неожиданно раздался тихий голос Алана, который обменялся с Энтони быстрым кивком.
В первый раз за все это время главный анестезиолог оторвался от показателей своих мониторов и посмотрел на стоявшую напротив него Рене. А она сосредоточенно искала источник нового кровотечения, и чем больше проходило времени, тем тревожнее становилось. Что-то было не так… Плеча вновь вопросительно коснулись, но она лишь отмахнулась. Господи, Энтони, если так интересно — спустись и помоги! Но он остался стоять на верхотуре или, вернее, на пьедестале. Недостижимый в своей непоколебимости и непоколебимый в своей недостижимости в венце из боли. Рене раздраженно хмыкнула и на секунду зажмурилась.
Во время неудачной аварии было задето слишком много мелких сосудов, что сочли своей обязанностью непременно покровоточить, а еще оставалась искромсанная брюшная артерия. Так что пока пациент ждал положенной ему помощи и ехал до монреальской больницы, в его организме не осталось ни капли собственной крови, полностью заместившейся донорской плазмой. В общем, пол под ногами уже скользил и отвратительно хлюпал, повсюду валялись тампоны, не влезшие в мусорный бак, а алые вишенки на желтых хирургических тапочках давно скрылись под красными пятнами. Но Рене этого не замечала. Она вообще не обращала внимания ни на что, кроме работы и… изувеченных рук некого Рэмтони. Господи! У них даже имена оказались похожи! Так, возможно, именно поэтому ей было так страшно. Случись что-то подобное с Тони, и она… Она что? Рене не находила ответа, но от вида изуродованных рук становилось до дрожи жутко, а по спине катился ледяной пот, несмотря на духоту комнаты. И Рене хотела бы не смотреть, но взгляд то и дело соскальзывал на изломанные пальцы, откуда едва заметно капала светло-розовая жидкость.
— Заканчивай с кровотечением, зашивай и придет смена.
Она тревожно посмотрела на неправильно влажное от сочившейся крови поле, поджала губы и в сотый раз оглянулась на искореженные ладони Рэмтони. Инвалид. Перед ней наверняка лежал человек, который в будущей жизни никогда не возьмет ни ложку, ни нож, не сядет за руль, не напишет и строчки. И именно в этот момент Рене вдруг поняла, что ей жизненно важно это исправить. Закрасить картинку перед глазами, починить сломанное, перерисовать неверные линии, чтобы потом не видеть во сне кого-то другого… Того, кто не ценил ничьи жизни, и свою в первую очередь. Рене взглянула наверх, где черным пятном виднелся следивший за операцией доктор Ланг, и упрямо тряхнула головой.
— Я справлюсь сама.
— Энтони сказал, на сегодня достаточно… Ты устала.
— Нет! — огрызнулась раздраженная Рене. Руки! Уж руки она спасет точно!
— Доктор Роше, у нас здесь не принято устраивать диспуты с главным хирургом, — напряженно процедила Хелен. А потом вдруг стало не до разговоров.
— Выключите музыку, — едва слышно произнесла Рене, но команду выполнили моментально, и в операционной стало удивительно тихо.
Бог его знает, кто был виноват. Отвлекшийся на ненужные споры Алан Фюрст или упрямая Рене, не доведшая до конца диагностику скорая, а может, никто — так просто случилось. Но когда, спустя пару секунд от приказа, и без того нервный ритм кардиографа резко сорвался на монотонный писк, стало действительно страшно. Давившую до этого усталость словно смахнули тряпкой, а зрение обрело нечеловеческую четкость. И Рене в последний момент успела дернуться прочь от разреза, когда с заряженным дефибриллятором к ней подлетел Алан.
Звук разряда был удивительно знаком, пробудив в голове совершенно ненужные сейчас образы. Распростертый на полу Чарльз Хэмилтон, и глухой треск. Кардиограф судорожно пискнул несколько раз, а потом снова противно завыл на одной тонкой ноте. Но Рене уже не слышала. С нарастающей паникой она смотрела на кровь, что вновь сочилась на пол.
— Откуда? — прошептала Рене ошарашенно.
Этого не могло быть. Малое подтекание, которое она безуспешно искала последние полчаса и с которым всегда справлялся обычный коагулятор, никогда не дало бы такого потока! А тем временем темно-красные струи с каждой секундой бежали быстрее по обработанной коже. Рене дернулась было к бесчувственному Рэмтони, но Фюрст больно толкнул в бок.
— Не мешайся!
— У него кровотечение…
— У него фибрилляция! — рявкнул он, а потом раздался второй по счету треск. И как только засвистел набиравший новую мощность дефибриллятор, Рене рванула вперед, проигнорировав, рвущееся извне осторожно-взволнованное недоумение.
Быстрый взгляд наверх показал — Энтони тоже не ждал ничего подобного. И это не утешало. Наоборот, Рене разозлилась. Да, всего на мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы отмахнуться от витавшего в воздухе навязчивого вопроса: «что происходит?» Господи, она тоже хотела бы знать…
На самом деле, с таким кровотечением вариантов было всего два — либо она не заметила повреждения печени, что стало бы крупнейшей ошибкой и однозначной потерей всех шансов на получение лицензии, либо… либо проблема была в сердце, и тогда… Что тогда, Рене предпочитала не думать. Все мысли вообще разом вылетели из пустой головы, оставив руки почти вслепую искать повреждение. Вспарывать грудную клетку не было времени, а значит придется бросить монетку и понадеяться на удачу.