Блаженная (СИ)
Я подумала, что не стоит перегружать человека информацией. Чем меньше он знает, тем больше расскажет.
— Но как же вы писали Марфу? У вас ведь нет моей фотографии.
— Марфу я не писал. Это был единственный сохранившийся портрет. Борис Палыч дал. Голову чуть вправо, а смотрите на меня…Остальных просил написать в том же стиле. Только одежду сделать крестьянскую. Обычно актеров изображали в костюмах со спектаклей.
— А каким чудом сохранился портрет Марфы? Он был в музее?
Еще немного, и я вывихну либо шею, либо глаза. Но я не подавала вида. Зачем отвлекать занятого человека, тем более такого разговорчивого?
— Вы не поверите. В подвале. Есть один закуток. Он там законсервировался как в пирамиде. Кстати, уже можно отмереть.
— Подвалы же подтапливает. — заметила я, растирая затекшую шею, — Как он мог там сохраниться?
— В подвалах сухо.
— А Федя говорил — мокро… Поэтому их и закрыли.
— Феди здесь не было, когда вскрывали подвалы. А закрыли их совсем не поэтому.
— Почему же?
— Амурчик на потолке в вас целится из лука.
Я с улыбкой посмотрела на Амурчика и удостоилась похвалы за одухотворенное лицо.
— Так почему закрыли подвалы?
— Зачем это вам? — Александр в первый раз за фотосессию посмотрел на меня не через объектив.
— Не зачем… — растерялась я, — просто… я обожаю всякие подземные лабиринты!
— Вот поэтому их и закрыли. — Александр снова нырнул за камеру. — Сейчас просто сидите как вам удобно и думайте о чем хотите.
Я уронила руки между колен, мой рассеянный взгляд пополз по стене, зацепился за ярко-зеленую бутылочку на стеллаже.
Снова все мутно и непонятно. Актеры. Портреты. Подвалы. Почему все говорят разное? Почему не фотографируется Каргопольский? Блажь? Чудинка богатого и эксцентричного человека? Или… он не хочет, чтобы его имя было связано с этим лицом? Почему не хочет… О, Господи! Я поймала потерянную мысль! Это наша с Мишкой безумная версия, что Каргопольский вовсе не Каргопольский.
— Тина, вас фотографировать одно удовольствие. Очень живое лицо. Постоянно меняется выражение…
— Спасибо, я в курсе. — проворчала я, — Мне от этого один вред. Ничего не удается сохранить в секрете.
Версия, конечно, безумная, прямо-таки киношная, но… надо будет поискать в интернете что-нибудь о Каргопольском. Странно, что мне это не пришло в голову раньше. В наше время сложно хоть где-нибудь не засветиться. Тем более, Борис Палыч личность отчасти медийная…
Я молодец, что прихватила с собой ноутбук. Надеюсь, мне шепнут по секрету пароль от вайфая.
В “Вороньем приюте” куда ни сунься, везде туман. Призрак то есть, то нет его. Кости то ищут, то не ищут. В подвалах то мокро, то сухо. Туман вокруг усадьбы…
— Сейчас было прекрасное лицо. Ракурс как у портрета. И выражение похожее. Интересно, о чем вы задумались?
— Я?… О странностях и противоречиях этого мира. И о тумане вокруг усадьбы.
— Думайте о них почаще. Вы становитесь нереально красивая.
А на сцене тем временем шла примерка. В центре стояла Даша, высокая, красивая брюнетка. Насколько я помню, она играет мадам де Турвель, ту самую, в которую должен без памяти влюбиться Вальмон, то есть наш драгоценный Аркадий. Яна вилась вокруг красивой Даши, раскладывая на ее плечах что-то воздушное и белоснежное. Я присела на краешек первого ряда возле Лики. Она мельком взглянула на меня и отвернулась.
— Привет! — шепнула я.
Лика кивнула не поворачивая головы.
— Что тут творится?
— Нужно срочно примерить платье Турвель. — холодновато ответила Лика, глядя на сцену.
— Вместо репетиции?
— Нет. Просто платье работает в сцене.
— как это?
— Вот эта белая тряпочка должна слететь сама собой от легкого прикосновения. В момент когда Вальмон попытается обнять Турвель.
Я залюбовалась Яниной работой. Идея с косынкой эффектная, и исполнение, судя по всему, будет достойным.
Платье из жесткой ткани глубокого чернильного цвета
охватывало Дашину талию, и роскошными сладками обрушивалось к ее ногам. Даша выглядела в нем потрясающе красивой и безнадежно хрупкой, а белая воздушная косынка довершала впечатление уязвимости. Такоие платья помогают актрисам играть. Если его придумала и сшила Яна, то мне понятно, почему ее со всеми странностями, патологической ревностью и тягой к скандалам не увольняют из театра. Это действительно Моцарт швейной машинки.
Хотя мне ее работа скорее напомнила скульптора в припадке вдохновения.
Яна танцевала вокруг Даши как кобра. Шаг назад — цепкий взгляд прищуренных глаз — бросок вперед, манипуляции со складками муслина, укол булавки. Это зрелище завораживало. В зале стояла тишина.
Яна сделала очередной шаг назад, несколько секунд стояла неподвижно и обернулась в зал, видимо желая насладиться впечатлением публики. Ее лицо, озаренное светом творческой лихорадки, вдруг помрачнело, глаза сощурились, потом расширились.
— Это что сейчас было? — ее тон не предвещал ничего хорошего.
Все сидящие в зале переглянулись. Только Аркадий остался неподвижен. Видимо вопрос предназначался ему.
— Что? — прикинулся он дурачком.
— Что значит “что?” — Яна набирала обороты, — ты подмигнул ей. — она ткнула пальцем в направлении Лики, сидящей через несколько кресел от Аркадия. — И губами сделал так… — она собрала губы в куриную гузку.
— Тебе показалось…
Яна развернулась к Даше.
— Ты видела?
Даша пожала плечами, помотала головой.
— Яна, прими таблетки. — устало бросила Лика.
— То есть вы уже вот просто так, при мне… — в голосе Яны зазвенела приближающая истерика. — перемигиваетесь…
— Яник, тебе показалось. — спокойно и твердо сказала Анна Сергеевна. — Никто никому не подмигивал.
— Сговорились, да? — подбородок Яны задрожал, — Анна Сергеена, вы с ними заодно? А я считала вас порядочной…
Аркадий обреченно вздохнул и пошел на сцену. Он подошел к Яне, попытался обнять ее за плечи, но она вывернулась, резко подняв руки вперед ладонями.
— Не трогай меня!
Но Аркадий не сдавался, бормотал что-то нудно-успокоительное. Яна вырвалась, залепила увесистую оплеуху Аркадию. Он схватился за щеку, отступил, умоляюще посмотрел на Дашу.
Даша вздохнула, крепко обняла Яну, что-то зашептала ей на ухо и направилась в сторону кулис, увлекая за собой Яну. Та обмякла и послушно пошла за Дашей, размазывая слезы.
Арадий остался стоять посреди сцены. Он растерянно развел руками. Физиономия у него была удивленно-виноватая.
— Я ведь тебе не подмигивал… — полувопросительно обратился он к Лике. Та безнадежно махнула рукой.
— Я вижу, вы уже репетируете. Молодцы. — послышался издевательский голос Бориса Павловича.
Анна Сергеевна подбежала к нему и стала что-то объяснять, энергично жестикулируя. Лицо Каргопольского выразило досаду. Он покачал головой.
— А Яна настолько доверяет Даше, что дала ей себя увести? — тихонько спросила я у Лики.
— Только ей и доверяет. Даша безнадежно влюблена в Давида.
— О, господи. Бедная Даша! — вздохнула я. — Как у вас здесь все запутано.
— Зато у тебя все предельно ясно. — неожиданно жестко ответила Лика.
— Ты о чем?
— Извини. — уронила Лика, пристально глядя на сцену.
— Что случилось?
— Ничего. Ты сможешь забрать пакеты? А то мне холодильник пришлось бревном подпирать.
Что с ней такое? Что произошло, пока я болтала с Мишкой, а потом с Вадимом? Ладно, вечером я к ней зайду, узнаю, почему эта нежная бабочка вдруг стала кусаться.
Борис Павлович хлопнул в ладоши.
— Не теряем время, господа артисты. Сцена Вальмон — Турвель.
— Турвель приводит в чувство Яну. — громким шепотом напомнила Анна Сергеевна.
— Да, да… Тина, подыграешь?
От неожиданности я уронила тетрадь с текстом. Актерское суеверие гласит: уронил текст — сядь на него и встань вместе с ним, иначе провалишь роль. Поэтому я как миленькая поползла под кресло. Пока я изворачивалась, пытаясь сесть на тетрадь, Борис Павлович подошел и протянул мне руку.