Неправильно для меня (ЛП)

Я не сломаюсь в этом месте.
Алек
Моя нога не перестает дёргаться. Мой разум продолжает кричать, и я не могу мыслить здраво. Слишком много вопросов и слишком много мыслей, чтобы разобраться, но я нихуя не могу сосредоточиться. Не уверен, что я правильно отвечаю этим придуркам, потому что все, что мой ебанутый разум транслирует мне, это то, как Роуэн суетится, как грёбаный рыцарь, которым он не является, но внезапно, блядь, хочет им быть.
Рад ли я, что он был рядом с ней в тот момент?
Нет.
Должен ли я быть радостным?
Все равно скажу "нет".
Я облажался, я знаю, но когда дело доходит до Оукли, мне все равно.
Я убью его.
Если он хотя бы прикоснется к ней каким-либо иным способом, кроме успокаивающих объятий, чтобы помочь ей пройти через это, он, блядь, будет сожжён.
Нет, вычёркиваю это. Он вообще не имеет права прикасаться к ней.
Это какой-то бред.
Я провожу руками по лицу, позволяя им с грохотом удариться о стол. Конечно, меня бросили в комнату с двумя офицерами-новичками вместо Мерфи и придурка, с которым он появился. Я был уверен, что он хотел допросить меня, но, похоже, все, что он хотел, это возможность поговорить с Оукли. Думаю, все мои двойные интриги пока в безопасности. Меня убивает мысль о том, что она там, разбирается с ним в одиночку.
— Хорошо, мистер Дэниелс, вы можете идти. Кажется, с вашей жены пока сняли подозрения.
Я вскакиваю со своего места и топаю к двери, и в ту секунду, когда я выхожу в коридор, из-за угла выходит Оукли. Я делаю шаг вперед, моя челюсть сжимается, когда она напрягается при виде меня.
— Нам нужно поговорить.
— Я так не думаю.
Я борюсь, чтобы сохранить хладнокровие, когда все, что я хочу сделать, это перекинуть ее задницу через плечо и убраться отсюда нахуй. Я подхожу ближе, и на этот раз ее спина выпрямляется.
— Оукли…
— Прекрати.
Мой взгляд бегает по ней, и я вижу нанесенный ущерб. Я причинил ей боль, я знаю. Но взгляд в ее глазах говорит мне, что она думает, что я сломал ее, но она сильнее, чем даже сама понимает.
Она Блейз насквозь.
Роуэн выходит из-за угла и мгновенно его взгляд становится жестким. Он проскальзывает между мной и моей гребаной женщиной и кидает мне в лицо:
— Ты издеваешься надо мной? — Кипит он. — Ты облажался, сделал своё дело, а потом загнал ее в угол?
Протянув руку за спину, он мягко отталкивает Оукли назад, отступая вместе с ней, как будто она какая-то хрупкая женщина, которая в этом нуждается.
Это не так.
Ее пустые глаза находят мои, тайно ища правду, которую я не могу показать. Не здесь, не сейчас. Поэтому, она ничего не находит, и разочарование, которое она не может скрыть, сильно бьет меня, прямо в гребаное нутро.
Я ненавижу так поступать с ней.
— Подожди, и я найду способ вернуть тебя домой, — говорю я ей.
Ее лицо морщится от отвращения. Роуэн невесело смеется, придвигаясь ближе ко мне.
— Пошёл ты, — кипит она. — Но тебе, наверное, стоит отмыться от меня, прежде чем трахать свою жену. — С этими словами она разворачивается, быстро направляясь к выходу, Роуэн рядом с ней.
— Оукли, — рычу я, но они продолжают двигаться. — Прекрати.
— Так, так, так, если это не печально известная Оукли Ривера. — Скрипучий голос раздается позади меня, и мои кулаки крепко сжимаются.
Оукли и Роуэн резко останавливаются и медленно поворачиваются к нам лицом.
— Должна признать, ты гораздо хуже, чем я ожидала.
Оукли изо всех сил старается сохранить равновесие, когда переводит взгляд на женщину рядом со мной.
— На секунду я почти забеспокоилась, но теперь я вижу, что в этом не было необходимости.
Я смотрю на Оукли, а она смотрит на нее.
— Я Марисса Дэниелс.
Рука скользит по моей руке, и теперь челюсть Оукли сжимается, в ее глазах идет война эмоций, сломаться или бороться. И, как я и думал, ярость побеждает все. Оукли подходит ближе, и краем глаза я вижу, как Марисса ухмыляется.
— Не считай меня дурой. Во всем этом что-то не так, и я разберусь, что именно.
 
Улыбка Мариссы нетороплива.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Тебе лучше надеяться, на это, потому что, если я узнаю, что ты имеешь какое-то отношение к… — Она сглатывает. Она не может этого сказать. — Никто не сможет удержать меня от тебя. — Она опускает глаза, а потом возвращает их ко мне. — Даже твой муж.
Марисса отвратительно смеется, и Оукли проходит через двери, практически, черт возьми, бегом, а Роуэн следует за ней.
Я прямо у нее на хвосте, потому что я, блядь, так не думаю.
— Клянусь Богом, женщина. — Я увеличиваю скорость, чтобы догнать её. — Если ты думаешь, что уйдешь отсюда с ним…
Она поворачивается, ее сердитые глаза вспыхивают. Она взбешена, сбита с толку и чертовски опустошена, но отказывается показывать миру свою боль.
Как я уже сказал, чертовски сильная.
Она умоляет меня прекратить.
Но я не могу этого сделать.
— Алек… — Она правильно меня понимает, знает, что я не могу отступить, и ее ноздри раздуваются, а нос краснеет. — Не надо.
— Если он заберет тебя, я последую за вами, а потом окажусь прямо перед тобой, когда ты выйдешь. Во всем этом нет никакого смысла. Не уходи отсюда с ним.
— И с кем бы ты хотел, чтобы я ушла, а? С тобой и твоей женой?
— Дело не в ней.
Она недоверчиво смеется, ее руки двигаются, чтобы ударить себя по бедрам, когда она качает головой, глядя на меня.
— Мой отец мертв. Твой наставник. И твоя жена, которая стоит перед дверью, смотрит на нас и позирует так, словно она на гребаном подиуме, возможно, имеет к этому какое-то отношение. Или нет. Кто, черт возьми, знает? Мне приходится напрячь все силы, чтобы не подойти прямо к ней и не выцарапать ей гребаные глаза… Назад. Черт возьми… Всё.
— Нет.
Ее голова откидывается назад, и всего этого становится слишком много для меня. Слезы наполняют ее глаза. Она сдвигает челюсть и отводит взгляд, не желая плакать передо мной.
— Мне нужно выбраться отсюда. Сейчас. Я не могу … Мне нужно идти.
Арктически-голубые глаза встречаются с моими, плотина строится и готова лопнуть. Я делаю шаг вперед, и, предвидя мой ход, она отступает назад в тот же самый момент.
— Не надо, — рычу я, давление на мои ребра усиливается, становится трудно дышать. — Не отходи от меня дальше и не приближайся к нему.
Роуэн переминается с ноги на ногу, привлекая мое внимание, и я скосил глаза в его сторону, чтобы обнаружить, что его глаза прищурились, когда он смотрит на Оукли. Я знаю, что он уловил, что она там сказала. Он знает, что она была со мной.
К черту это. Он знает, что она моя.
— Позволь мне уйти, Алек. Это был действительно дерьмовый день. — Она фыркает, отводя взгляд. — И ночь, если на то пошло.
— Не говори так.
Ее голос намного тише, когда она снова говорит.
— Не добавляй к этому, заставляя меня смотреть, как она прикасается к тебе.
Блядь, детка …
Я стискиваю челюсть, чтобы удержаться на месте. Я чертовски хочу обнять ее, но шаги Мариссы становятся все ближе.
— Иди, — заставляю себя сказать.
Ее глаза встречаются с моими. Я вижу сомнения в ней, как она медленно отступает. Она будет ненавидеть меня какое-то время, еще больше после того дерьма, которое я собираюсь провернуть, но я имел в виду то, что сказал ее отцу, как только шаг сделан, пути назад уже нет.
Не для меня и, черт возьми, уж точно не для нее.
Это единственный способ, и это гарантированно выведет ее из себя.
Она идет к грузовику Роуэна, и я позволяю ей.
Я сдвигаюсь, бросаю взгляд на своего брата через плечо, говорю тихо, чтобы Марисса не услышала:
— Следи за собой, Роуэн. Я, блядь, серьезно.
Он издевается:
— У тебя много нервов, чувак. Она не твоя женщина, о которой нужно беспокоиться.
Я разворачиваюсь, оказываясь перед его лицом, и он встает напротив меня, вызывая меня предъявить гребаные права, чертовски хорошо зная, что мои слова ограничены Мариссой, которая сейчас прямо за мной.