Полуостров загадок
Руки у него были просто золотые. В механической мастерской он творил чудеса с разбитыми вдрызг машинами, отслужившими свой срок моторами, поломанными гусеницами, обретавшими у него вторую жизнь и действовавшими безотказно в любую певекскую стужу.
С бригадой своих помощников механик в несколько суток оборудовал наш снежный крейсер — утеплил кабины мощных тягачей, смастерил необыкновенно прочные грузовые платформы на полозьях, построил обтекаемый вагончик с корабельными койками в два яруса, печкой и хитроумной системой труб-обогревателей.
В те времена, тракторные поезда редко ходили на большие расстояния, а если и осмеливались пускаться в путь, то довольно часто терпели бедствия в пургах и снегах Чукотки…
Посматриваю на щиток с освещенными приборами. Думаю о размахе начатого дела. С помощью снежного крейсера мы единым махом забрасываем громадный груз по льду Чаунской губы в преддверие Центральной Чукотки. И, кроме того, поднимаем на ноги ослабевший Чаунский совхоз. Подцепили к своему поезду целую платформу товаров и снаряжения для совхоза и везем в вагончике на полозьях новое подкрепление — смену специалистов с семьями.
Покачиваясь в мягком кресле, я незаметно задремал…
Очнулся от страшного толчка и скрежета. Кабина накренилась, я свалился на водителя. Сквозь смотровое стекло в смутном луче прожектора вижу зубастый зеленоватый излом вздыбленной льдины, черную вспененную воду океана, клубящуюся на морозе паром..
Гусеницы, лязгая по льдине, вращаются с бешеной скоростью в обратную сторону, но тягач не подвигается, что-то мешает ему выбраться из ловушки. Медленно, юзом соскальзывает он по накренившейся льдине к воде.
— Дверь! — закричал водитель.
Свою дверцу открыть он не может: она уже повисает над зияющей полыньей.
Дальше помню все, как в полусне: рванул ручку, выскочил на обледенелую гусеницу и, не замечая вихря пурги, гигантским прыжком перемахнул край вздыбленной льдины, трещину с водой и плашмя рухнул на заснеженный целый лед. На меня наваливается водитель, прыгнувший вслед за мной.
Не чувствуя холода, барахтаемся на краю полыньи. Льдина качнулась, полезла вверх, трактор, опрокидываясь набок, покатился по льдине и тяжело плюхнулся в воду, окатив нас веером холодных брызг. В полынье забулькало, забурлило. Еще секунду под водой светил прожектор призрачным сиянием, освещая зеленоватую воду и — громаду трактора, медленно уходящего вглубь.
Буксирный трос натянулся, врезался в лед. Но тяжелые сани, груженные продовольствием, не сдвинулись с места. Погрузившись в воду, трактор потерял в весе и не мог осилить тридцатитонной махины. Тягач повис на тросе в холодной морской пучине.
Драматическая сцена, разыгравшаяся в несколько секунд, ошеломила нас. Ветер безжалостно хлещет лица колючим снегом. Второй тягач, осторожно подвигаясь вперед, освещает прожектором место катастрофы. К нам бегут люди. Из снежной сумятицы вынырнула Костина упряжка.
Собрались вокруг полыньи, поглотившей головную машину.
— Дьявольщина! Откуда взялась, проклятая?! — удивляется Костя.
Десять минут назад он проехал тут с нартой и не заметил и признаков трещины. Видно, тяжести трактора не выдержала льдина, непрочно смерзшаяся с ледяным полем; край ее опустился, и машина ухнула в полынью. Пройди мы на пять, метров вбок — и несчастья не случилось бы. Что могли мы предпринять на голом льду океана, в кромешной тьме пурги? Неужели придется бросать груз и бесславно возвращаться в Певек?
Тут кто-то вспомнил о Федорыче, безмятежно спавшем в вагончике. Костя помчался будить его. Федорыч явился тотчас. Высокий, худой, невыспавшийся, в короткой не по росту кухлянке, он молчаливо осмотрел место происшествия. Промерил своими метровыми шагами ширину полыньи. Попросил принести с грузовых саней рейку — смерил толщину льда и глубину, на которой повис под водой трактор, обследовал прочность льда. Всё это он делал спокойно, неторопливо, точно у себя в мастерской.
Наконец позвал нас в вагончик, где было тепло и уютно от раскаленной железной печки, топившейся углем. Собрались у маленького столика, заполнив весь проход между койками.
Никогда не забуду эту короткую летучку. Суматоха разбудила обитателей вагончика. С коек свешивались пассажиры: любопытные ребятишки, встревоженные женщины.
Федорыч заявил, что попытается вытащить трактор, но для этого потребуется авральная работа всего экипажа. Он быстро распределил обязанности: водителям поручил выгрузить пустые железные бочки из-под горючего и подкатить к полынье, молодым специалистам совхоза — сбить из реек каркас для большой палатки, мне с Костей — изготовить из железной бочки печку. Сам он, выбрав в помощники белокурого великана — ветеринарного врача совхоза, сказал, что займется кузнечными делами.
— Ума не приложу, на кой черт ему понадобились, пустые бочки? — удивился Костя.
Работа закипела. Мы с Костей притащили в вагончик железную бочку и принялись усердно вырубать дверцу и отверстие для трубы. Ветеринарный врач, выполняя поручения Федорыча, принес четыре лома и стал их раскаливать в железной печке, обогревавшей вагончик. Молодые специалисты, не обращая внимания на свирепые-порывы пурги, сбивали, под защитой грузовых саней, каркас для большой палатки. Федорыч с водителями воздвигали у края полыньи странное сооружение из бочек. Они поставили на лед три бочки, на них две, а поверх еще одну.
Всю эту пирамиду связали проволокой. Такое же сооружение воздвигли и у другого края полыньи. Скручивать бочки проволокой на обжигающем ветру было трудно.
Наконец, Федорыч велел всем вооружиться ведрами и поливать железные пирамиды водой из полыньи. Вода моментально замерзала. Скоро образовались монументальные ледяные столбы, похожие на сталактиты.
Лицо механика прояснилось.
— Голь на выдумки хитра, — усмехнулся он, — добрые ряжи получились, крепче бетона…
Принесли с грузовой платформы самое длинное» прочное бревно и положили на ледяные опоры. Полынью закрыли до половины накатником. Бревна мы прихвати ли с собой из Певека для сооружения переправ через трещины во льду. Теперь они пригодились.
Федорыч торжественно извлек из грузовых сане» блок и цепи талей и вместе с водителями подвесил их к бревну. Он долго колдовал, подвешивая блоки так, чтобы равномерно распределить тяжесть будущего груза. Малейшая оплошность могла привести к несчастью:
Второго такого длинного бревна у нас не было. Замысел Федорыча был гениально прост.
Подъемник готов! Федорыч отправился в вагончик, согнул из раскаленных добела ломов здоровенные крючья и закалил их в бочке с питьевой водой.
Долго закидывали стальные крючья, пытаясь зацепить траки. В смутном свете прожектора сделать это было невероятно трудно. Растянувшись на обледенелом помосте, мы вслепую шарили в воде, стараясь подцепить гусеницы, и наконец это нам удалось.
И вот цепи талей заработали. Медленно, дюйм за дюймом, поднимаются из воды тросы крючьев, натянутые, как струны. Повисая на цепях, поднимаем страшенную тяжесть. Из воды появляется мокрая крыша кабины, блеснули смотровые стекла в стекающих каплях. Луч прожектора уперся в эти плачущие стекла. Внутри кабины колеблется темная вода, что-то белое покачивается там, прилипая к стеклам…
— Да это же моя карта!
Все выше и выше поднимается из воды кабина. Точно рубка субмарины всплывает в полынье.
— Еще раз… еще разок, сама пошла, сама пойдет! — командует Федорыч, взмахивая обледенелыми рукавами кухлянки.
Из воды. появляются мокрый радиатор, капот машины, мощные гусеницы. Забыв о стуже, гроздьями повисаем на талях. Трактор покачивается над водой и на глазах покрывается беловатой коркой льда. Бревно заметно прогибается…
— Кабанг!
Валимся на обледенелые бревна. Не выдержав многотонной тяжести, обломился один из крюков. Мы замерли. Трактор накренился. Крючья соскальзывают с гусениц один за другим. Машина тяжело плюхнулась в воду и снова погрузилась в пучину. Вода бурлит, сталкиваются обломки льдин. Трактор повис Под водой на спасительном тросе. Стальной канат глубоко врезается в край ледяного поля…