Медвежья услада (СИ)

Это было настолько дико и жестко, что даже спустя два года я не смогла забыть и успокоиться… не смогла пережить это в душе, чтобы не проливать слезы каждый раз, когда Доча показывалась передо мной.
В тот момент я не думала о том, что бегу одна через лед и завывающий плачущий ветер против компании обезумевших от крови мужчин с ружьями.
Я видела только одинокого перепуганного медвежонка, который был настолько мал, что не понимал, что ему тоже могут причинить вред.
И причинили…
Никто из мужчин даже не оглянулся, когда они погрузили тушу убитой медведицы на снегоход и двинулись вперед, почти переехав белоснежного крошку, который бежал за своей погибшей матерью.
Я кричала, обезумев от ужаса и паники, когда добежала и впервые взяла ее на руки.
Тогда Доча была совсем крошкой.
Белоснежным комочком с черными бусинками глаз.
Мы спасали ее всей деревней.
Старуха-повитуха забрала ее в свой шатер и сказала просить духов не забирать эту чистую душу.
И никто не возмутился, никто не сказал мне, что нельзя было вмешиваться в дела медведей.
Никто не посчитал меня сумасшедшей, когда я просила спасти маленького хищника.
Для каждого из инуитов этот кроха был важен. И было не важно, что это был зверь, а не человек.
Отец Иниры – великий шаман, закурил свою трубу и тут же затянул монотонную вязкую песню, от которой я отчего-то рыдала и покрывалась мурашками.
Он пел всю ночь до рассвета.
Пока не охрип.
И все люди в шатре не ложились спать до тех пор, пока повитуха не вошла, протягивая мне медвежонка в лоскуте, и не проговорила дребезжащим голосом:
– Если не отпустишь ее эти сутки, если не отдашь духам земли, то она будет твоя.
– Не отдам, – твердо и хрипло проговорила я, забирая кроху в свои дрожащие от переживания руки.
Я не спала весь следующий день.
Клала медвежонка на свою грудь и укачивала ее.
Целовала, когда она тихо хрипела и сопела, оттого что ей было больно и страшно.
В ту страшную ночь Доче ампутировали заднюю лапу, и в дикой природе она бы не выжила. Поэтому она осталась со мной. В деревне. И заняла так много места в моем сердце, что теперь я просто не могла представить своей жизни без нее.
Да, с тех пор Доча подросла.
Больше она не была двухкилограммовой крохой, и теперь весила положенных двести килограмм, но она все еще была тем озорным милым мишкой, которого полюбили все в деревне.
Доча обожала обниматься, а потому забралась на мою кровать прямо поверх меня, положив свою большую белую морду на мою грудь.
Кстати, по этой причине теперь моя кровать была железной.
Просто прошлая мебель не выдержала веса моей крошки и в один момент треснула пополам.
– Я тоже скучала по тебе, моя девочка, – я гладила медведицу по большому горячему носу, целуя в черную пипку, отчего она фыркала и словно бурчала на своем медвежьем, но ее черные глаза смотрели так озорно и по-доброму, что я снова не могла сдержать улыбку сквозь слезы.
Я поклялась духам земли и неба Арктики, что если они оставят Дочу со мной, то больше я не позволю ни одному браконьеру убить медведя на этой ледяной земле!
Глядя в ее глаза, я вспоминала о маме-медведице, и мое сердце обливалось кровью.
Люди считали себя королями на земле. Высшими существами.
Но они не знали, что здесь есть только один король – великий и могучий НАНАК – Белый Медведь!
И я была твердо настроена доказать им это!
Уже по привычке Доча растянулась рядом со мной на кровати, оставив только морду на моей груди, ластясь и медленно засыпая, а верные любимые псы разлеглись на полу возле небольшой печи, когда я блаженно выдохнула, чувствуя, как моя душа успокаивается.
Я была дома.
Мои любимые были рядом.
А значит, все было прекрасно.
Но лишь до тех пор, пока Инира не поставила на низкий столик передо мной лекарство, отчего я не смогла сдержать отвращения.
Рыбий жир, молоко и какие-то травы, которые не придавали приятного аромата этому месиву.
– И не надо мне тут морщиться и закрывать глаза! А ты думала, с того света вернуться будет легко и просто? – тут же заворчала снова Инира, откидывая за плечи две тяжелые черные косы до самых ягодиц.
 
– Не преувеличивай, ила (прим. с эскимосского «подруга»)! – тяжело выдохнула я.
– Еще чего!– тут же фыркнула она в ответ. – Впереди тебя ждет еще много испытаний, и выпить лекарство – не самое страшное из них, Алу! Хочешь, выпей залпом. Хочешь – мелкими глотками через какое-то время. Но чтобы к утру выпила все! Я проверю!
Тяжело вздыхать и молить о пощаде было бесполезно.
Я знала, что в этом вопросе подруга будет непреклонна и решительна. Впрочем, как и во всех других вопросах.
Вероятней всего, она была права и в том, что дальше мне будет только хуже.
Просто я никогда еще не обмораживалась настолько сильно, что потеряла сознание.
Даже не могла вспомнить, как я оказалась в деревне.
Неужели сама добралась?..
– Как вы меня нашли? – обратилась я к подруге, когда та уже накидывала на себя легкую шубу, тепла которой вполне хватало, чтобы добежать из моего дома до своего и при этом ничего себе не отморозить.
– Тебя Хант нашел и принес домой, – тут же зарделась и порозовела Инира при одном только упоминании об этом мужчине, появление которого в деревне означало лично для меня только одно – начало большой беды.
А вернее, начало сезона охоты.
Нет-нет, Хант был замечательным человеком!
И очень интересным мужчиной на самом деле.
Не классический красавчик, но он умел зацепить взгляд любой девушки и удерживать его столько, сколько ему было нужно.
Высокий, стройный, прекрасно сложенный, с отросшей шевелюрой, в которую он запускал пятерню, откидывая пряди волос назад.
С невероятными синими глазами, взгляд которых был цепкий, немного лукавый и настолько пронзительный, что запросто можно было потерять нить мыслей, окунувшись в него.
А еще у него был нос с легкой горбинкой, пухлые губы и небольшой шрам на щеке, который выглядел словно ямочка, когда Хант улыбался.
Он появился на леднике недавно, но с первых дней доказал, что его пребывание здесь всерьез и надолго.
– Хантер – это ваше имя или фамилия? – спрашивала я этого мужчину чуть больше года назад, когда его привела в мой домик именно Инира, представив его как сотрудника спецотдела полиции, который занимался ловлей и сбором информацией по контрабанде животных. И частей их тел.
– Это стиль жизни, – улыбался тогда Хант, чуть щурясь и рассматривая меня с большим интересом, который даже не пытался скрыть.
Он был откровенным.
Пожалуй, даже слишком.
Впрочем, именно по этой причине он быстро прижился в деревне на самом краю Гренландии среди инуитов, которые в свои ряды чужаков не принимали, хоть и относились к приезжим радушно и гостеприимно.
Хант же заслужил уважение буквально с первых дней, доказав, что трудности его не пугают, как и крайне суровые погодные условия.
Кстати, благодаря ему теперь у меня был охотничий нож.
И револьвер. Самый настоящий. С боевыми патронами. На тот случай, если я снова увижу браконьеров.
Признаюсь честно, Хант меня немало смущал.
Я не особо любила присутствие рядом других людей. И лишь Инира была не в счет.
Он же словно не признавал того, что у каждого человека есть свои границы, в пределах которых он не хотел бы видеть и ощущать никого.
А еще эти его глаза… я не могла смотреть в них долго, начиная отчего-то нервничать, даже если он стоял в другом углу и о чем-нибудь мило говорил.
Слишком пронзительный, прощупывающий взгляд.
Хант словно специально пытался вывести меня на эмоции.
И у него это прекрасно получалось, вот только я всегда уходила, часто не сказав ни единого слова. Но его самого это никогда не обижало.
А вот Инира его просто обожала!
Я бы даже сказала, что была влюблена.
И это при том, что как дочка шамана, рожденная для высшей цели, Инира не могла вступать в брак и должна была умереть невинной.