Супружеское ложе
Дафна молча смотрела на золовку. Виола вздохнула:
— Мне не следовало расстраиваться из-за этой встречи с леди Дарвин, но я расстроилась. Во всем виновата нежность, с которой она смотрела на Джона. Она когда-то была влюблена в него. Я знаю. И знаю, что она — в прошлом, но все равно мне очень больно. Больно каждый раз. С каждой новой женщиной. И все же он хочет, чтобы я вернулась к нему, словно ничего не произошло.
Дафна погладила Николаса по спинке, а потом задала Виоле совершенно неожиданный вопрос:
— Скажи, что такого ужасного в том, чтобы снова жить с Хэммондом?
Виола от изумления потеряла дар речи.
— Как ты можешь спрашивать… после того, что он сделал? — выдавила она, наконец.
— Я все знаю о леди Дарвин, Эмме Роулинс и остальных женщинах, но разве невозможно забыть прошлое и начать жизнь сначала? Вдвоем с мужем?
Виола не хотела начинать жизнь сначала. Особенно вдвоем с мужем. Он того не стоил.
— Невозможно начать новую жизнь с распутником и лгуном! — отрезала она. — Сколько раз он доказывал, что недостоин моего доверия?!
— Для того чтобы заслужить доверие, требуется время, а у вас двоих его было слишком мало, несмотря на почти девятилетний срок супружеской жизни. Может, время — именно то, что вам нужно, чтобы найти общую почву для интересов и научиться жить в мире?
Виола неловко заерзала. Она сорвала покалеченный цветок со шляпки и бросила на землю.
— Между мной и Хэммондом нет ничего общего, мы никогда не жили в мире. Даже когда в моих глазах сверкали романтические звезды, и я пылала любовью к нему, мы постоянно ругались.
Она сжала в руке шелковый букет, думая о тех суматошных днях, когда они с мужем жили вместе: страстные ссоры и не менее страстные примирения. Она не хотела скандалить с Хэммондом, но и мириться тоже не хотела. И уж конечно, не желала говорить о нем.
Дафна, однако, настроилась на откровенный разговор.
— Теперь вы оба стали старше, мудрее. Неужели нельзя найти способ поладить друг с другом?
— Значит, по-твоему, в этом и есть смысл брака? Просто ладить друг с другом?
Фиалковые глаза Дафны были серьезны.
— Поверишь или нет, но по большей части это именно так. Не слишком романтично, полагаю, но очень верно!
Примирение с Хэммондом казалось не только неромантичным, но и попросту невозможным.
— Ты счастлива в браке и не поймешь меня.
— Почему же? Тобой руководит гордость, и у тебя есть достаточно веских причин, чтобы не доверять ему. Но и у мужчин есть своя гордость, и, подозреваю, у Хэммонда ее в избытке. Ведь его нельзя назвать человеком открытым и откровенным.
— У него просто нет сердца.
— А я думаю, что есть. Он просто тщательно это скрывает. Если хочешь знать, в этом мы с ним очень схожи!
— Какая чушь!
— Это чистая правда. Мы с тобой очень разные люди, Виола. Ты добросердечна и склонна доверять первому встречному, пока не будет доказано обратное. И тогда — прости, что говорю это — ты становишься холоднее, чем шотландская зима.
Это обидело Виолу, тем более что совпадало с мнением Джона о ней.
Виола прикусила губу.
— Хочешь сказать, что я не умею прощать? Что я… нечто вроде Снежной королевы?
— Я просто говорю, что твои страсти очень сильны и долго пылают. Ты видишь мир в черно-белых тонах. Для тебя не существует оттенков: только хорошее или плохое. Правильное или неправильное. Друг или враг. Но не все похожи на тебя, дорогая. Я не такая. И у меня создалось впечатление, что виконт тоже не таков. Боюсь, мы обладаем более умеренными, более сдержанными характерами. В нас тоже много гордости, мы просто выражаем ее по-другому — обычно скрывая свои чувства.
— Поверить не могу, что ты сравниваешь себя с ним! Ты ничуть на него не похожа! Ты никогда не лжешь, не предаешь друзей, не играешь на их привязанности к тебе. Никогда не изменяешь тем, кто тебя любит. Не бежишь от сложных ситуаций. Если ты случайно подвела и обидела другого человека, сразу признаешь это, сожалеешь и стараешься все исправить. Я лучше тебя знаю Хэммонда! Поверь, ты просто не ведаешь, что говоришь!
Дафна положила руку на плечо золовки.
— Ты когда-то любила его? Это все, что мне необходимо знать.
Невидимый обруч стиснул грудь, и Виола поморщилась.
— Это, по-моему, известно всем. Очень неприятно, когда все считают тебя дурочкой.
Николас заерзал на руках матери, и Дафна принялась гладить его спинку.
— Должно быть, мужчине очень тяжело сознавать, — задумчиво заметила она, — что женщина, которая когда-то любила и обожала его, теперь безгранично его ненавидит и презирает. До того сильно, что изгнала его из своей постели.
Их взгляды встретились. Щеки Дафны порозовели.
— Физическая сторона брака… очень важна для мужчины. Куда важнее, чем для нас. Думаю, ты уже это поняла.
Виола не поверила собственным ушам.
— Выходит, ты на стороне Хэммонда?
— Я не на его стороне. Просто разделяю его точку зрения.
Значит, даже лучшая подруга переметнулась к Хэммонду? Вынести это невозможно!
— Нет у него никакой точки зрения, — вспыхнула она, — во всяком случае, оправданной! Он с самого начала был негодяем! Охотником за приданым! Он лгал мне, бросил меня и менял женщин как перчатки. А общество винит во всем меня.
— Вовсе нет. Поверь, я слышала немало упреков и в его адрес. Многие считают, что настоящий мужчина давным-давно силой затащил бы тебя в постель и сделал наследника. Думаю, мужчине очень тяжело сознавать, что его мужские качества подвергаются сомнению. Хэммонд ведет себя так, словно ему наплевать на мнение окружающих, но, подозреваю, он просто скрывает свои истинные чувства.
Виола раздраженно потерла лоб, вспоминая о недавних страстных моментах в музее.
— Не понимаю, как кто-то может сомневаться! Вряд ли, имея столько любовниц, он должен что-то доказывать! Разве так уж трудно понять, почему он обратился к другим женщинам?
— Мы с Пегги утешали друг друга, и, поверь, обе нуждались в утешении.
— Ты жестока, Дафна. С твоей стороны бесчеловечно утверждать, что во всем виновата я!
— Я не говорила ничего подобного, — с обычным спокойствием ответила Дафна. — Просто размышляю над тем, что за эти восемь лет мог думать и чувствовать человек, подобный Хэммонду. Я плохо знаю его и могу сильно ошибаться в суждении. Во всяком случае, Энтони наверняка так посчитал бы, поскольку полагает, что Хэммонда следует повесить, колесовать и четвертовать за обиды, нанесенные его младшей сестре. Твой брат боготворит землю, по которой ты ступаешь, и тебе это известно.
— Энтони ненавидит Хэммонда, потому что прекрасно разбирается в людях. Очевидно, лучше, чем я.
— В самом деле? — улыбнулась Дафна. — Но ведь именно ты взглянула на некрасивую, застенчивую молодую женщину невысокого происхождения и без всяких связей и посчитала, что она будет твоему брату гораздо лучшей женой, чем родовитая леди Сара Монфорт. А вот Энтони, если помнишь, не разглядел во мне ничего особенного.
— Да, потребовалось некоторое время, чтобы он принял мою точку зрения. Но я оказалась права насчет тебя.
— Если ты была права, значит, возможно, лучше знаешь людей, чем тебе кажется. Ты влюбилась в Хэммонда совсем молодой. Но даже тогда вряд ли была полной дурочкой. Должно быть, ты разглядела в нем хорошие качества, иначе просто никогда не влюбилась бы в него.
— Ошибаешься, я влюбилась, ничего не зная о его характере, — нетерпеливо тряхнула головой Виола. — Но теперь это уже не имеет никакого значения. Больше я его не люблю. Любовь умерла, а когда любовь мертва, ее не оживить.
— Я оживила. Потому что дважды влюблялась в Энтони.
— Дафна, прекрати! Я не желаю никакой любви. Особенно к Хэммонду. Никогда больше. Говорю тебе, я этого не хочу! Все эти разговоры о любви бессмысленны, — продолжала она уже спокойнее.
— А что насчет другой цели брака? — спросила Дафна, укачивая малыша. — Как насчет детей, Виола? Тебе не нужны дети?