Супружеское ложе
Она обхватила себя руками и открыла глаза. И увидела плескавшиеся в них смятение и страдание. Но так и не поняла, что же творится у нее в душе или на сердце. Что же с ней не так? Гордость помогла ей пережить тяжелый удар, высоко держать голову, когда муж менял одну женщину за другой, делать вид перед ним и всем миром, что ей безразличны его выходки и поступки. Побуждала ее находить удовлетворение в благотворительности и дружбе порядочных людей. Но куда подевалась вся эта гордость вчера днем?
Он снова причинит ей боль… если она позволит. Снова разобьет сердце.
Пусть обман, которым он заманил ее в пустую галерею и украл поцелуй, достаточно невинен, но Виола знала, что он может с самым искренним видом лгать насчет самых важных вещей, а ей всегда хотелось ему верить. Именно это и пугало ее. Как легко поверить этому человеку!
«Ты любишь меня?»
«Конечно. Я тебя обожаю».
Размышления Виолы прервал стук в дверь. На пороге появилась Дафна в костюме Клеопатры.
— Ну? — спросила она, приглаживая тяжелые черные пряди парика. — Что ты думаешь?
— Думаю, что схожу с ума.
Виола усилием воли выбросила из головы вчерашний день в музее. Пусть она теряет разум, главное — не позволить мужу украсть ее сердце.
Обрадованная вторжением невестки, она улыбнулась:
— А разве Клеопатра носила очки?
Дафна наморщила нос и, смеясь, сказала:
— Но я не надену очки на бал, дорогая! Что ты думаешь о костюме? — Она коснулась широкого, усыпанного драгоценными камнями воротника, который украшал ее струящееся белое платье. — Не слишком глупо выбрать что-то подобное?
Виола смотрела на лучшую подругу, думая о той женщине, которой была Дафна два года назад. Как безумно она любила Энтони! Как тщательно старалась это скрыть! Но как же она изменилась! Страстная любовь мужа и ответственность, возлагаемая на нее ролью герцогини Тремор, развеяли привычную застенчивость и наградили значительной долей уверенности в себе. Но в такие моменты, как сейчас, Виола снова видела перед собой прежнюю робкую, стеснительную Дафну.
— Ничуть не глупо, — заверила Виола. — С чего ты вдруг взяла?
— Я всегда хотела быть Клеопатрой, — призналась Дафна. — Просто не уверена, что окажусь достаточно убедительной. Пусть это всего лишь костюмированный бал, все равно нужно быть на высоте!
— На мой взгляд, ты выглядишь настоящей царицей, — смеясь, заверила Виола. — А Энтони, похоже, готов стать твоим Марком Антонием. Если ты попросишь, он завоюет всю Римскую империю.
Дафна приподняла уголки губ в улыбке, удивительно напоминая в этот момент кошку, слизавшую сливки.
— Верно. И мне это ужасно нравится. Энтони как-то сказал мне, что я имею огромную власть над ним, потому что женщины вообще имеют безграничную власть над мужчинами, если умеют ею пользоваться. Я очень долго не понимала истинного смысла его слов.
— Если поймешь, объясни мне, — сухо попросила Виола. — Мне такая власть не помешала бы.
Улыбка невестки померкла. В глазах появилась тень сочувствия.
Этого Виола не могла вынести. Сделав пируэт, она жизнерадостно спросила:
— Как по-твоему, гожусь я во французские маркизы?
— Думаю, ты выглядишь прекрасно. Как всегда.
— Спасибо. Но как насчет костюма? Соответствует эпохе?
Дафна задумчиво наклонила голову набок.
— Если хочешь по-настоящему соответствовать эпохе, следует напудрить волосы.
Виола одернула темно-синюю верхнюю юбку из тяжелого бархата.
— А если пудра начнет сыпаться на платье?
— Хорошо еще, что теперь ее не смешивают с сахаром.
— Пудру для волос смешивали с сахаром? Но разве это не привлекает стаи насекомых?
— Это, конечно, было огромным неудобством.
— Какой ужас!
Хотя… она не прочь попытаться, если это поможет удержать Хэммонда на расстоянии.
Виола тут же напомнила себе, что больше не собирается думать о муже.
— Подол не висит? — спросила она, снова описывая пируэт. — Мне кажется, что он скошен.
— Это фижмы. Не сама юбка, — решила Дафна, поправляя широкий обруч. — Если не хочешь возиться с пудрой, можешь одеться древнегреческой богиней. Они носили на голове конусы из жира.
— Жира?! — ахнула Виола. — Зачем это им понадобилось?
Ее перепуганное лицо рассмешило Дафну.
— Жир был пропитан благовониями. На жаре он таял, распространяя аромат.
— Боже, Дафна, чего только ты не знаешь! Спасибо за предложение. Предпочитаю остаться с тем, что имею. Страшно подумать, что скажет леди Дин, если я покажусь на балу с комком надушенного жира на голове!
Виола снова поправила юбку.
— И поскольку ты настоящая всезнайка, дорогая сестрица, подскажи, как сделать так, чтобы пудра не сыпалась на темно-синий бархат?
— Надень парик! Восемьдесят лет назад почти все так и делали.
— Нет, мне будет жарко, и голова начнет чесаться.
— Так вот почему ты вечно сбрасываешь шляпки! Теперь понимаю.
В дверь поскреблись, и в комнату вошла Мирей, самая известная лондонская модистка.
— Ваша светлость. Леди Хэммонд, — приветствовала она с реверансом. — Надеюсь, костюмы вам понравились? Или что-то требуется изменить? Я в вашем распоряжении.
— Мой идеален, — заверила Дафна.
Модистка благодарно сжала руки.
— Ваша светлость так добры! А вы, леди Хэммонд?
— Мирей, что теперь используют вместо пудры для волос? Тальк?
— Нет, миледи. Теперь выпускают очень мелкую пудру для волос, которой пользуются барристеры и судьи. Можно напудрить волосы именно ею. Но если позволите высказаться откровенно, просто позор портить ваши волосы пудрой. Такой чудесный цвет, и как красиво он оттенен голубым шелком и темно-синим бархатом! Все мужчины будут от вас без ума.
Перед глазами Виолы снова промелькнули те страстные мгновения в музее, и щеки предательски вспыхнули. Она вовсе не хотела сводить мужчин с ума. Это слишком опасно.
— Спасибо, Мирей.
— Я согласна с Мирей, — вмешалась Дафна. — Ни одна женщина любой эпохи не должна портить такой цвет пудрой.
— В таком случае, я обойдусь без нее.
Она твердила себе, что пудра пачкает платье, а тот факт, что Хэммонд обожал цвет ее волос, тут совершенно ни при чем.
— Но у нас еще одна проблема. Это бал, а разве я смогу вальсировать или танцевать контрданс в этом?! Неудивительно, что наши прабабки танцевали менуэты и полонезы! Мирей, вы не могли бы немного выпустить швы в талии?
— Только совсем немного, иначе впечатление от корсажа будет совсем не то.
— Выпустите сколько возможно, иначе я задохнусь.
Она в последний раз оглядела себя и кивнула:
— Мне очень нравится платье, а вышивка просто прелестна.
— Всегда рада услужить, миледи.
Мирей вышла. Ее помощница помогла Виоле переодеться, и женщины ушли.
— Знаешь, Мирей права, — заметила Дафна, усаживаясь в коляску Энтони. — В этом платье ты поистине неотразима!
Виола уселась рядом и грустно вздохнула:
— В мире столько прекрасных женщин! Но, как выяснилось, красоты еще недостаточно, чтобы удержать любовь мужа! Что же для этого требуется?
Дафна поспешно обняла ее.
— Не знаю, дорогая. Просто не знаю.
— Я тоже не знаю. Но хотелось бы знать…
Джон прекрасно сознавал, что для успешного обольщения требуются отчаянные меры. Как и то, что ему придется немало перестрадать, прежде чем цель будет достигнута.
Несколько дней подряд он не появлялся на Гросвенор-сквер, твердя себе, что Виоле не помешает немного соскучиться. Но, по правде говоря, ему требовалось время, чтобы удержать в узде собственное желание.
Воспоминания о музее, вкусе губ Виолы, мягкости ее кожи преследовали его день и ночь, населяли его мысли. Но это были сладостные терзания. В понедельник он решил, что сумел взять себя в руки. Только на этот раз сомневался, что сумеет украсть несколько поцелуев в темном уголке. Сегодня его судьба — претерпеть муки иного рода. Он намеревался повезти Виолу по магазинам.
Предложение вновь обставить дом на Блумсбери-сквер не было встречено с тем энтузиазмом, на который он надеялся. Но если Виола начнет выбирать вещи, значит сможет почувствовать себя частью этого дома, что, несомненно, поспособствует его задаче. Кроме того, он знал, как увлекается жена, стоит ей попасть в магазин.