Нестандартный формат (СИ)
— Уговор есть уговор, — протягивает низко, срывая с себя футболку и принимаясь за домашние трикотажные штаны.
Ева отводит взгляд от его нагого тела и сглатывает, отчетливо осознав, что его поведение впервые пугает её по-настоящему. И когда Руслан нависает над ней, она сжимается в бессознательной попытке закрыться. Теплые губы оставляют на шее короткие поцелуи, пока мужские руки ныряют под кофту и сминают грудь прямо с чашей бюстгальтера. И дальше раздевают лихорадочно, спешно.
Ей становится невыносимо плохо. Как если бы скинули в ледяную воду, в которой легкие сковало от пронзительной боли из-за невозможности вдохнуть и выдохнуть.
От его напора веет холодом. Впервые.
И Еву откидывает назад в прошлое. В брачную ночь, где она вот так же лежала под мужчиной, которого, как была часами ранее уверена, готова любить и боготворить до конца жизни, но который умудрился убить эти чувства за несколько минут…на собственной свадьбе.
Тот же ужас, парализовавший сознание. Страх принуждения. Отвращение к происходящему.
— Не надо, — удается вымолвить куда-то в сторону, уклоняясь от мучительных ласк. — Руслан, я не хочу…
— А ты никогда не хочешь, — прилетает в ответ утробным мычанием, пока сухие губы касаются её пупка, вызывая отторжение.
— Руслан! Я не хочу!
Ева пытается вырваться, чувствуя, как близка истерика.
— А как же уговор? Ничего личного. Только передача сперматозоидов. Как и договаривались.
Задыхается от тяжести его тела, уши хочется заткнуть от этого чужого циничного голоса, произносящего гадости. Это не Руслан. Это не тот чертенок, к которому она привыкла. Другой. Незнакомый человек. Пытающийся унизить, задеть, сделать больно.
— Пожалуйста, не надо! — молит в отчаянии, когда чувствует его пальцы на своей промежности. — Руслан!
Но он её не слышал. Слёзы вовсю выкатывались из глаз прямо в уши. Куда ей тягаться с ним? Это не Карен, который был нетрезв и слишком самоуверен, чтобы допустить мысль, что она сможет ему противостоять. Руслан сильнее, стремительнее и…агрессивнее сейчас.
Грубые развратные ласки, рваное дыхание, полное погружение в это наказание. Он будто не здесь.
Дрожа от обиды и омерзения, Ева кричит, что есть мочи, собрав остатки сил:
— Не смей! Не смей со мной так обращаться! Остановись!
— Почему? — подается вперед и застывает в десятке сантиметров от её лица, поймав затравленный взор девушки.
— Я не позволю тебе…не смей… — прерывистым шепотом, пытаясь воззвать к его совести. — Не так…не ломай меня.
— А ты? Почему ты смеешь это делать со мной? — рычит, сократив расстояние до минимума, почти касаясь губ. — Почему караешь за чужие грехи, Ева?
Она опускает веки, не выдерживая бремени его взгляда. Обвинительного. Уничижительного. Подавляющего.
— Я же тебя люблю, дура. Как такое можно не понимать?
— Руслан…
— Каждый раз, когда ты произносишь моё имя, — вдыхает прямо в неё вихрь звуков безотрадно и с примесью скорби, — мне хочется опечатать твой рот, чтобы ты никогда больше никого так не звала. Красиво, поэтично, вкусно.
А потом всё резко исчезает. Еве предоставляют свободу.
И эта свобода для неё оказывается неожиданно смурной и безбожно горькой…
Глава 18
Наблюдая за тем, как мама аккуратно нарезала овощи для салата, Руслан как-то спросил, зачем это делать, смысл напрягаться, если в доме есть люди, нанятые специально для таких вещей. Она тогда рассмеялась, потрепала его по голове и произнесла фразу, которую пятнадцатилетнему парню было не понять в силу возраста:
— Потому что мне хочется порадовать вас, сынок. Всё надо делать с любовью и во имя любви, иначе действие не имеет смысла.
Во имя любви к чему-то или кому-то.
Так живут только сильные люди.
Видимо, он не из них.
Во имя чего сейчас была эта сцена? Он хотел задеть её из любви? Сделать так же больно, как было ему самому?..
Здорово. А что дальше?..
Присев на край кровати, Руслан опустил голову, позволяя звонко бьющему по нервам раскаянию распространять разрушительные импульсы по телу. Не видел, но отчего-то был уверен, что Ева отзеркалила его позу. И сидит точно так же удрученно на противоположной стороне.
Во мраке комнаты двое молчали, признавая никчемность слов. Не та ситуация. Много лишних факторов, жизненных перипетий, мешающих событий. Не тот случай. Мало прав, свободы действий и возможности говорить откровенно.
И как он мог подумать в самом начале, что ему под силу её раскрыть? Обаять, излечить, помочь. Любить. Сука. Просто любить. Она ведь и это запрещала! Кощунственно и требовательно.
А Руслан ещё больше погружался в это чувство. Роковое. Определенно точно уже неизлечимое. Шрамом расползающееся по сердцу.
Весьма беспечно было с его стороны соглашаться на такой нестандартный формат взаимодействия, когда она влетела к нему домой два месяца назад и спросила, верит ли он в знаки? А для него само появление Евы в жизни — красноречивый большущий знак.
И даже когда девушка озвучила пресловутые условия, Руслан ещё был весел и находился в эйфории:
— Я не хочу впредь ломать голову, зачем это нужно тебе, но, а мне это нужно, чтобы родить ребенка. Без каких-либо чувств, обязательств и тем более откровений о личном. Если ты готов к…примитивному сексу без прочих составляющих, тогда я согласна на твое предложение. Это значит, Руслан, что ты больше не будешь преследовать меня, приезжать, пытаться подвезти, куда-то приглашать, ухаживать. Я сама буду приходить к тебе каждый день по возможности. Пока не забеременею.
Надо было в тот момент вникнуть в это заявление, а он даже не попытался придать значения довольно громким на его взгляд словам. Она же девочка. Растает. Парень был уверен в этом.
Но его ждал грандиозный сюрприз. Мать его…ошеломительный.
Ева не позволяла никаких прелюдий. Поцелуи, прикосновения к груди…стоило только попытаться сделать что-то другое, даже скользнуть пальцами к бедрам, она тут же сжималась и пресекала действия. Это, конечно, казалось странным. Но…Руслан стремился быть нежным, как-то распалить. Вникнуть в её позицию. Может, до этого мужчины неправильно себя с ней вели, и это своеобразная устоявшаяся реакция. Никто не дал ей наслаждения в постели. Нужно быть предельно деликатным. И…всё тщетно. Чем больше парень старался, тем рьянее она от него закрывалась. Первый раз прошел скомкано, будто на минном поле, где ему постоянно ограничивали доступ. А когда выяснилось, что Ева ещё и…девственница, это повергло в неописуемый шок. Наверное именно потому, что он был железно уверен в обратном, ну хотя бы один любовник у нее должен был быть — так, как они разговаривали с тем мужчиной после «Нуара», вне всякого сомнения говорить могут только любовники. Бывшие или действующие. Именно поэтому ревность его была столь сильной, что потом контроль над эмоциями был потерян.
Наверное, Руслан так и не смог ничего произнести. Ни в момент, когда понял, ни позже, когда она ушла. Долго сидел, потирая виски и пытаясь осознать, что именно сейчас произошло. С одной стороны, стала понятна её скованность, стыд, смущение, то, как она отстранялась от него. Несомненно, в таких обстоятельствах признаешь, что для девушки это серьезный шаг, раз решилась только сейчас… С другой стороны, злость берет оттого, что не предупредила. Заведомо готовилась к боли и не позволила как-то облегчить ситуацию. Хотя Руслан и так был несвойственно сдержан и мягок.
Ева просто взорвала его мозг своим нетипичным поведением. Будто зная, что он станет допытываться, заранее потребовала, чтобы не было никаких расспросов. Она не собиралась посвящать в свои мотивы, как-то сближаться, впускать в душу. Ей необходима была лишь механическая сторона действа.
Даже спустя пару недель парень еще верил, что сможет «разморозить» Еву, которая упорно отвергала любую ласку. С ним такое впервые. Чтобы настолько пресно. Чтобы партнерша не испытала оргазма. Чтобы никто не получил удовольствия. Технически — да, Руслан кончал. Но это физиология. А на деле — каждый её приход завершался его собственным опустошенным нутром. Он не понимал. Как выбить из девушки эту замкнутость?.. Если изначально это еще как-то можно было прикрыть невинностью, то чем объяснить сейчас?