Тень Чернобога
Данияр прожевал кусок, посмотрел на нее:
– Что «как»?
– Как ты все это сделал?
Он с недоумением напомнил:
– Я поводырь, я говорил ведь.
– При чем тут это?
Он засмеялся:
– При том. Все это, – он показал на стены пещеры, корни, мех, – есть где-то в других местах, но нужно сейчас мне и тебе. И оно стало нашим.
– А шишка?
– Ничего не появляется из ниоткуда. Ничто не пропадает насовсем. Это основной принцип, по которому мы живем. Шишку подобрал на поляне за мгновение до того, как ты испугалась зайца.
Катя опустила глаза, вспомнив о своем испуге, отозвалась:
– Закон сохранения энергии.
Данияр усмехнулся с пониманием:
– Верно.
– Так я все-таки сейчас шишку ем или хлеб?
– Ты? Хлеб, конечно.
– А шишка тогда где?
– А шишка на лбу у любопытной Варвары вырастает. – Он лег на спину. Скрестив руки на груди, сунул пальцы под мышки и отвернулся. – Спи.
Катя поправила одеяло.
– Данияр, как мы узнаем, что с Ярушкой беда? Ты сказал, что я почувствую. Как?
Парень молчал, Катя даже подумала, что он уснул и не слышит ее. Вздохнула.
– Тебе плохо будет… Она в твоей одежде как в твоей коже. Она твоя родня. Ты почувствуешь.
Катя выпрямилась, прислушиваясь к себе. Вроде пока все как обычно.
Аккуратно, чтобы не задеть Данияра, легла на бок, подсунула под голову руку и уставилась в темный угол, прислушиваясь к прорывающимся через завесу приглушенным лесным шорохам и засыпая.
* * *Велес покачал головой – слова Мирославы о том, что она будет сопровождать Катю, его не обрадовали:
– Не стоит привлекать внимание своим отсутствием.
Он достал из верхнего ящика стола копию карты – точно такую же, что отдал Данияру. Вздохнул: из двенадцати переходов сожжены только два. Слишком медленно.
Велес дотронулся пальцем до второй сожженной отметки, снял со шнурка луноскоп и поставил сверху. В бледном луче мелькнуло отражение. Что-то, напоминающее пещеру или иное укрытие, послышались шум воды и запах сырости. Из полумрака приблизилось лицо Данияра.
Будто опасаясь быть услышанным, поводырь обернулся через плечо, прикрыл губы мороком.
– Слушаю тебя, государь, – из-за морока голос его звучал приглушенно и будто на пару тонов ниже.
Велес проговорил:
– Я предупреждал, что о возвращении сообщу дополнительно. – Данияр кивнул, взгляд поводыря стал сосредоточенным, на переносице пролегла глубокая морщина. – Сюда не возвращаться. Слышишь ли?
Молодой человек кивнул. Подумав, уточнил:
– Не возвращаться совсем?
По лицу Велеса скользнула тень.
– Совсем.
– Если она будет настаивать?
Велес нахмурился, повторил строго:
– Сюда. Не. Возвращаться… Случилось то, чего я более всего опасался в нашем последнем разговоре, поводырь. Мы получили официальную ноту Византии. Надеюсь, ты услышал меня.
Отключив луноскоп, перевел взгляд на Мирославу – жена сидела с прямой спиной, вцепившись зубами в костяшку указательного пальца.
– Лушенька… – выдохнула. – Как же так?
Велес отвел от нее взгляд:
– Что смотришь на меня как на врага? Или хочешь, чтобы Доля в руки Флавия попала?.. А может, и все тайны раскрыть перед Катериной надо? – он нервно тер виски. – Если она это узнает, она нас не простит. А здесь она узнает об этом непременно.
Мирослава ахнула, будто ей в сердце нож вонзили. Отшатнулась.
Велес подошел, положил руку на плечо. Проговорил мягче:
– Смирись. И надейся, что все разрешится в лучшую сторону. Когда-нибудь…
– Что разрешится? – она подняла к нему заплаканное лицо.
– Что Флавий откажется от нее, что Катя вернет дневники и тогда мы получим явное преимущество в переговорах с Флавием.
– Как много «если», – Мирослава тяжело поднялась. – При любом раскладе я бы предпочла оказаться рядом с дочерью.
Качнув головой, она медленно, не оборачиваясь, вышла из кабинета мужа. Когда дверь плотно притворилась за ней, а стены снова покрылись тонким покрывалом из мха вместо морока, Велес опустился в кресло.
– Что же я наделал, – проговорил он, в отчаянии сжав руками голову.
Он не сказал Мирославе – не смог, – что, прежде чем покинуть зал аудиенции, Олег Велидарь успел отправить сообщение ему на луноскоп. Короткое, но объясняющее многое слово: «Темновит».
* * *Антон не находил себе места. Вечером заперся в своей комнате, вспоминая странную встречу с незнакомкой.
Откуда он знает ее имя?
Откуда ему знакомы ее профиль и отчужденный, будто инопланетный взгляд?
И она его тоже узнала, он был готов поклясться. Узнала, но не захотела остановиться и поговорить, а наоборот, постаралась быстрее смешаться с толпой. Что происходит? Что связывает его с нею?
Когда он засыпал, ему чудился степной запах: луговые травы, разгоряченные полуденным солнцем. Оранжево-красное, оно золотило долину. И изящный девичий профиль.
Недлинные, чуть ниже плеч волосы. Светлые. Вздернутый нос и блуждающая, настороженная улыбка. Ему хотелось рассмотреть ее ближе.
Будто повинуясь его желанию, девушка развернулась, оказалась прямо перед ним.
«Все хотел рассмотреть твои глаза, – его голос звучал будто со стороны. – Вот, знаешь, странное дело, лицо помню, а глаза – нет. Дай посмотрю, пока светло, какого они у тебя цвета».
«Серые», – почему-то вздохнула девушка и попробовала отстраниться.
Он крепче сжал ее плечи. Заглянул в глаза, поймал ее неловкость и смущение – она прятала, отводила от него взгляд, краснела до кончиков ушей. Его забавляло это. Там, в этом воспоминании. «Нет, они не серые. Они цвета Темзы на рассвете».
Черт, придумал же такое. Девушке тоже это не понравилось, она с усилием повела плечами, высвобождаясь. «Не знаю, не бывала».
Это Катя. Это их разговор. Судя по погоде и запахам – летом.
Когда? Какого года?
Утром он решил вернуться на перекресток и попробовать вспомнить, бывал ли он там раньше.
* * *Она готова была выть: за ночь ноги затекли, болели ступни и щиколотки, ушибленные колени распухли, горели ссадины, ныла спина и шея. Вот бы вытянуть ноги, полежать хоть минуточку. Да только в этой тесной клетке и посидеть нормально не получится. На карликов они, что ли, рассчитаны? Она пыталась встать так, чтобы упереться спиной в прутья и перенести вес с уставших ног, дать им хоть несколько минут покоя и отдыха. Но стоило ей это сделать, как надсмотрщик подходил к клетке и что есть силы бил палкой по прутьям.
Ярослава опустилась на дно клетки, села поджав ноги, вцепилась руками в прутья и повисла на них, положив на несколько минут голову.
За стеной, из коридора, слышались стоны и плач. Кто-то безумным голосом бредил, кто-то звал на помощь. Просили воду. Ярослава первое время вздрагивала от каждого шороха – боялась, что идут за ней, – но через несколько часов мучений наступила та самая стадия отупения, когда казалось, что уж лучше бы скорее к ней пришли и закончились бы все ее страдания.
Здравый смысл устало повторял: ты не выживешь.
Взгляд блуждал по комнате, выхватывал орудия пыток, назначения которых Ярослава не очень понимала, но могла догадаться, что ничего хорошего узнику они не обещают.
– Красавица… – услышала она в который раз.
На этот раз подняла голову и открыла глаза – тот несчастный в углу, с безумными глазами, которого после ухода мага вновь бросили в эти застенки, иногда приходил в себя и его взгляд приобретал ясность. Но даже в этом случае Ярослава не могла понять, что он говорил. Что-то сбивчивое, она даже не уверена, что его бред можно было как-то расшифровать.
– …Княжна, – ворвалось в ее сознание, заставив вздрогнуть.
Какая здесь еще могла быть княжна, кроме Анны? К тому же сказано это было так неразборчиво, что могло оказаться чем угодно. Девушка переспросила:
– Княжна?
Парень обрадовался, завертел головой.