Крепостной Пушкина 2 (СИ)
И прочёл. Признаюсь — эффект вышел совсем неожиданным. Я то думал мне вежливо поаплодируют, а не что государыня зарыдает в три ручья.
— Эко, право, ты будь поосторожнее, Степан, — озабоченно сказал Николай, с тревогой глядя на супругу, — видишь как бывает.
— Виноват, государь. Не ожидал.
— Ну будет, будет, дорогая…
Мне вспомнилось свое недоумение, когда я узнал, что из самых сильных стихотворений Пушкина в его время считалась «Чёрная шаль», совершенно проходное произведение как по мне. Но тогда с него сходили с ума, стрелялись, читали в офицерских собраниях, рыдали в салонах. Это не очень славно, ведь тогда верно и обратное, то есть ряд произведений на которые я теоретически рассчитываю как на «взрыв бомбы», могут никого не впечатлить. Вот ещё сложность.
— Вы должны непременно записать это в мой журнал. Подождите. — Вытирая слезы императрица вышла из комнаты, вскоре вернувшись с красиво оплетенным журналом и писчими принадлежностями.
«Если она не играет, а она не играет, то её русский не просто хорош, а очень хорош. Акцент небольшой, а чувство слова превосходно» — думал я, старательно выводя буквы. Писать без ошибок так и не научился, за что отругал себя. Да как можно запомнить все эти «яти»? В искупление свое, я добавил ещё кое-что.
— Боже, какая прелесть! — захлопала в ладони государыня. — Николас, ты должен это видеть.
— Что там ещё? — проворчал император, беря в руки журнал. Интересно, почему она говорит ему «ты», а он ей «вы»? Сколько ещё мелочей я не знаю? Почему одни мелко крестят стул или кресло перед тем как сесть, а другие нет?
— При виде исправной амуниции, как презренны все конституции! — громко прочёл Николай мою очередную литературную кражу. — Вот! Совсем другое дело! Можешь когда захочешь! Золотые слова! А то жирафы какие-то.
Стало весело, но чаепитие как раз подошло к своему завершению. Я ещё раз клятвенно пообещал «не забывать матушку» и ходить на чай, на чем и расстались. В дверях только царь проворчал:
— А сервиз, Степан, возьми. Не дурак ведь, сам понимаешь.
Теперь я не отказывался. Понимал.
Глава 5
Степан. POV. Продолжение 4.
Если кого я и подозревал в попаданчестве, так это Прошку. Когда кто-нибудь вздумает мне рассказать, что мужик русский есть «медведь и тяжёл на подъём, соображает туго, затылок чешет долго», такому Прошку пошлю. Записку напишу, мол, так и так, предъявитель сего есть пример редкой сообразительности, да и вас поумнее.
Сам не заметил, как этот проходимец (всякий ловкий человек на Руси проходимец по определению. Забавно, но слово это не несло негативного оттенка) стал совершенно незаменим для моих дел. Исполнительность его превосходила всякие ожидания. Ум — ставил в тупик. Как может человек дремучий, не посещавщий отродясь школу, не умеющий читать и писать к двадцати годам, вдруг не только овладеть грамотой к двадцати четырём, но и превзойти в том меня? А он превзошёл по таким пунктам как правописание и французский язык. Не видел бы своими глазами — не поверил бы.
Когда я выписывал себе учителя в Кистенёвку, рассуждая, что французский обязателен, то учиться одному показалось скучно. Вот и сидели за партой, так сказать, вчетвером, я да трое парней изъявивших желание. Они рассуждали просто: хозяин блажит, так и нам хорошо. Чем плохо сидеть да слушать? Не то откажешься, так обругает, поколотит, да работой завалит. Нет, лучше не перечить, а участие в забаве той принять. Талейраны деревенские. Вот тогда Прошка и сумел удивить. Мне французский не давался, сколь я не бился над ним. Слова запоминал десятками и сотнями, времена разучивал, все не в коня корм. Учил и забывал, забывал и учил. Вечером пятьдесят слов вызубрил, с утра помню хорошо если десяток. Нет, не моё оказалось. Странно, ведь миллионы людей знают и по два и более языков, и не сказать, что головы у них ума палаты… Но вот так. Или учил неправильно, что тоже возможно. Однако, Прошка выучил в ещё худших условиях, лопотал с французом весьма бодро. И грамоту с письмом (русскую) одолел за пару месяцев, спасибо местному священнику. Выглядело подозрительно, конечно.
В прочих делах проявил себя как выдающийся, не побоюсь этого слова, организатор. Всё поручения, что ему давались, исполнялись споро и без нареканий. Так он прошёл путь от пустяков, вроде быстрой доставки письма по адресу, до вещей более серьёзных, как съездить на ярмарку и выгодно продать лошадей армянам, к примеру. Справился и денег не утаил. А после проявил себя…да везде. Любое дело Прошке удавалось. Постройка моего дома и церкви прошли так быстро во многом благодаря ему. Под конец я даже ослабил контроль, убедившись в способности подручного превращать данные ему средства в те материалы, что именно и нужны для строительства, материализующиеся в должном объёме, без ошибок и в срок.
— Это все потому, что у тебя память эйдетическая, Прохор. — сказал я ему после того как он без запинки перечислил все наши расходы от одной из поездок к башкирам, даже те, что я сам не помнил их-за их незначительности. Он неуверенно улыбнулся и спросил, что означает непонятное ему слово. Я объяснил. Но с той поры несколько раз проверял его, вскользь бросая слова и выражения, знать которые ему не полагалось. Реагировал он правильно, то есть не попадался. Да и не верил я в «коллегу» (вот не знаю почему, но не верил и не верю), так, шутил сам с собой.
Затем, он не пил водку. Совсем. Ни в какие праздники. Тут было проще, выяснилось, что семья их из староверов, отец его ради жены стал креститься тремя перстами, и сам, добровольно, перешел в крепостную зависимость. Но воспитывал детей в привычной строгости. Что же тогда сына грамоте не выучил? Чужая душа потёмки. Видел его отца пару раз, и не стремлюсь более. Свирепый с виду мужик, косматые брови, сам живёт на отшибе, полулесник. Бирюк тургеневский, только не бедный.
Удобство находить под рукой такого человека привело к тому, что Прохор стал частым спутником моих поездок. Оставлять на хозяйстве казалось логичнее, но имело тот недостаток, что он может понадобиться в любой момент, как же оставить? В моё первое посещение столицы взял его с собой, тем более и сам в те дни испытывал мандраж. История все-таки. Волнительно. Это подняло наши взаимоотношения на новый уровень.
Дорога есть дорога, это Путь. Время и вёрсты, вёрсты и время. Почтовые станции, трактиры, постоялые дворы, порою костёр в лесу, да постель из елового лапника. Значит — беседы, надо ведь с кем-нибудь разговаривать. Одной из самых сложных вещей, которой никак я не мог избежать, была неспешность данной эпохи. Насколько здесь все медленно! Мне, привыкшему жить в мегаполисе, иногда было физически тяжело. Мозг словно требовал «еды» в виде бесконечного мельтешения перед глазами огромного количества объектов, красок, скорости, всего того, что я не замечал ранее, но он, мозг, фиксировал. А здесь, простите, голодный паёк. Трудно, аж зудело внутри что-то. Поговорить с тем, с кем интересно разговаривать — спасение. А с Прошкой говорить было интересно.
Сам он охотно шёл на контакт, пусть балагуром не являлся. Воспринимал он меня в духе времени, не столько как хозяина, сколько как учителя или старшака. Платил я ему рубль в месяц, серебром, плюс харчи, кров и одежда. Получив первый целковый, он недоверчиво вертел монету в руках, дважды переспросив точно ли это ему. Другие не спрашивали. Желает хозяин платить — пусть, он хозяин, ему виднее. Оказалось, что платить деньги было попросту не принято. Я ведь не барин. Тот — да, без денег, хоть небольших, но справного лакея не найдет. Но лакеями из моих подручных никто себя не считал. В их глазах я обеспечивал их и «учил», то есть все они вроде как подмастерья. Крестьянского хозяйства мой «отец» почти не имел, в поле пахать никто не нанимался, значит они не батраки. Дела торговые, пускай самые пустяковые, в глазах русского крестьянина — наука! И очень важная. Кто повезёт продавать собранный осенью урожай? Люди опытные, дело разумеющие, иначе обдурят так, что задарма отдашь и плачь потом. Случаи были. Или заедет торговец в село, да загнет три цены, как быть? Тот необходим, кто первым купит, да по сносной цене, за ним и прочие по сходной возьмут. Нет, торговля — и важно и нужно. А уж если попал в подручные к тому, кто этим живёт, то об оплате и не заикайся. Годами исполняй все поручения, приглядывайся, запоминай, не плошай, на ус мотай и набирайся уму. Примерно так обстояло дело.