Тайна Ночи Свечей (СИ)
Однако лишнего времени по-прежнему не было, а потому Тера отложила разгадку на потом. Присев на широкую, обугленную балку, она одной рукой ловко отстегнула не раз выручавшую ее, походную флягу, закрепленную вместе с двумя короткими клинками с внутренней стороны бедра, отвинтила зубами крышку и отпив несколько крупных глотков, прислушалась к себе и своей магии. Для верности, пришлось приложиться к целебной горькой настойке еще раз, а потом и еще. Ополовиненная фляга отправилась в карман штанов, в голове постепенно просветлело, даже горло перестало так нещадно саднить, но вот магия не отзывалась и молчание ее было куда красноречивее, чем любые объяснения. Тера прекрасно знала, после чего зеркала отворачивались от нее и затихали, но не могла взять в толк отчего подобное происходило сейчас, когда она даже и не помышляла о сложных ритуалах или хоть сколько-нибудь значимом колдовстве.
— Я не могу вынести головоломку… — наконец по частям озвучила она, смутно знакомую, навязчиво вертевшуюся на языке фразу. — Ах вот оно что, опять поистратилась на общение с милым деревцем, — устало развернувшись в сторону башни, прошептала Тера, предчувствуя очередные осложнения, как и в случае с проклятым кордским луком, да так и застыла на месте, не в силах оторваться от немой сцены.
Неповоротливые, озлобленные на весь мир жители пустыря, больше не ссорились между собой и не блуждали среди руин в поисках чего-то неведомого. Все они столпились у стен башни и, как один, уставились куда-то в сторону. Прищурившись, Тера попыталась рассмотреть, что же так заинтересовало безумцев, и тут же вспомнила о недавнем неясном гуле. Именно такие звуки издавали «сгоревшие», натыкаясь друг на друга перед тем, как напасть. Но почему, в таком случае, сейчас ничего не происходило? Они больше не шумели, но и не нападали, только стояли, прижавшись друг к другу, и смотрели в одну, скрытую от обзора точку.
У зеркальщицы имелись кое-какие предположения на счет заинтересовавшего прядильщиков объекта, но были они так нелепы и маловероятны, что она с легкостью отмахнулась от них, подхватила изрядно подпорченный парик за одну из длинных, разлохматившихся кос и устремилась за ответами к башне, бросив напоследок беглый взгляд в сторону убежища голосистых малявок. Разбираться с ними сейчас, не было времени, но и не думать совсем об их дальнейшей судьбе, не выходило, особенно, переступая через тело поверженного чужой рукой, врага. Судя по раскроенному черепу безумца, храбрая боривальская мелюзга оказалось не только куда кровожаднее, чем она сама, но и гораздо удачливее. Хоть они и были первоначальной причиной обрушившихся на нее бед, благодаря которым все и пошло наперекосяк, теперь эта парная головная боль имела к ней непосредственное отношение!
Каждый последующий шаг к башне отзывался необъяснимой горечью и все возрастающей тревогой. Раньше ничего подобного Тера не ощущала, хотя и просидела возле проклятой башни целую ночь. Неприятное открытие кольнуло острым предчувствием надвигающейся беды. Привыкшая прислушиваться к своей интуиции зеркальщица, нахмурилась, замедлила шаг и постаралась дотянуться до магии, но та по-прежнему не отзывалась, а на поверхность, из глубин памяти, всплывало лишь одно единственное упоминание о головоломке, которую по какой-то причине не получится вынести…
— Что-то здесь не так, — угрюмо подытожила Тера, на ходу настраиваясь на непростую задачу. Мало ей было живого дерева, оплетавшего башню со всех сторон, так теперь добавился еще и заслон из толпы «сгоревших» прядильщиков. Но только ли из-за этого осложнения она так разнервничалась или же было что-то еще, о чем она пока не догадывалась? Этого Тера не знала и в любом случае не собиралась так просто сдаваться. Иррациональные страхи не могли заставить ее отказаться от завершения начатого, только не после того, как остальным удалось сорвать ритуал Верховной!
Вот только на новом, потревоженном духом полотне, уже не находилось прежнего узора. Заново переплетенные нити изменили все, а помог им в этом не кто иной, как недавний верный защитник, прибывший в Корду вместе с Терой под видом здоровенной лохматой собаки. Именно он вынудил прядильщиков сгрудиться под станами башни, а показавшуюся из-за поворота зеркальщицу — бесшумно застонать от досады на поразительное невезение, решившее стать ее неотступным сопровождающим, во всех прогулках по ненавистной Корде.
Глава 17.1 Случайно выживший
Даже одному доброму, бескорыстному вмешательству в чужую судьбу под силу превратить обычного прохожего в героя, а его скромную, размеренную жизнь — в захватывающую историю…
Именно такой слаженной точки зрения с годами начали придерживаться Тера и Ригби, вложив в простые слова, абсолютно противоположный смысл.
Шуттанец предпочитал учиться на чужих промахах и крайне редко ошибался в оценке истинного положения вещей, а потому не стремился пополнять незавидные ряды благодетелей. По его личному разумению существовало всего два вида бескорыстного добра: то, что принесет невероятное количество проблем и завершится горькими сожалениями, и то, за чьей спиной незаметно прячется нечто более земное, нежели чистенькое, светлое великодушие. Например, корыстный, прекрасно сбалансированный расчет или жадное до дармовых почестей тщеславие. Как первая разновидность, так и вторая, вызывали у Ригби улыбку — насмешливую, снисходительную, а порой и понимающую. Сам же господин посол поводов для веселья старался не предоставлять, расценивая рефлекторную отзывчивость, как слабость и глупость, а лицемерную доброту — как крайне утомительную, обходную дорогу, отнимающую чересчур много сил и терпения.
Тере подобный подход казался слишком скупым и категоричным. Несмотря на внушительный багаж разочарований, она так и не сумела очерстветь душой настолько, чтобы прекратить воспринимать тянущиеся в надежде руки и чужие слезы отчаяния, как нечто сокровенное, чем точно не стали бы делиться, не будь у несчастных жертв обстоятельств иного выбора. Впрочем, это нисколько не мешало ей усугублять положение тех, кто смел притворяться и лгать, желая обмануть доверие откликнувшихся. Таких, не чистых на руку лицедеев, Тера искренне презирала и ненавидела, видя в их подлом обмане первопричину того, что окружающие не желали идти друг другу на выручку, боясь показаться наивными простаками.
Друзья нередко спорили, приводя всевозможные доводы в пользу, отстаиваемых точек зрения. Каждый раз, как поднималась эта вечная тема, Ригби со смехом рассказывал очередную забавную историю о наивном дураке, угодившем в хитроумную ловушку мошенника, или о напыщенном хвастуне, не сумевшем здраво оценить свои силы, из-за чего храбрый подвиг неизменно обращался позорным бегством, а похвала и почести — побоями.
Тера, в свою очередь, с удовольствием делилась трогательными рассказами о смельчаках, готовых по первому зову броситься на помощь хоть в горящий дом, хоть на морское дно. Помимо целого собрания чужих примеров, были у зеркальщицы и собственные. Но их она старалась не затрагивать, зная, как болезненно Ригби переносит известия о все приумножающихся сложностях, без которых не обходилась ни одна значимая стычка с дэйлинальской суровой действительностью.
Звучали только правдивые истории, без прикрас и сгущения красок. Таково было их давнее, строгое правило — непредвзятая истина от начала и до конца! А дальше — азартная словесная игра с целью сокрытия и поиска сюжетного двойного дна. Так в юмористическом рассказе Ригби о подлом закоренелом воре, с легкой руки зеркальщицы, появлялась коротенькая уточняющая приписка о вероятном наличии у преступника трех, а лучше сразу пяти или шести голодных карапузов. Что же до хвалебной баллады о пожаре, то ей в нагрузку доставался длинный и весьма подробный список. В нем Ригби с уверенностью перечислял все то серебряное, полезное и сколько-нибудь ценное, что честный спаситель мог совершенно «случайно» прихватить на память, пока рыскал по горящему зданию в поисках беспомощных старушек, детей, собак и прочей, терпящей бедствие живности.