Украденная субмарина. К-129
В обязанности вахтенного трюмного в ЦП входило управление воздушной захлопкой РДП. Для ее закрытия необходимо было повернуть рукоятку в положение «закрыто». В суматохе трюмный среди пяти одинаковых клапанов повернул манипулятор устройства «Лира» на «опускание». Сознавая, что он свою задачу выполнил, трюмный более не делал никаких попыток закрыть захлопку гидравликой или вручную. А вода стремительно затапливала V отсек, создавая угрожающий дифферент на корму. Прошло около 20 секунд развития катастрофы.
Мотористы после аварийной остановки дизеля имели еще один шанс остановить воду — закрыть второй запор шахты подачи воздуха к дизелям, который в обиходе на всех дизельных лодках называют «нижний гриб ПВД». Нужно было сделать одиннадцать полных оборотов. В обычных условиях эти обороты совершались маховиком с рукояткой за несколько секунд. Теперь же силу воды пытались преодолеть несколько человек и почти победили. Они сделали восемь оборотов на закрытие. Но под напором шток клапана погнулся и заклинил… Лодка теряла ход. Дифферент достиг 20° на корму. Прошло около 30 секунд.
В центральном посту поняли, что создалась гибельная ситуация, и приняли решение на продувание главного балласта воздухом. В полузатопленном V отсеке два человека еще возились с «нижним грибом» возле носовой переборки, когда остальные мотористы вышли в IV отсек и пытались создать воздушное противодавление воде в двух смежных отсеках. Прошло около 40 секунд.
При попытке всплыть совершена последняя ошибка: не использовалась система быстрого продувания аварийного балласта. Предпоследнюю по непонятной причине допустили электрики в IV отсеке. Они не выполнили команду вахтенного офицера. Главные электродвигатели еще могли вытолкнуть лодку с глубины…
Состояние достигло критической точки: скорость упала до нуля, дифферент составлял 45° на корму. Лодка остановилась и замерла. Преодолеть отрицательную плавучесть и подняться на поверхность ей не хватило движения и запаса сжатого воздуха. Медленно набирая скорость, кормой вниз, С-80 провалилась в глубину. Прошло около 60 секунд.
Со скоростью около 5 метров в секунду С-80 вошла кормой на 15 метров в илистый грунт на глубине 196 метров. Прочный корпус, рассчитанный на максимальную глубину 200 метров, выдержал давление воды, но оказался могилой для экипажа. Прошло около двух минут.
Первыми погибли два моториста. Они понимали, откуда грозит им смерть, но навалившийся дифферент не позволил им выйти в IV отсек: переходной люк был уже под водой…
От воды и подпора воздуха в аккумуляторной яме быстро разрушилась крыша цистерны замещения «специзделия» (емкость для воды, равной по весу выпушенной ракете). Шесть аккумуляторов провалились в цистерну. Цепь батареи разорвалась, лодка полностью обесточилась. Это уже не имело значения: переборка между III и IV отсеками разрушилась взрывом. Ударной волной воздуха и воды были сметены все преграды на пути в нос. Все те, кто находился в трех отсеках и боевой рубке, погибли мгновенно. Но переборка в I отсек — отсек-убежище — выдержала. Прошло около 3 минут катастрофы.
Вода заполнила все свободное пространство, и давление там вскоре сравнялось с забортным. Стрелки дифферентометров, найденных в ЦП и VII отсеке, заржавели на отметках 14°. В трех незатопленных отсеках из семи оставалось в живых 24 члена экипажа. Прошло около 10 минут катастрофы.
Люди на корме прожили около 6 часов. Они организованно перешли в VII отсек и начали готовиться к выходу на поверхность. Отдраили нижний входной люк, опустили тубус, приготовили пять. Но из лодки никто не вышел, может быть, потому, что на четырнадцать человек имелось только десять индивидуальных Дыхательных аппаратов ИДА-51. Они погибли вместе, когда треснула переборка, и вода быстро затопила кормовой отсек…
Дольше других продержался I отсек. Торпедисты отдали крепления аварийного буя, но длина кабель-троса была вчетверо короче глубины, на которой лежала С-80. Тогда решили еще больше приподнять нос к поверхности, для чего продули носовую группу балластных цистерн. Выход из затонувшей лодки рекомендован с глубин не более 120 метров. Почему не вышли? Ночью, в штормовом январском море, наверху тоже поджидала смерть. Может быть, не хватило решимости самим приблизить неминуемый конец. Из 10 торпедистов четверо были найдены включенными в ИДА, один в бесполезном противогазе.
I отсек заполнился водой спустя много дней. После этого ПЛ была вывернута из грунта и легла на ровный киль с креном 40° на правый борт. Возможно, этому помогли рыболовные суда, цеплявшие тралами за выдвижные устройства.
Первым в отсеки вошел Ростислав Филонович, ныне вице-адмирал в отставке. Была долгая дискуссия, кому идти первым — особистам или политработникам. Решили все же первым отправить кораблестроителя.
— Я вошел в корпус с кормы, через аварийный люк седьмого отсека. Тела подводников лежали лицом в вниз. Все тела поражали своей полной сохранностью. Многих узнавали в лицо — и это спустя семь лет после гибели! Вода срывала на своем пути механизмы с фундаментов, сметала рубки и выгородки, калечила людей. Почти у всех, кого извлекли из четвертого и третьего отсеков, были размозжены головы. Участь задохнувшихся от удушья тоже была незавидной. Все кислородные баллончики ИДА были пусты. Но прежде чем включиться в «идашки», моряки стравили сжатый воздух из парогазовых торпед в носовой отсек.
Загодя тыловики флота заказали 80 спецмешков, а также судно для транспортировки погибших — средний десантный корабль, которому предстояло стать плавучим моргом. В трюме поставили столы для патологоанатомов.
Рассказывает бывший главный инженер ЗОН, ныне контр-адмирал Юрий Сенатский:
— Врачи спиртом оттирали замасленные лица погибших и не верили своим глазам: щеки мертвецов розовели! В их жилах еще не успела свернуться кровь. Она была алой. Врачи уверяли, что на запасе отсечного воздуха подводники могли вполне протянуть неделю. Неделю ждать помощи и уходить из жизни в бреду удушья…
«Они пели «Варяга»! — уверял меня (Николая Черкашина — авт.) капитан медслужбы В. Коваль. Мы пили спирт вместе с остальными участниками «дезинфекции» С-80, и капитан готов был вцепиться в любого, кто усомнился бы в его словах. — Понимаешь, в кают-компании был накрыт стол… Они прощались. Они пели…»
Не то, чтобы петь — вряд ли они успели осмыслить происходящее… Тела командира и его дублера были найдены в проходе второго отсека, катастрофа разразилась столь стремительно, что они едва успели выскочить из кают-компании.
Комиссия задала себе вопрос, на который никто не смог ответить. В то время как экипаж находился в высшей степени готовности, ночью офицерский состав был собран в кают-компании II отсека. Там же присутствовали командиры основного и резервного экипажей. Военный совет? По какому поводу? И зачем (или — за чем) вахтенный механик, командир БЧ-5, отправился в IV отсек? Ответа нет, не считая многозначительных намеков на накрытый стол в кают-компании…
Время за полночь. На борту офицеры основного и резервного экипажей. Где прикажите спать-ночевать резервистам и вообще находиться? С офицерскими каютами под водой напряженка. На больших лодках, не говоря уже о средних, кают-компания нередкое место ночлега даже штатных офицеров. Что же до стола, то он накрыт почти постоянно, особенно когда на борту гости и приходится питаться в несколько смен.
И все-таки с этим столом какая-то недосказанность остается. Может быть, скрытый ответ содержит книга Н. Мормуля «Катастрофы под водой»?
«В январе 1961 г., вечером, ко мне зашел мой товарищ, старший лейтенант Анатолий Евдокимов. Мы вместе учились в Ленинграде, познакомились еще курсантами на танцах. Своих будущих жен нашли в Педагогическом институте им. Герцена, и оказавшись оба в северном городе, дружили семьями. Сели ужинать. Выпить Толя отказался, ему в пять утра предстоял выход в море. Штурман соседней лодки С-80 приболел, и на замену отправили Толю. Выход намечался коротким, но товарищ беспокоился: