Цена весны (ЛП)
— Если не узнают, что это легкомысленное и пустое зрелище, — возразил Ота. — Есть предположение, что наемники, которых мы наняли для охраны Чабури-Тан, работают на обе стороны.
Баласар цыкнул зубом.
— Тогда дела обстоят еще хуже, — согласился он.
— Сколько времени тебе надо? — спросил Ота.
— Неделю для более маленького отряда. Две — для большого.
— Сколько наших союзников при дворе мы потеряем?
— Трудно сказать. Сейчас не так-то просто узнать, кто тебе друг. Но у тебя их будет меньше, чем в том случае, если они останутся.
Ота откусил кусочек яблока и медленно сжевал мякоть, давая себе время подумать. Баласар молчал, выражение его лица было невозможно прочитать. Оте пришло в голову, что этот человек был бы отличным посыльным.
— Дай мне день, — сказал он. — К вечеру у меня будет ответ. Самое позднее — завтра.
— Спасибо, высочайший, — сказал Баласар.
— Я знаю, как много прошу у тебя, — сказал Ота.
— Я кое-что должен тебе. Или мы должны друг другу. И я сделаю все, что могу.
Ота улыбнулся и принял позу благодарности, но мысленно спросил себя, каковы будут пределы у этого долга, если старый генерал узнает новости Идаан. Он танцует вокруг слишком многих клинков. Он даже не может удержать их всех в голове и, если споткнется, будет кровь.
Покончив с едой, Ота разрешил слугам одеть на него официальное черное платье, расшитое золотыми нитями, и возглавил ритуальную процессию в зал аудиенций. Его придворные в надлежащем порядке вплыли на свои места, подавая предписанные обычаем знаки верности и подчинения. Ота заставил себя не кричать им всем поторопиться. Время, которое он тратил на этот пустой ритуал, — время, украденное у него. И он не мог его спасти.
Аудиенции начались, каждая колебалась между справедливостью, политикой, которая была в нее вовлечена, и массивной сетью связей — при дворе, в городе, в мире. Когда он был молод, то присутствовал на аудиенциях хая Сарайкета, посвященных таким простым делам, как оспариваемая земля и разорванные контракты. Те дни давно прошли, и императора Хайема достигали только те вопросы, по которым никто из нижестоящих не осмелился вынести решение. Не было ничего тривиального, все чревато серьезными последствиями.
Полдень пришел и ушел, солнце начало медленно клониться к западу. Появились штормовые облака — белые, мягкие и выше любых гор, — но дождь остался над морем. Дневная луна повисла в синем небе, ближе к северу. Ота не думал о Баласаре, Идаан, Чабури-Тан или андате. Когда, наконец, наступил перерыв на еду, он почувствовал себя совершенно усталым, видимым насквозь. Он попытался проанализировать предложение Баласара, но закончил тем, что уставился на блюдо с запеченной рыбой с лимоном и рисом так, словно это было что-то увлекательное.
Поскольку он надеялся на мгновение покоя, он решил съесть свой скромный обед в одном из низких залов в задней части дворца. Каменный пол и ничем не украшенные стены делали его похожим на общий зал маленького постоялого двора, а не на центр империи. Этим, частично, объяснялась его привлекательность. За открытыми ставнями простирался сад: ползучая лаванда, звездопадная роза, мята и, без предупреждения, Данат, в официальном темно-синим платье с желтыми вставками, из его носа и подбородка текла кровь. Ота поставил на стол пиалу.
Данат влетел в зал и почти промчался через него, когда заметил, кто сидит за столом. Он заколебался, потом принял позу приветствия. Пальцы его правой руки были в чем-то розовом, словно он пытался остановить кровотечение и не сумел. Ота не помнил, как вскочил. Наверно на его лице появилось встревоженное выражение, потому что Данат улыбнулся и покачал головой.
— Ничего плохого не произошло, — сказал он. — Просто беспорядок. Я не хочу идти через большие залы.
— А что произошло?
— Я повстречал своего соперника, — сказал Данат. — Ханчата Дору.
— Кровь? Между вами кровь?
— Нет, — сказал Данат. — Ну, технически, да, я полагаю. Но нет.
Он сел за стол, на котором лежала брошенная Отой еда, графин с водой и фарфоровая пиала. Когда Ота сел, его мальчик смочил один из рукавов стал вытирать кровь с подбородка. Первый жестокий импульс Оты — защитить сына и наказать его противника — был безоружен этой улыбкой. Не побежден, но обезоружен.
— Он и Ана-тя шли по дорожке между дворцами и домом поэта, прямо перед прудом, — сказал Данат. — Мы перекинулись парой слов. Он возразил против нашего требования, что Ана-тя должна извиниться. Он считал, что я должен гордиться тем, что дышу тем же воздухом, что и его дорогой бурундук. Серьезно, папа. «Дорогой бурундук».
— Быть может так гальты выражают нежность, — сказал Ота, пытаясь подражать игривому тону сына.
Данат отмахнулся от этой мысли. Не слишком достойно, признался себе Ота, говорить так о всей культуре.
— Я сказал, у меня дело не нему, а к Ане-тя, — продолжил Данат. — Он начал декламировать что-то вроде стихов о том, что он и его любовь — одно целое. Ана-тя сказала ему прекратить, но он заревел еще громче.
— Как отреагировала Ана-тя?
Данат широко усмехнулся. На его зубах розовела кровь.
— Она казалась слегка смущенной. Я начал говорить с ней так, словно его не было. И…
Данат пожал плечами.
— Он ударил тебя?
— Может быть я его спровоцировал, — сказал Данат. — Немножко.
Ота откинулся назад, пораженный. Данат сложил руки в позу, объявляющую о победе в игре. Ота разрешил себе улыбнуться, но за улыбкой стояла печаль. Его сын больше не был больным слабым ребенком, которого он знал. Мальчик исчез. Его место занял молодой человек с тем же самым драчливым инстинктом, как и у любых молодых людей. От которого, когда-то, страдал сам Ота. Так легко забыть.
— Я приказал бросить его в камеру, — сказал Данат. — И приставил к нему стражника, на случай, если кто-нибудь захочет защитить мое оскверненное достоинство, убив его.
— Да, это все бы усложнило, — согласился Ота.
— Ана кричала все время, но она злилась как на Ханчат-тя, так и на меня. Как только я стал меньше походить на подмастерье публичного бойца после первой ночи в веселом квартале, я послал приглашение Ане-тя на официальный ужин, на котором мы могли бы обсудить ее неправильное понятие о нашем гостеприимстве. И потом я собираюсь встретиться с моей новой любовницей.
— Твоей новой любовницей?
— Шиия Радаани согласилась сыграть эту роль. Я думаю, что моя просьба ей польстила. Иссандра-тя непреклонна, как камень. Она утверждает, что мужчина только тогда кажется достойным, когда есть другая женщина, которая ему улыбается.
— Иссандра-тя — опасная женщина, — сказал Ота.
— Да, — согласился Данат.
Какое-то время они смеялись, вместе. Ота стал серьезным первым.
— Сработает ли это, как ты думаешь? — спросил он. — Это вообще возможно?
— Смогу ли я завоевать сердце Аны и заставить ее заявить об этом перед лицом сановников обоих империй, которых она ненавидит? — задумчиво спросил Данат. Он сказал это так, как сказала бы его мать. — Не знаю. И не могу сказать, что я почувствую, если это произойдет. Мы составили заговор против нее — я и ее собственная мать. Я чувствую, что меня надо осудить. Это не честно. И, тем не менее…
Данат тряхнул головой. Ота принял позу вопроса.
— Мне это нравится, — сказал Данат. — Что бы это ни говорило обо мне, я получил удар в зубы от гальтского парня и чувствую себя так, словно набрал очко в какой-то игре.
— Очень важной игре, — добавил Ота.
Данат встал. Он принял позу, которая обещала лучшее усилие, подходящую для юноши, соревнующимся со своим учителем, и ушел.
Ота мог помочь Данату несколькими путями, но сейчас не мог придумать, как именно. Возможно, он может оставить их обоих наедине. Ну, скажем, путешествие в Ялакет. Или… нет, там еще не выкорчеван заговор Обара. Тогда Сетани. Какое-нибудь длинное и тяжелое путешествие, и чтобы, когда они приедут, там было холодно. И не было ублюдка, который ударил его сына…