Насилие (ЛП)

  
Глава 5
 
Вискария
 
Шесть часов спустя Вэл вспомнила, почему ей никогда не нравилось ходить на вечеринки. Они были неловкими. Почти невыносимыми. Разговаривать с незнакомыми людьми, отбиваться от пьяных приставаний или, что еще хуже, быть полностью проигнорированной.
Весело.
Она никогда не была душой компании, и события, произошедшие за последние пару лет, никак не облегчали неловкость, которую она чувствовала, находясь в толпе.
Общение, как правило, было последним, о чем думали люди, когда обвиняли тебя в смерти золотого мальчика города.
Она пошла с ним на свидание, потому что не видела другого способа прийти в себя. Теперь казалось, что он стал ее крестом, который она будет нести вечно.
«Ты не должна думать об этом. Не сегодня».
В ее руке был напиток. Вэл не могла вспомнить, как он туда попал, и посмотрела на него с некоторым удивлением.
«Пиво. Я не пью пиво».
Неужели кто-то дал ей это?
Она отбросила банку в сторону, предостерегающие рассказы об изнасиловании на свидании звенели у нее в ушах, и услышала, как пиво выплеснулось из нее. Кто-то выругался, и Вэл быстро скрылась.
Потом она вспомнила, что направлялась в ванную, но нашла пустую банку в раковине и планировала выбросить ее, когда... когда что? Она не могла вспомнить.
«Боже, — подумала Вэл, — что со мной не так?» Мгновение спустя она горько улыбнулась. «А что так?»
Нормальные люди не стояли в стороне от комнаты, улыбаясь после того, как швырнули полупустую банку из-под пива, и Вэл огляделась, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает.
«Я схожу с ума».
Жители Отэм превзошли самих себя при таком минимальном бюджете. Даже Вэл вынуждена была признать это. Каждая комната в общежитии была миниатюрной вечеринкой сама по себе, за исключением нескольких воздержавшихся.
Вэл не была достаточно храброй, чтобы рискнуть пройтись по коридору общежитие, где все звучало еще более шумно и дико, но кто-то установил стробоскоп здесь, в общей комнате ее и Мэри. Она могла видеть темные фигуры, покачивающиеся на свету, меняющие позы ошеломляюще резкими движениями фантасмагории.
Вокруг нее гремела музыка. Хард-рок, дабстеп, рэп и поп-музыка соединились вместе, образовав нестройный рев, от которого у Вэл вскоре зазвенело в ушах.
В приглушенном свете она чувствовала себя слепой, глухой, незащищенной и уязвимой: тонко связанный пучок нервных окончаний, способных разлететься в любой момент.
Вся обстановка имела сюрреалистический кошмарный оттенок. Наливая себе пунша из оранжевого бочонка, она почти ожидала увидеть его, стоящего там и наблюдающего за ней из тени.
С криком она выронила чашку с пуншем — по крайней мере, она надеялась, что это был просто пунш, — когда какой-то пьяный парень пронесся мимо по пути в ванную, напугав их обоих и вызвав проклятие.
— В чем, черт возьми, твоя проблема? — пробормотал он, уже расстегивая штаны, когда захлопнул за собой дверь ванной.
Вэл прислонилась к стене, чтобы не упасть. Огни расплылись у нее перед глазами. Болела грудь. Болела голова. В ушах звенело, и это никак не проходило. «Ты ведешь себя как сумасшедшая».
Казалось, все оглядывались на нее, наблюдая за ней, как какое-то общее Око. «Никто за тобой не наблюдает. Все это у тебя в голове». Она говорила себе то же самое на вечеринке у Гэвина — и посмотрите, к чему это ее привело.
Как звучит эта поговорка? Безумие — это делать одно и то же снова и снова и ожидать разных результатов?
Она выдохнула и, спотыкаясь, направилась к буфету. Еда была примерно такой, какую она ожидала на стипендию в колледже. Чипсы и газированные напитки всех марок и сортов, купленное в магазине печенье на распродаже, дешевая пицца из местной пиццерии. Еще стоял незнакомый ей холодильник, который, должно быть, принесла одна из подруг Мэри, и когда она открыла крышку, то обнаружила, что он набит льдом и пивом. Вэл позволила крышке закрыться как раз в тот момент, когда дородный атлет протиснулся мимо нее, чтобы схватить два «Хайнекена».
 
Вэл с тоской посмотрела на свою кровать. Она могла бы сказать, что выпила слишком много и опьянела — это было нормально, верно? Ей нужно прилечь после долгой ночи?
За исключением того, что это была не долгая ночь. Еще нет и десяти вечера, и Вэл почти уверена, что Мэри знала, что она не пила, потому что Мэри провела большую часть вечера, не сводя с нее глаз, как ястреб.
Кто-то похлопал ее по плечу. Она обернулась и увидела улыбающегося рыжеволосого парня, смотрящего на нее сверху вниз. Друг Мэри, Джеймс.
Нет, не Джеймс.
Краска сошла с лица Вэл, когда комната накренилась и закачалась в неверном свете стробоскопа, а звон в ушах перерос в пульсирующий рев. О Джеймс, о боже, о боже, о боже, о боже, о боже.
Джейд — это его имя, не Джуд, или Джеймс, или какое-либо другое, а Джейд, как камень, — беззвучно шевелил губами. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что он говорит. Не то чтобы она могла слышать его за пульсирующим фоном компакт-диска Мэри с миксом.
— Что?
Он приложил ладонь ко рту, как рупор, и, по-видимому, повторил то, что говорил раньше. Вэл покачала головой и наблюдала, забавляясь, несмотря на горе, угрожающее охватить ее сердце, как он изобразил танец одной рукой и заставил другую руку танцевать рядом с ней.
Джейд поклонился с театральным изяществом и протянул ей руку ладонью вверх. Этот жест заставил ее кровь застыть в жилах, потому что, ну, он тоже делал это. Он также имел склонность к театральности, он сам так говорил. Он был монстром, который играл в человека: животное, маскирующееся под человека.
Танцы звучали как действительно плохая идея. Вэл чувствовала, что в любой момент может упасть в обморок.
С другой стороны, танец с Джейдом означал, что ей не придется надевать маску безразличия, притворяясь, что ей все равно, что никто другой не подойдет, чтобы поговорить с ней.
После неловкой паузы Вэл взяла его за руку.
Песня играла медленно, Вэл не могла сразу вспомнить исполнителя. Это была баллада хард-рок группы, которая достигла пика популярности несколько лет назад.
Как все может измениться всего за несколько лет....
Вэл закрыла глаза и позволила своему телу покачиваться в такт. Это было... удивительно мило. Обычно. Боже, как она скучала по тому, чтобы быть нормальной. Не быть девушкой, на которую все пялятся, о которой шепчутся, которой одержимы.
Он был последним мужчиной, который так обнимал ее. Это было как раз перед тем, как он попытался убить ее.
«Не думай об этом».
Слишком поздно. Ее конечности напряглись, когда тело осознало уязвимость обладания, в котором она сейчас находилась.
И еще был этот вальс в темноте.
Он вел в танце, но держал ее крепко. У него не было угрызений совести, из-за того, что он позволил ей упасть. Нет, он ясно дал это понять.
Поэтому так больно.
Песня в стиле медленного рока закончилась. Вэл отстранилась, когда заиграла быстрая техно-композиция, побудив других первокурсников заполонить танцпол от восторга. Джейд снова открыл рот, и наклонил голову в сторону холла, показывая, что она должна следовать за ним.
Дурное предчувствие поднялось в ее животе, как тошнота. С какой стати он хотел остаться с ней наедине?
Поколебавшись, она последовала за Джейдом в коридор. Там было намного тише — тем более, когда он закрыл за ними дверь. Щелчок защелки имитировал ее учащенное сердцебиение. Сквозь звон в ушах она все еще могла различить громкую музыку, доносившуюся из других комнат.
По крайней мере, не так оглушительно, как усилитель Алекса. Она нервно откашлялась, разглаживая юбку платья, которое Мэри навязала ей.
 
— Что?
— Я говорил, что не похоже, чтобы тебе было очень весело.
Неудивительно, что Мэри так пристально смотрела на нее.
Вэл уставилась в пол.
— Вечеринки действительно не мой конек.
— Или игры на знакомства?