Химеры (СИ)

— Полегче о моих родственниках!
— Так иди, поцелуйся с ними.
— Не хочу, — процедил Энери. — Там Королева и ее люди. И знаешь что… мне показалось, что я видел там Алисана.
— То есть, ты зря искал?
— Почему зря. Просто его кто-то нашел раньше меня. К лучшему, наверное.
Найл что-то пробурчал себе под нос и принялся устраивать костер из серых сухих водорослей и плавника. Отсыревшие спички грелись на плоском камне, шинель была расстелена прямо на песке, от нее шел пар — солнце поднялось высоко и ощутимо припекало.
Энери еще утром скинул осточертевшие плащ и пиджак, и расхаживал в рубашке и брюках, у которых безжалостно подвернул манжеты почти до колен. Выглядело это, должно быть, чудовищно, зато было удобно и не жарко. На серой ткани уже проступали разводы от морской воды и кое где прилип песок после ползанья по зарослям.
Он вспомнил, как тут растет можжевельник, плотными темно-зелеными купами, корнями прямо в расселинах светлого камня, поблескивающего от слюды, и ему вдруг стало спокойно.
— Ты погоди, Комрак, — мирно произнес он. — Давай отдохнем, поедим, я бы даже может быть и поспал. Торопиться уже некуда, а идти в лагерь мы оба не рвемся. Потом сориентируемся по обстоятельствам. Как там твои спички?
Найл пожал плечами, потом соскреб горсть сухих, как пыль, рыжеватых водорослей с каменного выступа, положил в середину костровища. Он даже сделал аккуратные бортики из песка, укрепив их круглыми камнями-голышами.
— Строишь на века.
— Отвлекает, — первая спичка бессмысленно задымила и погасла, вторая тоже. Комрак чертыхнулся и взял два заготовленных заранее кремешка. — Придется долгим путем… Костер я тебе разведу, дым от посторонних глаз скроет выступ скалы, а вот жрать мы что будем? Ты так уверенно насчет еды…
— И это говорит моряк и потомок моряков, — фыркнул Энери, расстегивая рубашку. — Сейчас сплаваю, наловлю чего-нибудь.
— Я эти воды не знаю.
— Ну и что? Я тоже.
Энери швырнул штаны на расстеленную комракову шинель, рубашку связал в узел и взял с собой, потом пошел к воде, с удовольствием ощущая босыми ногами песок и мелкие острые обломки раковин. Ему отчего-то было хорошо. Казалось бы — должен сходить с ума от беспокойства и горя — так сильно задела его утренняя встреча, неожиданная, непредсказанная и баснословная, но ему было хорошо.
Давно пора было на море съездить.
Он окунулся по грудь, море окатило его ласково, с лепетом плескались мелкие волны. Инстинкт подсказывал, что дна здесь нет. Просто под водой идет гранитный выступ, потом острое, как нож, основание острова, а потом — ничего. Водная прозрачная немыслимая бездна.
Энери прошел еще несколько шагов и сразу нырнул. Плавал он уверенно и глубины не боялся. Под водой видна была каменная стена — темный гладкий бок острова, поросший водорослями и ракушками. Поплыл вдоль него, высматривая что-нибудь съедобное и не слишком прыткое. Тут водились и рыбы, но без остроги о них нечего и думать. Скоро ему повезло, нырнув в очередной раз, на одном из выступов он нашел нежащуюся под проникавшими на мелководье лучами семейку устриц, а чуть глубже под ней — и еще кое что.
— Ты не поверишь, — сообщил он найлу, — вытряхивая добычу на песок. Костер уже потрескивал, бледный и еле видимый при ярком свете дня. — Я и сам себе не поверил. Я там такое увидел… Ты куда пялишься, Комрак?
— Да так, — найл беззастенчиво его разглядывал. — Не видел никогда голого Лавенга. Ясно, за что вас девки любят. Я всегда думал, что Лавенг — это только вздернутый нос и противный характер.
— Девки нас любят за ослепительную красоту, — наставительно ответил Энери. — А ты лучше смотри на море. Или на устриц вот. Нечего.
Комрак беззлобно кинул в него камешком.
— Так что ты там нашел?
Энери посерьезнел.
— Там, если пронырнуть поглубже — решетка. Старинная, из бронзы. Замшела вся, но разглядеть можно. Я сейчас отдышусь и еще сплаваю, посмотрю. Но гадать особенно не приходится. Постройка на острове мне известна только одна.
— Какая?
— Дворец Королевы, конечно. И по совместительству тюрьма для ваших богов.
 
  
Часть вторая. Глава 29
 
Сразу по пробуждении есть несколько мгновений, когда ты не помнишь, кто ты, где ты, что с тобой. Несколько мгновений по возвращении из небытия, когда четко ощущаешь, что в небытии, как и в бытии нет ничего страшного. Нет ничего, что стоило бы бояться. Потом возвращается память, и это ощущение проходит.
У Киарана не прошло.
Открыв глаза, он смотрел на серые своды над собой, на густые, но проницаемые тени, на перекрестья тончайших световых паутинок, сшивающих реальность, сплетающих кокон, в центре которого он покоился.
Имя этому кокону было Аркс Малеум.
Холм Яблок.
Вернее, имя выглядело как сплетение багряного, бурого и пепельно-серого, с вкраплением слюды и золота, и он повторил это имя вслух, и оно прозвучало как Аркс Малеум.
Его обступили фигуры, окутанные пурпурным свечением, они выплескивали в его сторону пригоршни тьмы, иссиня-серой, синеватой, полуночной. Тьма всплывала и расточалась под сводами, но они снова и снова с непонятной настойчивостью окатывали его волнами темноты цвета осенней ночи.
Он попытался ответить им тем же — и произнес собственное имя.
Ньель.
Ньель — истинное имя. И его отражение — Киаран.
Киаран.
— Ньель, — звали его склонившиеся женщины, — Ньель, Киаран, Киаран, Киаран!
— Киаран, — говорила та, что склонилась ниже всех, кленово-красная и мшисто-зеленая, и глухо-черная, не как ночь, а как дыра в земле.
— Кунла, — сказал он и сел на каменном столе — голый, хрупкий, мгновенно озябший, с копной отросших до талии спутанных волос, с грифельно-смуглой кожей, с которой бесследно выцвели синие татуировки слуа.
Он разжал стиснутые кулаки — правый был пуст, а во втором оказался обломок оленьего рога. Гладкого, острого и золотого.
— Киаран, — повторяла красноволосая женщина, его сестра, — Киаран, пророчество сбывается, Киаран. Ты знаешь, что твоя фюльгья мертва? Мы не могли тебя вернуть, но ты вернулся. Киаран, ты помнишь, что с тобой было?
— Я… выбирал, — Киаран туманно глянул ей в лицо, ловя стремительно истаивающее воспоминание. Там, в небытии, что-то было… или кто-то был, — я выбирал… и выбрал. Не знаю, правильно ли.
— Ты говорил с Холодным Господином?
— М-м-м… не помню. Кто-то… присутствовал. Может, мне приснилось.
— Ты был мертв, — сказала Кунла, — ты был мертв совершенно, абсолютно и безнадежно. Твоя фюльгья погибла, ее убила какая-то сумеречная скотина. Вернуть тебя мог только Холодный Господин.
Киаран пожал плечами.
— Не сомневайся. Это так. Мы все знаем, что это так.
Кунла повернулась к молчащим до сих пор женщинам, и самая старшая из них, Гиивар, величественно кивнула.
— Лишь Холодный Господин может возвращать мертвых. Но он никогда не делает это просто так. Понимаешь, мальчик?
Киаран кивнул, передернул голыми плечами и вдруг хмыкнул:
— Так я что, теперь такой же как Нож?
— Ты давал Холодному Господину вассальную клятву? — быстро спросила Ружмена.
— Нет. Я… выбирал. Это помню. И выбрал. Но что выбирал и что выбрал…
— Очевидно, жизнь, — сказала Гиивар.
— Все, что произошло, подтверждает пророчество, — заявила Кунла. — Даже сумеречная скотина сыграла свою роль. Знаешь, что у тебя в руке, братец? Обломок рога, который скотина воткнула твоей фюльгье в грудь. Теперь это твой пропуск в Сумерки, если хочешь знать. Только держи его крепче, чтоб скотина обратно не отобрала. Уверена, она не рада будет, когда узнает.
 
— Госпожи мои, — Киаран, сунув обломок подмышку, обхватил себя за плечи, — дайте что-нибудь накинуть, холодно очень.
— Ружмена, принеси ларец, что у меня в сундуке стоит, — голос Кунлы сделался повелительным, — праздничные одежды, я давно их приготовила.
Ружмена вернулась очень быстро — Киаран едва успел слезть с каменного стола. Сделал он это не слишком ловко, руки и ноги застыли от холода. Кунла ему помогла — наверное, впервые в жизни она протянула Киарану руку помощи.