Химеры (СИ)

Как отворилась дверь Рамиро не услышал, но удар почувствовал — тупой и вроде бы несильный. Повернуться почему-то не смог, в глазах вспыхнуло, а потом стало темно.
  
Часть вторая. Глава 27
 
Щелкнул замок, Рамиро отвернулся от круглого окна-иллюминатора, за которым бесновался ледяной ливень. День неотличим от ночи, а небо от моря, уши наполняет неустанный гул моторов, корабль качает, в стекло хлещут и хлещут струи воды и ледяное крошево.
В каюту протиснулся Ньет с подносом в руках. На подносе алюминиевые миски, кусок хлеба, чай в подстаканнике.
— Спасибо, что соизволил навестить, — буркнул Рамиро.
До этого его посещал только матрос-найл, не знавший альдского.
— Не мог раньше, — Ньет водрузил поднос на откидной столик и немедленно подхватил стакан, чтобы не расплескалось. — Искали направление. Нам не в Полночь надо, а совсем в другое место. Аранон, правда, говорит, что можно и через Полночь, но никто туда не хочет. Держи, — сунул стакан Рамиро.
Тот взял обеими руками горячий подстаканник. В бурой парящей жидкости дребезжала ложечка.
— И Аранон с вами? Может, герцог еще и бабушек музейных с собой взял?
— Бабушек не взял, — Ньет плюхнулся на соседнюю пустую койку. — Только Аранона.
— Хороши мореплаватели, — буркнул Рамиро, отпивая чересчур сладкий, пахнущий веником чай. — Могучий найльский флот, ведомый музейным дворником и фоларенком из Катандераны. Герцог ваш реально спятил, что бросил Химеру и понесся неведомо куда с такими навигаторами.
— Он в отчаянии. — Ньет потряс головой, и Рамиро разглядел, что волосы у него мокрые. — Мы — его последняя надежда. Знаешь, — он подался вперед, заглядывая Рамиро в глаза, — Я ведь с самой Катандераны стремился туда, к Стеклянному Острову. Может, я тогда еще не знал, но чувствовал, что в итоге придется на Остров плыть. Не рыскать по морям, не тыкаться вслепую, не звать тех, кто старше… взрослых, чтоб они за меня все сделали, а самому уже… ты чего не ешь?
— Тошнит, — буркнул Рамиро, отставляя стакан. — Сотрясуха, похоже. Кто-то из вас крепко меня приложил.
— Иначе тебя пришлось бы убить, — сказал Ньет виновато. — Ты же кинулся звонить этому своему…
— Я сплоховал. Надо было дождаться, когда вы наверняка уйдете.
— Нет. Это я сплоховал, надо было мне молчать. Меня предупреждали, чтоб я не говорил, куда мы плывем, но я подумал, ты вправе знать. Но что ты побежишь звонить этому своему… я не подумал.
— Зато эти двое с тобой подумали. Он все-таки знали альдский?
— Нет, они на выходе меня спросили, что я тебе сказал… И мы вернулись, а ты уже в комендатуре.
Интересно, подумал Рамиро, передаст секретарь Денечке мои слова, или отмахнется? А если передаст — что подумает День? Что это шутка такая?
— И что? — Рамиро тоскливо поглядел в миски. Рыбный суп и макароны с тушенкой — тоже самое, чем их кормили в казарме ОДВФ. — Вы с Араноном нашли направление?
— Нашли. Пришлось спускаться в воду, — Ньет снова встряхнул волосами. — С компасом. Приходится часто нырять, каждый час. Белка тоже ныряет, хотя я сперва не хотел, чтоб она в воду совалась.
— Ты ее все-таки взял с собой?
— А куда ее девать? Пришлось.
— Вилю мог бы оставить. Он детей любит.
— Неет. Виль хороший, но он мне никто, а ты — мой человек. Тебе бы оставил. Больше никому.
— Вот спасибо, — скривился Рамиро. — А Аранон как ищет направление? Принюхивается к ветру?
Ньет стянул с подноса кусок хлеба и принялся ковырять корку.
— Ну… он пока никак. Он советы дает.
— Что через Полночь можно плыть, например?
— Это он предложил мне нырнуть с компасом.
— Обалдеть, какой мудрый совет.
Помолчали. Ньет грыз хлеб, Рамиро перебирал папиросы в измятой пачке. Папиросы ему отжалел неразговорчивый матрос, они были без фильтра и из такого чудовищного табака, что лучше сразу засунуть в рот измазанную мазутом тряпку и поджечь. Рамиро вздохнул, взглянул в иллюминатор. Вода, полная ледяного крошева, бросалась на стекло.
 
— Тебе надо поесть, — сказал Ньет.
— Не. Блевать в качающемся сортире — то еще удовольствие. Отнеси назад, чтоб не пропало. Или сам съешь.
— И съем, — сказал Ньет.
И подвинул к себе миску с супом.
— Не то, чтобы я рвался на палубу, — Рамиро лег на тощую подушку, чтобы не видеть уплетающего его обед фолари. — Но в целом — что герцог собирается со мной делать?
— Ничего. Посидишь тут взаперти и все. Пока мы не вернемся.
Лежа ухом в подушку, Рамиро отчетливо слышал гул и рокот двигателей, ощущал вибрацию корпуса. Какая же махина! Он не видел корабля, но чувствовал — махина.
— Это флагман, как я понимаю? Как называется?
— Линкор “Гвимейр”. Гвимейр — это старое название Химеры, так Аранон говорит.
— Конечно, он все знает, он же музейный сторож. А кроме линкора? Герцог забрал весь свой флот из Химеры?
— Нет, не весь. С нами еще два линкора, “Мерл” и “Лаэ Эннель”, четыре крейсера, пять эсминцев, пять подводных лодок, и еще вспомогательные суда, сторожевые катера, я не считал, сколько.
— Подводные лодки? — удивился Рамиро. — Откуда?
— Леутские! Это был конвой транспортов с горючим, которые Леута предоставила герцогу Эртао.
— Герцог помирился с Найгоном? Ничего себе!
— Когда Леута узнала, что герцог плывет освобождать Авалакха, они сразу поддержали и присоединились. Теперь у герцога есть и топливо, и подводные лодки.
— Все найлы ненормальные. А леутцы — убежденные психи. — Рамиро помолчал, осознавая масштаб авантюры. — И всю эту армию ведешь ты.
— И Белка. Она поняла, что мы ищем, и теперь может заменять меня. Ненадолго, и я проверяю, конечно…
— И в данный момент тебя заменяет?
— Ага. Чай допивать будешь?
— Нет, пей.
Опять помолчали. Рамиро слушал гул двигателей, хлесткие удары воды о стекло, звяканье посуды и гулкие глотки. Ньет откашлялся.
— Я бы хотел, — сказал он неуверенно, — я бы хотел, чтобы ты был с нами, Рамиро. Когда мы высадимся на Остров. Мы же с тобой ходили в рейды, помнишь? На заводе, помнишь?
— Ну, помню, — Рамиро поморщился.
— С тобой я чувствую себя уверенно. Ты всегда знаешь, куда идти, куда стрелять.
— И с другим командиром научишься. Невелика наука.
— Я бы хотел с тобой.
А я бы хотел сидеть в своей мастерской и рисовать картинки. И не слышать ни о какой Полночи. И чтоб Десире была жива. И чтобы День позвонил и сказал: “Ну-у? Я слышал, у вас, дакини, принято обмывать законченную работу? Как насчет “Селестиаль”? Там недурная кухня”.
— Со мной не получится теперь. Вы идете против Дара, а я — дарец, если тебе это что-то говорит.
— Мы идем против альфаров. Не против людей. Не против Дара.
— Альфары — наши союзники. Они пришли нам на помощь, когда была нужда. Теперь наша очередь встать за них. Кто бы на них не напал.
— Рамиро, ты же сам говорил, тебя… это… депортировали.
— И что? Я не поменял ни национальности, ни гражданства. Кроме того, я давал присягу лорду Хоссу. Временную, но ее никто не отменял. Точно такую же присягу и ты давал, Ньет, если помнишь. Слова были сказаны, обещания даны.
Ньет помолчал, потом фыркнул:
— Если б я был полуночным, меня б, наверное, уже разорвало в клочья.
— Лучше скажи, что, когда присягал, держал в кармане шиш. Или ножки крестиком.
— Что? — Ньет не понял.
Рамиро выдохнул. Вдохнул. Раз и еще раз.
— Ничего. Ньет, ты вообще понимаешь, что есть такая вещь — ответственность? За свои слова, за свои дела, за людей, которые тебе поверили? Ты знаешь, что для человека означает присяга? По-моему, ты ничего этого не знаешь.
 
И знать не хочешь.
— Ты сердишься на меня.
Ньет отодвинулся от стола, и теперь Рамиро мог его видеть. Ньет насупился и смотрел исподлобья.
— Да нет, — сказал Рамиро. — Не сержусь. Ты же не человек. Ты всего лишь фолари. Пена на прибрежном песке. Какой дурак будет сердиться на пену.