Боги и чудовища

– Воистину, – улыбнулась Серафина.
Дракон забрал свою деву, и они взлетели в небо.
 
Молитва
 
Лу
Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль. Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль».
Я повторяю их имена в темноте, словно молитву. Представляю себе их лица. Медный оттенок волос Рида, очертания скул Коко, изгиб бровей Бо, цвет глаз Анселя. Даже ткань платья мадам Лабелль, которое было на ней в нашу первую встречу, – зеленый шелк.
«Красивый цвет, – задумчиво отзывается Легион, вспоминая позолоченные стены и мраморные полы “Беллерозы”, парадную лестницу и обнаженных дам. – Красивый… бордель?»
«Да. Это сиськи».
Они прижимаются ближе, зачарованно вслушиваясь в каждое имя, изучая каждое воспоминание. Но не Этьен. Он отделен от других, но его присутствие ощущается уже слабее. Оно поблекло. Он забыл свое имя, и я напомнила ему об этом. Я буду и дальше напоминать.
«Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль. А это Этьен. Ты Этьен».
«Я Этьен», – едва слышно шепчет он.
«Мы тоже когда-то надеялись». – Легион обвивается вокруг него, но не чтобы приободрить, а чтобы утешить.
Они видят лишь один исход происходящего, но я не согласна. Я не принимаю его. Я вспоминаю аромат кондитерской Пана, сливки в булочках. Ветер в волосах, когда я прыгаю с крыши на крышу. Первые рассветные лучи на щеках.
«Надежда не важна».
«Нет ничего важнее надежды, – яростно возражаю я. – Надежда не какой-то недуг. Это исцеление».
Они обдумывают мои слова, но их замешательство и маловерие пропитывает тьма. Я не позволю ей осквернить мои мысли.
«Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль. Рид, Коко, Бо, Ансель, мадам Лабелль».
Местами тьма начала просвечивать, и я вижу проблески… Николины. Ее воспоминания. Они скользят по теням, лоснящиеся и яркие, словно масло на воде, и сливаются с моими воспоминаниями. Тут обрывки колыбельной. Там рыжие волосы и теплые руки, скрытая улыбка и отзвук смеха. Искреннего смеха, а не того жуткого и фальшивого, которым она смеется сейчас. Тепло окутывает это воспоминание. Это ведь не ее смех. Смеется кто-то другой, кто был ей некогда дорог. Сестра? Мать? Бледная кожа в веснушках. А… возлюбленная.
«Рид, Коко, Бо, Ансель…»
Меня охватывает ужас. Кого-то не хватает, да? Я забыла… кого я забыла?
«Надежда не важна», – скорбно напевает Легион.
«Я Этьен», – выдыхает он.
В ответ тьма расступается, открывая взору храм Шато ле Блан. Но вот здесь… я никогда не бывала. Из храма вниз по склону горы рекой течет кровь, обагряя волосы и платья павших ведьм. Мне никто из них не знаком. Лишь одна.
Николина стоит посреди поляны, с ее рук и изо рта капает кровь.
«Боже мой».
Никогда прежде я не видела такой бойни. Никогда прежде я не видела столько смертей. Смерть пронизывает все, каждую травинку и каждый блик лунного света. Она витает словно болезнь, плотная и мерзкая, забивается мне в нос. Николина же наслаждается ею. Ее глаза сияют серебром. Она смотрит на Ля-Вуазен, которая спускается вниз от алого храма. За собой она тащит связанную женщину. Лица женщины не разглядеть. Неясно, мертва она или нет.
В ужасе я пытаюсь разглядеть больше, но тьма снова возвращается, и знакомый голос скользит у меня по спине.
«Ты боишься смерти, мышка?»
Я не отшатываюсь и повторяю имена.
«Рид, Коко, Бо, Ансель… – Затем: – Все боятся смерти. Даже ты, Николина».
Ее призрачный смешок отдается эхом.
«Если ты не можешь справиться с таким простым страхом, Лё-Меланколик ты не переживешь. О нет. Наш муж хочет крестить нас, только он не понимает. Не осознает. Наша хозяйка остановит его».
Вспыхивает образ дракона – он появляется и в тот же миг исчезает. Я не успеваю его разглядеть.
«А если и нет, то воды бегут, бегут и бегут, и они там под воду уйдут, уйдут и уйдут».
Между нами повисает изумление и недоумение. Лё-Меланколик? Я напряженно пытаюсь вспомнить это название, но тьма, кажется, лишь сгущается вокруг него. Оно мне знакомо. Точно. Я просто… не могу вспомнить откуда. И снова меня охватывает ужас. Нет. Я не поддамся ему. Я гневно отталкиваю тьму прочь.
 
«Рид, Коко, Бо, Ансель».
Если Рид хочет крестить меня в этих водах, значит, на то есть причина. Я верю ему.
«Плавать я умею».
«Это тут совершенно ни при чем».
Сквозь чернильный туман проступает еще один образ. Женщина. Она целеустремленно идет к неестественно гладкому морю, такому гладкому, что оно похоже на зеркало. Безбрежное. Сверкающее. Не замедляя шага, она идет к воде, и та… будто бы поглощает ее движения. Ни одной рябинки на морской глади. Женщина все идет. Вода уже по колени. Бедра. Грудь. Ее голова опускается под воду. Женщина не всплывает.
«Ты не первая ищешь объятий этих вод. Многие приходили до тебя и многие придут после. Лё-Меланколик дорожит своими возлюбленными. Оно целует каждого перед сном, укладывает в постель и исцеляет их морской водой».
Мысль поражает меня, как удар молнии.
«Что с тобой произойдет, если я умру?»
«Ты видела Вознесение», – отвечает она.
Я скорее чувствую, чем вижу, как она обращает свое внимание на Этьена, дрожащего под ее взглядом. Он снова забыл свое имя.
«Душа без тела может жить долго».
«Но все же не вечно».
«Верно».
«То есть… ты все-таки можешь умереть, если умру я?»
«До этого не дойдет».
«Почему?»
Еще один смешок.
«Хозяйка сейчас в Шато. Она велела принести мое тело. Если ты поддашься соблазну вод, я вернусь в него. Ты умрешь, а я выживу».
«Откуда ты знаешь, что твое тело там? – спрашиваю я, снова отталкивая тьму и повторяя имена. – Ты сплоховала, Николина. Моя мать напала на тебя, и ты открыто бросила ей вызов. А твоей хозяйке она нужна больше тебя. Возможно, твоего тела там вовсе не будет. Возможно, ты умрешь».
«Я не сплоховала!»
Тьма в волнении корчится, а Легион шипит и плюется. Однако они чувствуют не только это. Им… любопытно, а еще где-то в глубине их сущности таится тоска. И надежда.
«Хозяйка поручила доставить тебя Моргане ле Блан! – Николина буквально выплевывает это имя. – И я доставлю тебя к ней, невзирая на твою мерзкую семейку. Посмотрим, кто станцует, а кто пойдет ко дну».
«Рид, Коко, Бо».
Николина, смеясь, уходит.
«Рид, Коко, Бо. Рид, Коко, Бо. Рид, Коко, Бо».
«Держись», – говорит Этьен.
И вновь растворяется в Легионе.
«Просыпайся, мышка».
Я словно пробуждаюсь от глубокого сна. Чувствую, как что-то поменялось. Тьма так же окутывает все вокруг, но при словах Николины она рассеивается жуткими клочьями, медленно плывущими на ветру. Цепляется за деревья, скалы и…
И людей.
Я смотрю на мужчину. Рыжие волосы взъерошены. Он идет по горной тропе с веревкой в руке, препираясь с девушкой, идущей рядом.
«Посмотри на них, Луиза. Взгляни на них в последний раз. На свою семью. – Отвратительное молчание. – Ты уже забыла их?»
Их имена всплывают медленно, словно сквозь смолу. Я изо всех сил цепляюсь за каждое. Рид и Коко.
«Нет».
Коко смотрит темными, почти черными, глазами в небо, а потом переводит взгляд на меня. Нет. Не на меня. На Николину.
– Ты же знаешь, что мы идем в ловушку, да? Пускай и с жемчужинами.
Николина хихикает.
Качая головой, Рид тянет нас сильнее. Картинка перед глазами меняется с каждым шагом.
– Не обязательно.
«Они умрут, – напевает Николина. – Все до единого. Придет моя хозяйка. И вырвет их сердца».
«Нет, не умрут. Ничего она не вырвет».
– Выбора у нас нет. – Судя по тону, Рид не терпит возражений. – Печальные воды – наша единственная надежда.
– А после? Что потом, Рид? – Они оба долго смотрят на меня. – Шато ле Блан недалеко от моря. Если Зенна не сровняет замок с землей, может, проскользнем в него и… доведем дело до конца, когда Лу снова станет собой?