Чай с пряностями, или Призраки прошлого (СИ)
Дик кивнул и в тот же миг исчез из поля зрения.
Меж тем детектив подобрался к Хелли и, взяв ее под локоток, стал громко нашептывать ей на ухо под неодобрительным взором Сая:
- Не расстраивайтесь, юная нисса! Я знаю, что и вы тоже фея! Фея пророческих слов и рифмы!
- Хм... - Шак задумчиво почесал подбородок. - Кажется, у старой гвардии есть чему поучиться...
- Ференц! - чуть не плача воскликнула Сайрена и попыталась всплеснуть руками, невзирая на тяжелый глиняный горшок, зажатый в них. Горшок с цветком немедленно стал крениться, выскальзывать и стремиться на встречу с паркетом.
Лисси в красках представила груды черепков и земли на полу в ее гостиной-кафе, проявив чудеса эквилибристики, нырнула рыбкой и в последний момент перехватила несчастное растение уже на подлете к полу.
Нисс Слоувей наблюдал эту сцену наполненными ужасом глазами.
- Не хочешь? Малышка, ты не хочешь к моей фее? Но... - страдальчески спросил он у растения, когда понял, что лежащая на полу Лисси надежно зафиксировала невредимый горшок. - Другой ты нужнее? А-а-а! Это меняет дело!
Детектив просиял, схватил Сайрену за подрагивающие пальцы и пустился с нею в пляс.
- Тра-та-та! Тра-та-та! - он то ли напевал, то ли отсчитывал такт одному ему ведомой мелодии. - Тру-ту-тушечки-ту-та!
И нисс Слоувей заскакал горным козликом, дергая несчастную ниссиму Сайрену из стороны в сторону. Увидев это безобразие, Лисси поспешила убраться с их пути, ловко перемещаясь на четвереньках и толкая тяжеленный цветочный горшок перед собой. С двух сторон к ней поспешили Сай и Шак. Траектории перемещения всех троих сошлись у стены, где молодые люди помогли юной ниссе принять вертикальное положение.
- О малышке позаботится фея сахарной пудры и корицы, а фея домашнего очага позаботится об одном немолодом одиноком ниссе! - выкрикнул детектив, останавливаясь в центре комнаты и бухаясь перед своей партнершей по танцу на колени.
Ниссима Сайрена всхлипнула и прижала узкие ладони к разгоряченным щекам.
- Ференц! Какое несчастье! - прошептала она.
В ответ нисс Слоувей облапил ее и уткнувшись лбом куда-то в живот, горячечно забубнил в платье:
- Позаботься обо мне, моя фея! Ты не представляешь, как мне нужна твоя забота! Как это здорово приходить с работы домой и знать, что там тебя ждут! Ждут горячий чай, ласковый взгляд, милая улыбка... Ждет твоя собственная фея!
Сайрена обняла его седую, всклоченную голову и, уже не сдерживаясь, зарыдала в голос. Со стороны Роззи и даже Хелли тоже раздалось подозрительное шмыганье.
В этот момент на пороге кондитерской возник доктор Ивилс. Его кислый взгляд и сшибающий с ног запах карболки моментально нейтрализовали угрозу массового слезоразлива.
На то, чтобы убедить нисса Слоувея отправиться в лечебницу по доброй воле и не шокировать Груембьерр видом детектива в смирительной рубашке, потребовалось не менее получаса, но оно того стоило.
На пороге несчастный обернулся и в очередной раз спросил у Сайрены:
- Ты будешь навещать меня, моя фея?
- Каждый день! По несколько раз! - клятвенно пообещала хозяйка гостиницы и снова разразилась неудержимыми рыданиями, как только дверь за доктором, его новоявленным пациентом и двумя сопровождающими их полицейскими захлопнулась.
Молодые люди сразу засуетились вокруг плачущей Сайрены. Шак притащил поближе стул, Сай бережно на него усадил. Лисси и Хелли принесли воды, чаю и снова воды. Роззи стояла рядом со стулом и как опахалом обмахивала убитую горем хозяйку гостиницы теми бумагами, что ей вручил чуточку сбрендивший детектив. Бумаги изрядно измялись, но с миссией перемещения воздушных масс и создания освежающих потоков воздуха справлялись отменно.
- Спасибо, мои дорогие, - в последний раз всхлипнула Сайрена. - Простите меня! Сама не знаю, что на меня нашло. Это всего лишь временное помешательство. Всего лишь... Временное... Уверена, через пару дней наш бравый детектив и не вспомнит, что он здесь нес...
Сайрена судорожно вздохнула и поднялась. Мягко отняла у Роззи бумаги и, обмахиваясь ими как веером, направилась к выходу.
- Что на меня нашло? Так неловко, право... - лопотала она. - Это старость, наверное. Да, все дело в старости! В моем возрасте противопоказаны волнения... До свидания, мои дорогие. Я отдохну, пожалуй, приду в себя...
Молодежь хором возмутилась, что о старости в случае ниссимы Сайрены речь идти не может, и вся компания кинулась ее провожать, распахивать двери, подавать одежду и поддерживать под локоток.
Вскоре шум и суета отдалились, а в опустевшей комнате остался лишь Дик. Он обвел взглядом помещение, засучил рукава и стал наводить порядок: таскать грязную посуду на кухню, расставлять по местам отодвинутые столы и стулья. Ред, лишь единожды заглянувший в зал в разгар буйства детектива, на помощь ему прийти не спешил, и только всеми забытый почти засохший росток у стены наблюдал за стараниями мальчика и одобрительно помахивал ему единственным уцелевшим листком.
ГЛАВА 44, в которой Сайрена сражается с иностранным языком и пылью
Сайрена задумчиво провела пальцем по конторке, оставляя едва заметный извилистый след.
Пыль. Вездесущая и всепроникающая. Всемогущая и непобедимая. Что с ней ни делай, сколько раз в день ни возюкай тряпкой по всем доступным поверхностям, сколько ни размахивай заговоренной перьевой метелочкой, пыль все равно найдет лазейку и проникнет внутрь, затаится в укромных уголках, расстелется тончайшим покрывалом на столешницах, забьется в ткань портьер, дорожек, в подушки, валики и в обивку мягкой мебели. Да что там мебель! В последние годы Сайрене все чаще казалось, что пыль со временем умудряется прокрадываться даже в людские души.
О эта коварная пыль! С людьми она куда более жестока, чем с мебелью. Она прячет в своих рыхлых мягких тенетах воспоминания и чувства. Она пользуется тем, что люди до сих пор не изобрели выбивалку для пыли из душ людских, не придумали моющего средства для мира внутреннего, сконцентрировавшись лишь на наведении лоска внешнего. Именно по этой причине, пользуясь полной свободой и безнаказанностью, пыль год за годом увеличивает толщину слоя, что укрывает самые яркие моменты, хранящиеся в памяти, и они тускнеют, смазываются. Те самые моменты, которые совсем недавно считались незабываемыми, оказываются еле различимыми под серым невесомым слоем. Воспоминания... Пыль умудряется расправиться не только с ними. Под ее напором тускнеют цвета и краски, приглушаются ароматы, запахи и эмоции. Последние пару лет Сайрена отмечала, что даже смена времен года теперь не производит того впечатления, что оказывала в юности. Где суровая зима, холодная и искристая? Куда исчезла нежная весна? Почему испарилось знойное лето? Все укутала пыль! И единственное, что Сайрене пока еще доступно - это унылая осень. По крайней мере так ей казалось до недавнего времени. Что она там думала про выбивалку для внутренней пыли? Чаепитие в кондитерской у Лисси подарило пару ощутимых хлопков такой выбивалки.
Хлоп! Хелли шлепнула Груембьеррский вестник на стол, и Сайрену затопили яркие, четкие и ничем не замутненные эмоции: возмущение и даже злость на нисса Прудхенса и мэра, а кроме того, всепоглощающее сожаление из-за того, что поторопилась подарить Хелли надежду на победу.
Хлоп! Роззи погружается в какой-то транс и в мельчайших подробностях вспоминает то, что казалось давно забытым. Что почувствовала Сайрена тогда? Удивление? Волнение? Жалость? Безусловно. Но эти эмоции были привычными, логически обусловленными. Было что-то еще. Что-то, что испугало своим появлением Сайрену. Это была зависть! Черная зависть. Страшно признаться самой себе, но Сайрена жутко позавидовала Роззи, которая смогла вспомнить в мельчайших подробностях вкус своих первых ботинок, а она Сайрена не может вспомнить вкус своего свадебного торта. Какая у него была начинка? Вишневая? Абрикосовая? А первый зубик у Хельмута когда прорезался? В шесть месяцев или в восемь? А ведь казалось, что она никогда этого не забудет. Как и первое признание в любви Ференца, ныне покойного мужа...