Выход Силой 2 (СИ)

Как же я раньше-то этого всего не замечал? Считал это нормальным. Полезным даже. Внушить народу собственную исключительность, противопоставить нормальную, спокойную жизнь под рукой императора разгулу и анархии. Прекратить века попыток копирования римского образа жизни, любования всем импортным. Разве это плохо?! Но не вот так же!
— Все люди разные, — сказал мне на последнем в усадьбе уроке древний эконом. — Одним по сердцу одно, другим — другое. Только кушать хотят все. Счастья детям — все. И любовь — она везде. А еще — Сила. Кто бы чего не говорил, Антонушко, но во всех странах чтут Богов, и везде обладающие Силой получают власть над теми, к кому Небожители не были так благосклонны. Они там могут не ходить в баню в laurdagr*, считать ворона помойной птицей, а голубя — вестником мира. Это все — тлен. Главное-то — там тоже маги получили Силу, а значит — любы своим небесным покровителям.
/*laurdagr — суббота. Дословно с др.сканд. — банный день./
— Мокошины вон жрецы, — как конь заржал воевода. — Вообще себя женщинами считают, а Силу Зимняя Владычица им все одно дает!
— Но как же, — попробовал спорить я, без особенной, впрочем, надежды на успех. — В Южных-то Америках. Там до сих пор Богам людей в жертву приносят. Это тоже нормально? Говорят, жрецы там сердца едят… Бр-р-р. Гадость.
— Гадость, — согласился эконом. — Отвратительная гадость. Только, когда иберийцы в эти самые Америки в восьмом веке приплыли, эти самые — людоедские жрецы пришельцам так наподдавали, что те насилу уплыть успели. Такая вот экономика у них вышла… Значит, злые там Боги, раз жизнями людей питаются. А местные приспособились обмен совершать: Свою личную Силу на чужие сердца разменивают.
— В Старой Уппсале, — хмыкнул в седые усы древний воин. — В стародавние времена, на Великом Дубе чужеземных пленников, в угоду Богам, вниз головами развешивали. И нашим, руским, Богам это по нраву было.
— Мы меняемся, — качнул гривой седых волос прежде не участвовавший в беседе чародей. — Боги меняются. Где люди жить устраиваются, туда и Богов своих селят. Так и получается, что в разных местах, разные Небожители. Мы, вот, своих аж с берегов северных морей привели.
С этим спорить было бессмысленно. Так я и привык думать: у разных народов разные покровители. Оттого и живут они по-разному. И относиться к этому в черно-белом свете: хорошо или плохо, нельзя. Да, многое из того, что привыкли, в угоду своим горним вышням, творить те же римские патриции, мне кажется отвратительным. Но не соглашаться с их высокой цивилизованностью и наличием среди их аристократии многочисленных и сильных потентиков — глупо.
Так-то понятно, зачем это делали наши доморощенные теледеятели. Что не говори, а уровень жизни в Европе куда как выше, чем в нашей огромной и не до конца обустроенной империи. Не будь этого постоянного давления на мозги людей, множество специалистов легко уехали бы в ту же Галлию или Британию. С другой стороны, границы ведь никто и не думал перекрывать. Наши ездят на Юг Европы отдыхать на золотых пляжах Средиземного моря. Встречаются там и с местными жителями, и с путешественниками из других стран. И если в голове стоит броня, если ты заведомо считаешь их всех ущербными извращенцами, ни о каком взаимопонимании не может идти и речи.
Самое печальное, что обнаружив и распознав одно из направлений государственной пропаганды, я ни на миг не приблизился к раскрытию тайны тестов по истории для сдачи имперских экзаменов. Нужно было искать дальше, но я был уже настолько сыт этим всем дерьмищем, что на телевизор взглянуть не мог без содрогания.
И тут, как нельзя лучше — нужно было срочно проветрить мозги — пригодился вызов в Имперский Суд. Начинались слушания по делу о признании меня князем, взамен пропавшему без вести десять лет назад Рутгеру. Ничего серьезного не ожидалось. По сути, это была рядовая рутина, потакание требованиям законодательства страны. Тем более что, кроме меня, туда же должны были явиться старики-воспитатели и, в качестве официального юридического представителя рода, Арон Давидович Капон. Не с этакой-то поддержкой было кого-то бояться. В конце концов, даже имперский судья — это всего лишь обычный государственный чиновник.
 
Ксению даже звать не стал с собой поехать. Во-первых, ее могли просто не пустить, а сидеть одной, ждать в коридоре, мало приятного. Во-вторых, были опасения, что, узнав — кто я на самом деле, отношение девушки ко мне изменится, и я лишусь друга. Человека, который может запросто хлопнуть по плечу, и посоветовать «не париться».
Лицейский стражник на воротах подозрительно на меня посмотрел, укоризненно покачал головой, и пробурчал что-то вроде: «лучше бы к экзаменам готовился, чем на свидания бегать». Но выпустил. И Слава Богам, потому как такси уже ждало.
Пока ехал, просмотрел еще раз копии документов, переданных Капонами в суд. Дворянский патент сразу пролистнул. Его я теперь постоянно с собой ношу. Чтоб не попадать больше в неприятности с городской полицией.
Собственно само заявление тоже просмотрел бегло. Его формулировки складывались долгими зимними вечерами мною, совместно со стариками-воспитателями, конечно. Ну, или наоборот: матерым, как древний волк — хранитель места Силы, экономом и мной. Эконом, кстати, кроме обширных знаний в экономических сферах, имел еще и юридическое образование. Правда, получено оно было так давно, что сейчас даже Кодекс Гражданских и Уголовных Уложений в империи уже другой. Так сказать, новой редакции. В которой, к слову, законы, касающиеся Удельных Княжеств, выделены в отдельный раздел.
Особо внимательно изучал собранные Капонами, при активной помощи непокорного редактора новостного портала «Сибирский Край», результаты повторного поиска пропавшего однажды летом, десять лет назад, князя Рутгера Летова. Ничего нового там не было. Иначе, с этакими-то новостями, адвокаты примчались бы в Лицей, а не переслали фотокопии через Сеть. Старые розыски — те, что совершались сразу после загадочного исчезновения не последнего в Берхольме человека — у меня тоже были с собой. Их к новому делу прикладывать не стали. Известили лишь, отдельным документом, что такое следствие проводилось, и что результат был аналогичным.
Нет достоверных сведений, что Рутгер Летов жив. Как и прямо противоположных — тоже нет. Летом одна тысяча сто тридцать восьмого года, во время традиционного губернаторского бала, мой отец повздорил с офицером расквартированного в Берхольме полка императорской армии. Закончилась ссора дуэлью. А вот чем завершился сам поединок — уже неизвестно. Пропали оба. И отец, и тот злосчастный офицер.
По странному стечению обстоятельств, ни у того, ни у другого секундантов не имелось. Мать, бывшую свидетельницей ссоры, я спрашивать не хотел, а больше поинтересоваться и не у кого было. В газетной вырезке тех лет упоминались несколько имен — так же присутствовавших на балу, и имевших собственное мнение о слишком кровожадных молодых дворянах. Какие-то совершенно неизвестные фамилии, словно выдуманные репортером для красивости слога.
Найдено и тщательно исследовано место проведения противоборства — пустырь, прилегающий к железному пути Братства Стали. Он и сейчас пуст и неухожен, словно бы и не было этих десяти лет активной городской застройки. И настолько же молчалив.
На этом собственно и все. Единственное, чего не было в переданных в суд документах: это выражения моей уверенности в том, что Рутгер жив. Во всяком случае, древний Ингемар, живущий у озера возле родового святилища, утверждал, что последнего князя Летова среди мертвых нет. И это неопровержимое свидетельство. Сомневаюсь, что на Земле найдется хоть одно еще одно существо, настолько же близкое к царству Хель.
Список прецедентов, составленный Ароном Давидовичем, внушал оптимизм. НЕ один десяток дел, рассмотренных имперскими судами за последние сто лет, с нужным нам вердиктом. Отдельно была предоставлена историческая справка о первом, известном в стране случае. Это был самый расцвет феодальной раздробленности. Начало шестого века. Шестнадцатилетний наследник Великокняжеского престола, княжич Вебранд, сын Вальгарда Второго, из потомков Рюрика, потребовал от собрания лучших людей Хольмгарда признать его действующим Великим князем. Причем всем было прекрасно известно, что сам Вальгард жив. Не совсем здоров, правда — прежде чем заточить несчастного князя в темницу, враги выжгли ему глаза. В историю, кстати, князь вошел под именем «Вальгард Темный».