Последствия старых ошибок (СИ)

На постели, затянутой, как это принято в армии, пластиковым чехлом, лежала аккуратно заложенная старинная книга. Названия не было видно, а взять её я не решился. На плавающем столике дремало ещё несколько книг, какие–то бумаги, принадлежности для письма. Старинные принадлежности. Если бы там не было бумаг, книги ещё можно было бы посмотреть, а так…. Мне совсем не хотелось, чтобы эрцог решил, что я роюсь в его личных бумагах. Не то, что я его боялся, просто это показалось мне неудобным и невежливым. 
Стулообразного ничего я не углядел, не на кровать же садиться. Встал у стены, возвращаясь мыслями на Грану. Не скажу, что на душе было совершенно спокойно, но я был почему–то уверен, что эрцог меня не съест. Если бы он действительно хотел отнять камень и расправиться со мной — он бы уже сделал и то, и другое. Что ему могло помешать? Скорее всего, формально он прав. Камень, наверное, покинул дом Сапфира каким–нибудь не совсем честным способом. Но вот зачем Абио оставил мне сапфир? 
Эрцога я прождал не меньше часа, но так ничего и не придумал за это время. 
Локьё вошёл и уставился на меня насмешливо. 
— Ну, — спросил он с каким–то шутливым внутренним вызовом. — И как мне тебя наказать? Отвести в оранжерею? — и вдруг рассмеялся. 
Я первый раз видел его не насмехающимся, а именно смеющимся и не знал, как реагировать. 
— Почему именно в оранжерею? — спросил я осторожно. 
— Когда мне было лет пятнадцать, — сказал всё ещё улыбаясь, Локьё. — Озабоченный моим ранним взрослением Домато, отвел меня однажды в оранжерею, нарезал там каких–то веток и познакомил меня с их воздействием на нервные окончания. Но, по–моему, ты уже перерос такие семейные методы, а? Я, конечно, могу отправить тебя на нижнюю палубу и приказать, чтобы тебе всыпали по первое число, но вряд ли тебя и это впечатлит? 
Я не ответил. Мне совершенно не улыбалось, чтобы меня тупо избили. И язык лучше было просто придержать. Хотя мне очень хотелось спросить, почему это воспитанием юного эрцога занимался его врач. Неужели больше некому было? 
Эрцог фыркнул. 
— А кому? — ответил он на незаданный вопрос. — Отец занимался политикой, она и съела его до костей. А дядя предпочитал, чтобы племянники сами как–то барахтались и выплывали. Я мог тогда, конечно, пожаловаться отцу, но сначала помешал стыд, а потом я понял, что это тоже был необходимый жизненный опыт… — Он помедлил. — Вот я и не знаю… Что сделать с тобой, чтобы это тоже был для тебя опыт? 
— Опыт будет, если ты мне объяснишь, как я ЕЩЁ мог поступить? 
— Да, может, и никак. Если следовать твоим понятиям о совести. Но будь на моём месте кто–то другой, в этой же ситуации голову бы тебе уже оторвали… 
— И какой опыт я должен тогда извлечь? Что голова дороже самоуважения? И вообще… Ты… знал про сапфир, — догадался я вдруг. Ты мог приказать Домато вообще не отдавать его мне. 
— Ну вот, — улыбнулся эрцог. — Головой учишься думать прямо на глазах. Да, мне было интереснее узнать, как камень попал к тебе, нежели вернуть некую условную, давно утерянную реликвию. Отбери мы его у тебя на стадии работы врачей, ты бы просто перестал доверять мне. Хоть я и предупреждал тебя, глупого, чтобы ты НЕ доверял… 
— А тебе хочется, чтобы я чувствовал себя, как мышь в клетке? 
— Мне вообще редко чего–то хочется, — эрцог открыл дверь, разделяющую каюты, и жестом предложил пройти к столу. Разве что — йилана, иногда. К нему привыкаешь. 
Он поставил воду, достал инкрустированную сапфирами коробочку с йиланом. 
— Будешь? Кстати, никакой записи на камне нет. Грантсы примерно так же, как и мы относятся к семейным реликвиям. Аппарат для голографии мог испортить камень, ведь сапфир не огранён. Скорее всего, тебе подарили его на память. Или как знак. Какой? 
— Я не знаю. 
— Допустим, верю. Но я хочу услышать, как его тебе подарили и в связи с какими событиями. И — КТО подарил. 
— Пытать будешь? — усмехнулся я. 
— Зачем? Медицинское оборудование «Леденящего» позволит мне выяснить всё более простым способом. Не смотри на меня так. Я предупреждал, что доверять мне не следует. 
 
— Это не честно. 
— А после этой фразы тебе оторвали бы голову во второй раз. По отношению к особе моего ранга, она тоже звучит, как хамство. Я тебя когда–нибудь чему–нибудь научу? 
— Но это действительно не честно. Что я должен — обрадоваться? 
Эрцог фыркнул. 
— Я могу подумать? — спросил я. 
— Думай. 
Он налил в две маленьких фарфоровых чашечки йиилан. Чашечки были почти прозрачные, покрытые синим узором. Я протянул руку, и отдернул. 
— Спасибо, мне что–то не хочется. Я так подумаю. 
Эрцог расхохотался и достал другую чашку. Стандартную, пластиковую. И, всё ещё смеясь, наполнил её из заварочного чайника. 
— На, пей. 
Я поднял глаза и попытался всмотреться в него. Чего он от меня хотел? В чашке был яд? Какое–то психотропное вещество? 
— Это тоже какая–то проверка? — спросил я, наконец. 
— Можешь считать и так, — усмехнулся эрцог. — Но историю с камнем ты мне сегодня расскажешь. Домато позаботится, чтобы для твоей психики это обошлось с минимальными потерями. И обещанное наказание я тебе тоже устрою. Нахальный ты всё же — до невозможности. 
— Можешь не пугать — чем меня только не били, — огрызнулся я. 
— Оно и видно. Терпения у меня осталось ровно на полчашки. Я допиваю йилан и зову охрану и медиков. 
Я посмотрел в чашку. Потом на Локье, прикидывая расстояние… И услышал, как открывается дверь… 
Он почувствовал, что я сейчас сделаю. И предупредил это. Глаза его смеялись. 
— Ну вот, — сказал он. — Даже допить не дал, хаго. Вечно с тобой так. Доволен? 
Я спиной ощущал, что сзади вооруженные люди. Однако стрелять в корабле они вряд ли решатся, даже из сенсорных. Корабль это корабль — вокруг столько энерговводов… 
— Не трепыхайся, а то помнут. 
— Да? 
Я резко развернулся и, быстрее, чем охрана успела сообразить, что я делаю, прыгнул вперед… И тут же какое–то излучение, словно бы упало на меня сверху, как сеть, стягивая в тугой кокон. 
Я, наверное, испугался. Ни с чем таким я раньше не сталкивался. Дёрнулся раз, другой… Но, чем сильнее я бился, тем сильнее давили на меня невидимые нити. 
В каюту тем временем вплыло медицинское кресло, и вошли три медика: Домато и двое незнакомых. Вполне понятно, ЧТО они собирались со мной делать. 
Незнакомое поле просто немилосердно резало мышцы. Я рванулся изо всех сил… На несколько секунд потерял над собой контроль. Мне показалось, что меня сейчас разрежет на куски этой сетью, и меня выбило, как выбивает предохранительное реле на системах энергообеспечения. Сердце рванулось из груди, потом в глазах потемнело вдруг, что–то с жутким треском лопнуло и… поле ослабло. 
Я рухнул на пол. 
Перед глазами по–прежнему было темно. С потолка за шиворот сыпалась какая–то труха. Мышцы и кости болели. Но я поднялся. 
— А ты говорил, резервный генератор выдержит, — услышал я веселый голос эрцога. 
Свет мигнул, и я понял, что это не я ослеп — освещение вырубилось. И аварийное никак не могут запустить, хоть и готовы, получается, были к такому повороту событий. 
Ещё раз мигнуло. Загорелось, наконец. 
— Живой? — спросил эрцог. И повернулся к Домато. — Вот такое чудовище. Не могут быть у него показатели мозга в норме. Так что ты поразмышляй сегодня на досуге, чего мы ещё не проверили. 
Я понял, что Локьё всё это время намеренно выводил меня из себя. Чтобы продемонстрировать, что я могу натворить. Ну и продемонстрировал, в общем–то. Весь пол был усыпан пластиковой крошкой — это осыпались светоотражающие панели на потолке и стенах. Но особенно меня поразил лопнувший пополам стол. Один из охранников тоже пострадал основательно — его до сих пор не могли привести в чувство. 
 
Я открыл рот и закрыл. Слишком много было народу. Отвернулся к стене и стал ждать, пока вынесут стол или выпрут меня. Но меня не выперли. Наоборот, эрцог разогнал ординарцев, охрану, техников и сел в одно из уцелевших кресел. Я разглядывал карту. Когда дверь закрылась — повернулся к нему. Но злость уже, в общем–то, схлынула. И боль тоже прошла. Мышцы покалывало, правда.