Грехопадение (ЛП)

— Святой блядь, ты убьешь меня.
— О, но какой сладкой будет эта смерть. Жизнь, упоенная крещендо наслаждения.
Я задрожала, когда его теплое дыхание заплясало по моей влажной, набухшей киске. Между бедер начало нарастать давление, глубоко укоренившаяся боль, которая вот-вот должна была вылиться в кульминацию, способную оборвать весь контроль.
— Еще нет. — Его рот исчез, палец выскользнул из моего тела, и я осталась висеть на краю обрыва.
— Господи. Черт, — выругалась я и подергалась за путы. — Остановись, пожалуйста. Прекрати мучить меня.
Он подвинулся, раздвинул ноги и расположил колени по обе стороны от моих бедер, его глаза оказались на одном уровне с моими.
— Я не мучаю тебя. Я готовлю тебя. Убеждаюсь, что твое тело готово к тому, что должно произойти.
— О, оно готово, если ты не заметил, когда был там внизу.
Он хмыкнул, его губы заблестели, когда он наклонился и поцеловал меня, позволяя мне почувствовать вкус моего возбуждения на его языке. Это была сладость отчаяния, которая возбуждала мои вкусовые рецепторы от одного долгого, жесткого поцелуя за другим.
— Чего ты хочешь, Мила? — Он раздвинул губы, кончик его члена коснулся плоти моего лобка, влажная сперма прилипла к моей коже. Я закрыла глаза и застонала, приподнимая талию, насколько позволяли мои путы, в отчаянной попытке найти то, что мне нужно.
Он усмехнулся, в его глазах появился озорной блеск.
— Такая жадина.
— Такой жестокий, — бросила я.
Он вытянулся надо мной, его руки задевали мои руки, когда он медленно поднимался выше... и выше, кожа к коже, пока его длина не достигла моих губ, и он сел прямо.
— Соси мой член. Но если ты заставишь меня кончить, я не окажу тебе такой же любезности.
— Что?
— Ты меня слышала. Соси мой член, но, если ты заставишь меня потерять контроль, я не дам тебе того, что ты хочешь.
Прежде чем я успела произнести хоть слово, он вогнал свой член мне в рот, проталкивая его до самого горла, отчего я задыхалась, а мои легкие жалобно стонали от нехватки воздуха. Глотать было невозможно, и моя слюна теперь имела только одну цель - смазать его длину, заполнившую каждый дюйм моего рта.
— Не двигай своей хорошенькой головкой, — приказал он, нависая надо мной и хватаясь за изголовье кровати.
Я не двигалась, ощущая его вкус во рту. Низкие, гортанные стоны прорезали тишину, когда он напрягся, просунув свою длину дальше в мой рот, а затем снова выйдя. Невозможно было не провести языком по твердым гребням, не покрутить им по кончику его члена.
— Черт, — выругался он и крепче встал в стойку. — Не делай этого, Мила. Ты заставишь меня кончить.
Его слова были топливом. Это был бензин, разжигающий мою потребность в удовольствии, неважно, его или мою. Я не могла остановить это. Я не могла остановить себя, двигая головой, посасывая и облизывая его вал, хотя знала, что дорого заплачу, если заставлю его кончить.
— Мила, — предупредил он, не пытаясь остановить меня, — заставь меня кончить, и ты не кончишь.
Господи Иисусе. Как я могла не быть жадной до его вкуса? Как я должна была остановиться? Его бедра двигались быстрее, энергичнее, словно он гнался сейчас за собственным удовольствием. Боже, как же я хотела, чтобы он кончил. Я хотела, чтобы он ощутил вкус своего удовольствия на моем языке... даже если это означало отказ себе в том же.
Мои щеки впали, когда я сосала, проводя языком по гребням его члена.
— Мила.
Я подняла взгляд: на его груди выступили бисеринки пота, его тело было твердым и подтянутым, от мышц веяло силой и мощью, но именно в моих руках сейчас находилась власть. Даже ограничения не могли помешать мне взять контроль над ним, над его телом. Наконец-то я поняла его потребность в контроле. Я поняла, насколько привлекательным может быть чувство власти, вызывающее привыкание и такое чертовски сладкое.
— Черт! — Он вырвался и схватил меня за щеку, сильно сжав ее, и посмотрел вниз. — Ты просто не можешь, блядь, подчиниться мне, да?
Я не могла ответить. Мои губы сжались, когда его пальцы впились в мою плоть, боль отдавалась в челюсти. Но я смотрела на него из-под ресниц, чтобы он видел, что я не жалею о том, что бросила ему вызов. Более того, я бросила ему вызов одним лишь взглядом. Один-единственный взгляд блестящих радужных глаз. Сапфирово-синие и изумрудно-зеленые. Бой развратной тьмы.
 
— Я должен позволить тебе и дальше сосать мой член и выпустить свою сперму тебе в глотку, а потом оставить тебя здесь, связанную и неудовлетворенную. — Он переместился ниже, и от мягкого прикосновения его бедер к моим бокам по позвоночнику побежали мурашки. — Я должен оставить тебя здесь без траха. — Он рывком отпустил мою щеку, и по чувствительной плоти разлилось раскаленное тепло. Затем он выпрямился, и я задохнулась, почувствовав, как его член уперся в мой вход. Он крутанул бедрами и проскользнул внутрь меня, но всего на дюйм. — Но, наверное, худшее наказание, которое я мог бы тебе сейчас назначить, это продолжать дразнить тебя.
— Пожалуйста, не надо. — В уголках моих глаз заблестели слезы, агония стала слишком изнурительной, чтобы ее терпеть. — Пожалуйста, не делай этого со мной. — Слеза скатилась по моему лицу, боль отдавалась в каждом уголке моего тела.
Он вытер слезу подушечкой большого пальца и поднес ее ко рту.
— Ничто так не сладко, как женская агония.
Я закрыла глаза, мое тело обессилело, даже не найдя кульминации, которой оно жаждало несколько часов.
— Остановись. Пожалуйста.
— Посмотри на меня, Мила.
В моих жилах не было достаточно сил, чтобы открыть глаза.
Нежная рука обхватила мою щеку.
— Посмотри на меня.
Мне удалось поднять на него глаза: все темные и жесткие черты его лица исчезли, сменившись тем, чего я никогда раньше у него не видела.
— Теперь ты знаешь, что я чувствую из-за тебя.
— Что? — Мой голос был просто шепотом.
— Вот что ты делаешь со мной. — Он наклонился и толкнулся вперед и в меня. — Ты доводишь меня до края. — Он надавил еще немного. — Ты заставляешь меня чувствовать себя слабым, потому что я не могу, блядь, контролировать тебя. — Я стонала, пока он заполнял меня, погружаясь в меня до самого основания. — Я не могу защитить то, что не могу контролировать.
Его слова врезались в мою грудь, как шарик для признаний. В его глазах, в нежных голубых волнах, не осталось и следа от привычного мне гнева и жестокости.
— Теперь ты понимаешь, Мила? — Он отпрянул назад, полностью выскользнув из меня. — Скажи мне, что ты понимаешь.
Еще больше слез хлынуло из моей души и потекло по лицу. Я кивнула.
— Понимаю.
На этот раз он снова погрузился в меня, ударив по центру моего ядра, и я, сжав кулаки, потянула за ограничители.
— Больше не надо, Мила. — Он оставался неподвижным внутри меня. — Больше не надо. — Это было видно по его глазам. Уязвимое отчаяние, которое такой мужчина, как он, не должен показывать или чувствовать. В его жилах текла слишком большая сила, чтобы он мог поддаться слабости. Святой должен был править железным кулаком. Диктовать. Контролировать.
Безжалостный, бессердечный, властный мужчина, в которого я безнадежно влюбилась.
— Больше не буду, — прошептала я, и он скрепил наше молчаливое обещание поцелуем, проникающим до самых глубин моей души. Наши языки танцевали, проникая в каждый уголок рта, а его толчки становились все сильнее, жестче, отчаяннее, когда он раскачивал нас обоих до крещендо, которого мы так жаждали.
Его тело двигалось. Его спина выгнулась. Его член вдалбливался. Снова и снова мое тело становилось его телом, подстраиваясь под него. Наше дыхание смешалось, и стоны вырывались в унисон.
— Кончи для меня, Мила.
Я не знала этого, но, когда он произнес эти слова, мое тело разлетелось на миллиард осколков, словно ждало этих слов, ждало его приказа, его разрешения разлететься на куски. Наслаждение хлынуло по моим венам, и атласные ограничители натянулись, когда все мое тело забилось в конвульсиях от кульминации, пронесшейся сквозь меня подобно неистовому урагану. Волны разбивались о каждую косточку, и сердцевина моего тела задрожала, когда апогей вырвал из моих легких громкий крик.