На пороге перерождения (СИ)
В какой-то момент ко мне подсел один из здоровяков.
— Слушай, — бодро начал он. — Мы с парнями всё думаем. Ты вот мужик вроде небольшой, мышц в тебе не так уж много. Откуда, блин, силища-то у тебя такая? Ты ж вроде и на первой тренировке себя не очень показал. А потом как дал-дал! Да так, что тебя до сих пор все бояться.
Я улыбнулся.
— Сила не тут, друг мой, — пальцем ткнул в выпирающую на руке здоровяка мышцу, — сила тут, — приложил ладонь к голове.
В моём случае шутка оказалась прямо-таки пророческой. Только после того, как я пошутил, до меня дошло, что СВК — центр моей силы, — находится как раз где-то в голове.
Бугай покачал головой.
— Странный ты, мужик.
Только бугай собрался встать, как я его одёрнул.
— Погоди, не спеши. Присядь обратно.
Он присел.
Я пододвинулся ближе, и тихо поинтересовался:
— Кто-то из ваших уже задумывался о побеге?
— Что, хочешь бежать?
— Да не кричи ты так.
— Ну задумывались. Не при старом владельце конечно. При старом мало кого что-то не устраивало. А тех, кого не устраивало, просто молчали. У нас ведь тут как — не все же здесь в неволе. Многие тут на работе.
— Чего-чего? — не понял я.
— Ну да, больше половины здесь по собственной воле. У них что-то вроде договора с хозяином. Они идут на бой, он им платит. Ну и там по мелочи за всякие разные рабочки. Основная прибыл всё же с боёв. Договор составляют на пять лет, если выжил, то деньги и свобода твои, не выжил… вини себя.
Этот факт оказался для меня удивителен не меньше, чем факт существования цивилизаций прошлого. Почему-то ни разу за двадцать семь лет я не слышал, чтобы гладиаторы работали на владельцев школ. Я знал о существовании гладиаторов и о существовании школ, но вот никогда не думал, что гладиатором можно ещё и работать.
С другой же стороны это и не удивительно, так как гладиаторские бои, как правило, распространены только у тайканцев. Жители полисов обычно не балуют себя такими извращёнными видами развлечений. И уж тем более смешно говорить о том, что обычный житель деревни, вроде меня (хоть и повидавший мир, участвуя в завоевательных походах), знает о тонкостях гладиаторской жизни.
— Вот ведь дела…
— Многие невольники удивляются, когда попадают сюда впервые. Но а так конечно дело прибыльное. Если с детства уроки прогуливал и всё время с пацанами за городскими стенами проводил, то тебе как раз дорога в гладиаторы.
— А с остальными что? Те, кто из невольников? Они тут как держаться? Неужели просто мирятся с тем, что они тут навсегда?
— А тебе чего, не рассказывали что ли?
— Что не рассказывали?
— Ну ты даешь, друг, — моё непонимание явно рассмешило громилу. — Невольники — это же обычно те, кто нарушил закон. У каждого невольника есть срок заключения. Год, два, три, двадцать. Как только срок заключения подходит к концу, их отпускают. Тех, кто провёл слишком много времени в школе, селят в общежитиях, чтобы на первое время им было не так сложно адаптироваться к нормальной жизни. Ну и чтобы помочь на первое время.
— И что, прям так выпускают? — не верилось мне. — Никого даже ни раз не убили специально, чтобы не выпускать на свободу?
— Ты из какого времени выпал, мужик? У нас тут новое тысячелетие, как-никак. Общество, цивилизация. Мир не стоит на месте. Условия жизни раз за разом всё лучше и лучше.
С ума сойти… И как только я за десять лет из более-менее образованного мальчишки превратился в необразованного, не знающего ничего о мире, неудачника с окраины? И ведь ещё думал, будто дофига знаю. А на деле? На деле всю жизнь боролся с варварами, понятия не имея, что где-то там, ближе к центру империи, твориться настоящая цивилизация. Видимо, прошлое, которое мы потеряли, возвращается обратно. Глядишь, скоро сами запустим производство ампул вечной жизни. Ага… размечтался. И что вообще за патриотизм такой? К кому? К чему? К открытиям тайканцев? Тьфу на этих ублюдков!
— А ты сам-то из каких? Рабочий или невольник?
— Я работаю, — честно признался здоровяк. У меня семья, дети, а мозгов-то и нет. Работал плотником, а потом выгнали. Сказали, что мозгов у меня нет, да и руки корявые. Так я после этого чуть невольником не стал, когда морду прорабу набил. Но обошлось. А теперь, видишь, как оно бывает… Что толку. Всё равно тут оказался…
— И не боишься, что после твоей смерти некому будет позаботиться о детях?
— Так а чего бояться? Школа платит компенсацию всем семьям погибших. Правда только тем, кто отработал не меньше года. Компенсации хватит года на два беззаботной жизни. А если пояса стянуть, то не всё пять. С пятилетним заработком гладиатора, конечно, не сравниться, но всё же… А там уж чего-нибудь придумают. Как-нибудь справятся.
Ой ба! Вы только посмотрите на этих чудесных тайканцев. Как же так вышло-то, что по стране пошли революционные настроения, раз всё так хорошо? Пора начинать думать, что жители полисов слишком уж зажрались?
Разговор мы закончили ещё через пару минут. Слишком уж хотелось поделиться услышанным с Ли. Поэтому, подозвав своего нового знакомого и дождавшись, пока он присядет рядом, я спросил:
— Ты в кусе, что парни здесь работают?
Ли потёр руку, которой совсем недавно тягал здоровенный камень. Ну как здоровенный… для него — здоровенный.
— Конечно в курсе, — ошарашил он. — И знал об этом ещё до того, как попал сюда. А ты что, не знал?
— Серьёзно? Мне всерьёз начинает казаться, что я пришёл из другого мира.
— Из сказочного?
— Ага… отличная шутка…
Картина складывается следующая: полагаю, как только империя завоевала большую часть доступной суши, надобность в создании новых видов вооружения отпала. Зато жители полисов, которые достаточно долго прожили в спокойствии, начали выдвигать требования в сторону императора. И император, будучи человеком неглупым, пошёл на уступки, так как понимал, что империя может развалиться, если народ разозлиться слишком сильно.
— Когда была создана первая гладиаторская школа? — поинтересовался я у Ли.
— Примерно, в то же время, когда была основана империя. К тому моменту были распространены тюрьмы. Но когда появились школы, надобность в тюрьмах постепенно отпала. В первых школах обучались исключительно заключённые, рабы и невольники. Но чуть позже, лет через сто, в виду дикой популярности гладиаторских боёв, двери школ открылись для всех желающих заработать. Так школы стали разделять на рабские и наёмные. Но а уже лет пятьдесят назад школы отказались от деления, и теперь в каждой школе можно встретить как невольников, так и обычных наёмников. А определение «раб» просто плавно перетекло в обиход, и теперь рабами принято называть всех учеников гладиаторских школ. С одной стороны, обидно, а с другой, вроде как, это же отголоски прошлого.
— Тебе-то чего обидно? Ты же не работаешь тут. Ты и есть самый настоящий раб, — не слишком вежливо окатил я Ли.
В принципе, можно считать, что мои предположения верны. Год за годом люди привыкают к спокойной жизни, а потому начинают больше думать. В конце концов мировое сознание приходит к тому, что можно жить и лучше, поэтому тут же вспыхивают революционные настроения. Скорее всего, до этого самого момента императоры шли на уступки. Но сейчас грань оказалась слишком тонкой.
«Ли говорил, что проблема в том, что тайканцы мнят себя лучше остальных. Поэтому он и решил заняться революцией».
Мы ведь не знаем наверняка, кто прав, а кто нет. Каждый высказывает свою точку зрения. То, что тайканцы мнят себя лучше других, то, что император заставляет верить их в это, может являться лишь побочным эффектом расслабившегося населения. У императора просто не выбора, и он пытается хоть как-то ограничить недовольство в полисах. Ты ведь сам говорил, что имперская армия самая лучшая армия на острове. А если сопоставить факты о том, что в имперскую армию набирают исключительно чистокровных тайканцев, то становится понятно, почему император пытается убедить тайканцев, будто в полисах живут одни варвары. В случае чего у него будет хорошее алиби. Восставшие против власти императора полисы сами выставят себя варварами в глазах тайканцев, а имперская армия, убедившись в дикости жителей полисов, которые слишком уж обнаглели на имперских харчах, с радостью защитит императора.