Король сусликов

Мэр и шестеро членов городского совета расселись по местам за стоявшим на помосте столом, после чего глава города, призвав всех к порядку, объявил о начале рассмотрения первого пункта в повестке сегодняшнего заседания — о передаче дополнительных ста гектаров земли горнолыжному курорту «Золотое ущелье».
Из-за стола поднялся Гай Винклер, состоявший в Обществе охраны реки Булл-ривер. Он указал на две карты; на одной штриховкой была указана территория, которую на данный момент занимал курорт, а на другой — земля, которую ему собирались передать. Я сразу понял, что если этот участок все же достанется курорту, то колония сусликов, примыкавшая к ранчо «Последний шанс», обречена.
Гай Винклер тщательно подбирал слова, поглядывая на сидящих членов совета.
— В рамках моего выступления мне бы хотелось обратить внимание, господин мэр, вот на какой момент. Он — самый важный. Если мы передадим эти земли курорту, то поставим под угрозу уничтожения уникальнейшие для нашего округа водноболотные угодья, образовавшиеся в нашей долине естественным образом в незапамятные времена. Я знаю, застройщик уверяет, что данные угодья сформировались относительно недавно в результате многолетней мелиорации полей на ранчо. Я располагаю убедительными доказательствами, что это не соответствует истине. Мне бы хотелось еще раз повторить, что мы имеем дело с уникальной экосистемой, утрата которой может повлечь за собой, помимо всего прочего, судебный иск от федеральных властей.
Мэр снял очки для чтения и перебил докладчика:
— Мистер Винклер, то, что вы сейчас рассказываете, нам прекрасно известно. Наша юридическая служба не разделяет ваших опасений по поводу того, что федералы на нас осерчают. У них есть дела поважнее.
Винклер посмотрел на настенные часы, раздал копии своего доклада членам совета и поблагодарил присутствующих за внимание. Мэр прочистил горло и, прищурившись, обвел взглядом зал.
— Сегодня у нас есть время выслушать только двух человек, возражающих против того, чтобы удовлетворить просьбу корпорации «Золотое ущелье». Спасибо, мистер Винклер, вслед за вами слово предоставляется миссис Маккой, с которой, я уверен, вы все хорошо знакомы, однако для начала мне бы хотелось самому кое-что вам сказать. — Мэр снова надел очки и посмотрел на собравшихся сквозь них. — После обсуждения мы готовы выслушать комментарии горожан. Настоятельно рекомендую говорить емко, по существу и не повторять то, что уже говорили другие. Давайте как-нибудь управимся до полуночи. А то у нас в последнее время больно много всяких совещаний, причем у меня такое впечатление, что чем дольше они длятся, тем меньше от них толку. — Градоначальник поправил очки. — Итак, о чем, собственно, спор? Об участке водно-болотных угодьев, которые компания «Золотое ущелье» намеревается превратить в эдакую буферную зону между территорией курорта и частными домами по краю гольф-клуба. Компания уже представила природоохранный план, получивший нашу поддержку и одобрение. Мы все это обсудили еще утром на рабочем совещании вместе с комитетом городского планирования. Я не говорю сейчас ничего нового. все это уже освещалось нашей газетой. Кроме того, глава комитета городского планирования предоставил совету окончательный список рекомендаций. Сегодня вечером совету предстоит вынести решение. Согласно опросу общественного мнения, жители нашего города, в целом, согласны с политикой городской администрации. — Мэр опустил взгляд на стол и принялся рыться в бумагах. Не отрывая от них глаз, он бросил: — Мы вас внимательно слушаем, миссис Маккой.
Дора встала, затолкнув каблуком мешок подальше под стул. Первые десять минут женщина разбирала историю реализации строительного проекта «Золотого ущелья». Мэр начал терять терпение. Казалось, Дора помнила наизусть результаты всех гидрологических изысканий, равно как и содержание всех кадастровых записей и всех природоохранных планов, в том числе и исследования о том, какое количество лосиного навоза приходится на гектар земли, переданной курорту.
 
— Да, гадят они много, Дора, — перебил ее мэр. — Результаты этого исследования нам прекрасно известны.
— Можете, конечно, считать, что это помереть до чего смешно, — рявкнула Дора. — Но лосям следовало оставить побольше земли. Им просто некуда деться. Скоро у нас тут будут только гольф-кары, парковки и дурацкие лавчонки со всякой дребеденью, которых уже полно на Мейн-стрит. Весь город превратили в сувенирный магазин. — Дора повернулась к залу. Она нетвердо держалась на ногах. Кровь отлила от ее лица.
Старуха продолжала вещать, а я смотрел, как подрагивает ее здоровая рука. В какой то момент Дора вытерла лоб рукавом джинсовой рубахи.
— Помяните мое слово, — промолвила старуха хриплым голосом. — Эти засранцы высосут из нашего города все соки и свалят, а нам оставят после себя лишь горы мусора.
Дора Маккой зашлась в надсадном приступе мокрого кашля, от которого всем стало не по себе. Старуха поднесла ко рту красную бандану, после чего обхватила здоровой рукой больную, словно боялась, что та отвалится. Еще пару минут она жаловалась, что администрация курорта подобралась совсем близко к восточной границе ее владений и проложила там трубы для машин, производящих искусственный снег.
— Вода моя им понадобилась?! Шиш они получат! — закричала она, грозя кулаком членам совета. — Я не дам им убить несчастных сусликов и прочих тварей, что живут на моем ранчо! Считаете их безмозглыми крысами? Как бы не так! Они умнее вас всех, вместе взятых!
Кто-то зааплодировал Доре, и мэр, забарабанив молоточком, посмотрел на часы.
— Миссис Маккой, — промолвил градоначальник. — Давайте придерживаться повестки. Права на воду и ваши переговоры с компанией «Золотое ущелье» нас не касаются. Ближе к делу.
Дору снова скрутил жесточайший приступ кашля. Она покачнулась, но устояла на ногах, прижав бандану ко рту и вперив взгляд в пол. Локоны кое-как подстриженных седых волос выбились из-под шляпы. Край рубахи выправился из штанов. Старуха вытерла лицо рукавом и заговорила снова.
Все это я уже, естественно, от нее слышал. И про то, что «Золотое ущелье» предложило ей целое состояние за передачу прав на воду. И про лишения ее деда-переселенца в те времена, когда в долине еще охотились индейцы юта. Я знал, этот театр одной актрисы будет длиться долго.
Я не мог лицезреть, как Дора в очередной раз позорится, и вышел из зала дожидаться, когда совет примет решение. Исход, естественно, представлялся очевидным. Я присел на бордюр и посмотрел на свои часы за десять баксов — подарок от клуба «Лайонз» за статью об их ежегодном званом ужине, на котором подавались разные виды спагетти. Сдавать газету в печать нужно было завтра в полшестого утра. До этого мне еще предстояло написать передовицу, сверстать номер и напечатать.
Вечер выдался туманным и прохладным. На шоссе виднелись отблески фар проезжавших машин. Над автомагистралью показалась молодая луна, которую вскоре затянуло облако.
На тротуаре стояла чалая лошадь Доры, кое-как привязанная к фонарному столбу. Чалая вскинула голову, посмотрела в сторону автомагистрали и выставила уши, когда, ревя мотором, проехал тяжелый грузовик.
И лошадь, и древнее, украшенное кисточками седло, и потертая кожаная кобура, и седельные сумки с эмблемой ранчо Маккой казались отрыжкой давно ушедшей эпохи.
Из располагавшейся рядом закусочной вышло несколько человек. Они пересекли улицу, оглянулись, посмотрели на лошадь, рассмеялись и двинулись дальше.
Именно чалая первой услышала надсадные крики, донесшиеся из мэрии. Кобыла переступила с ноги на ногу, задрала морду и громко заржала.
Затем лошадь попятилась назад и дернулась. Поводья соскользнули с фонаря. Несколько мгновений чалая перебирала ногами на месте, а потом сорвалась и галопом умчалась прочь. По пустынной Мейн-стрит разносилось гулкое эхо перестука копыт по асфальту.
В мэрии раздался оглушительный грохот. Я кинулся внутрь. Народ, крича, толкаясь и спотыкаясь, ломился на улицу.