История третья. Так не бывает (СИ)

Змей смотрел на вещицу несколько секунд, а потом швырнул ее в урну. С силой. Закрыл глаза и вытянул ноги, откинувшись. В общем, принял свою любимую позу для размышлений. А я наблюдала, стоя невдалеке и понимала, что знаю о них троих уже слишком много. Привычки — только верхушка айсберга.
Я не стала скрываться. Скамейка оказалась ледяной, но и не удивительно, март выдался холодным, повсюду еще лежал снег. Пусть ноздреватый, грязный, но он весьма успешно сопротивлялся теплу.
Тим приоткрыл один глаз и опять закрыл, не двигаясь и не поворачиваясь, не заговаривая.
Он был таким же холодным, как и воздух вокруг, как дерево подо мной и как мои пальцы — я так спешила, что забыла дома перчатки.
Но не это оказалось самым неприятным. Его взгляд. Абсолютно потухший, выцветший. Ни страсти, ни злости. Ни-че-го.
Заговорила первой сама:
— Если тебе интересно, у Бориса — слабое сотрясение и гематомы по всему телу. Переломов нет, внутренних повреждений — тоже. Силь хотела все-таки обратиться в полицию, но он запретил. Смеялся. Сказал, что ты еще сдерживался, судя по результатам. Или совсем потерял сноровку.
Тим молчал.
— Ты зачем вообще приехал?
И он соизволил открыть рот:
— Какая теперь разница.
В самом деле. Какая теперь разница?
— Надолго? — Я видела, как непоседливый малыш гонял голубей, пытавшихся что-то выкопать в оплывшем снегу. Он так заразительно смеялся, что невольно улыбнулась и сама, не смотря на осеннюю слякоть в душе.
— Планировал на неделю.
— Тогда пойдем.
И только теперь я решилась обернуться. Он смотрел сквозь меня. Глаза ничего не выражали. Пустые. Холодные. Отрешенные.
— Я собирался уезжать.
— И поэтому даже не пошел за билетом? — Я усмехнулась. Потянувшись, взяла его за руку и потянула, вставая. Он тоже без перчаток. Но руки теплые. По-привычке завернулась в такое уютное и родное.
Глаза в глаза. Серые омуты приобрели цвет грозового неба. Встал рядом, подхватил сумку.
— Поехали.
Голос Змея оказался под стать глазам. Хриплый. Я шла следом, внутренне ликуя.
Он все-таки приехал.
И без лишних слов понятно зачем.
Извиниться.
Приехал. Сам.
Оставил там Сашу и Глеба. А вот за этот поступок можно и поворчать. Но потом.
Сейчас же я шла по заснеженной площади к стоянке такси вслед за мужчиной, что примчался. Не смотря на все мои обиды. Несмотря на его пятимесячное молчание. Я за все это спрошу. Опять же — потом.
Утепленная, но, короткая, куртка и так любимые Глебом и Тимом джинсы в облипку — не скрывали ни длины ног, ни упругих ягодиц. Тяжелые ботинки подчеркивали общую брутальность образа. Тим шел без шапки, темные прямые волосы шелковым водопадом свободно спускались по плечам. Почему-то они остались не собранными, как обычно.
Прохожие оборачивались ему вслед, в том числе и женщины. С чего он вообще решил, что не может привлечь внимание противоположного пола? Даже избалованная мужиками Силь сразу отреагировала.
Двойственные желания разрывали: желание стучать по нему, Змею, кулаками и кричать, пока не осознает все, в чем он был не прав или привязать его к кровати… И…
Я облизнулась. Второй вариант казался гораздо более занимательным.
Ягодицы остановились.
Застигнутая врасплох не успела скрыть вожделения и предвкушения.
Тим криво усмехнулся и рывком притянул к себе.
— Тут нельзя, это неприлично. — Успела прошептать, прежде чем знакомый аромат окутал и отключил полностью сопротивление, а сухие, полные губы впечатались в мой рот. С силой. С силой ответила.
И кто кого наказывал, не знал он, не знала и я. Я даже не понимала какой смысл в этих месяцах? Как я жила без него, без них?
Все остальные, да простит меня Борис, временные безликие подделки. Они не заменят ни сложного вкуса, ни любимого аромата, ни бескрайних, сметающих все разумные доводы, эмоций.
— Прости меня… Я думал, ты не захочешь меня видеть… — Теплые губы порхали по лицу, соприкасаясь с ним то тут, то там. Горячие руки с такой силой прижимали к себе, шаря уже под пальто по спине, что причиняли легкую боль в ребрах. — Если бы ты так открыто не обозвала трусом, еще долго бы маялся. Я и правда трус. Понимая, что виноват, не знал, как смогу посмотреть в глаза. Думал, что ты меня и забыла. Но это “трус”. Столько боли и тоски. Я такой идиот. Увидев торжествующего Бориса у твоей двери… Просто сорвался. Понял, что не отдам. Никому.
 
Всю дорогу к квартире мы держались за руки. Практически не смотрели друг на друга, но сплетенные пальцы, как нерушимый мостик, — соединяли не только руки. Мне казалось, что через них проходит поток любви, от моего сердца, к его — и обратно. Желание соединилось с нежностью, с пониманием, что мы прошли ту самую точку невозврата. Прошли мимо нее. Дальше. Дальше мы можем быть только вместе, даже, если в разных городах и странах.
Больше не осталось места сомнениям, неловкости, страхам, комплексам.
Первый поцелуй, если не считать привокзального, случился в квартире, когда мы оба уже сняли одежду и изучали друг друга с метрового расстояния. Словно увидели впервые. Да, наверное, так оно и было.
Впервые открытыми.
Полные счастья серые глаза напротив и я, излучающая такую же непоколебимую уверенность в завтрашнем дне.
Большие немного шершавые ладони прошлись по моим обнаженным плечам, пробуя их на ощупь. Они чувствовались обжигающе-горячими в сравнении с моей прохладной кожей.
Первый наш раз — сумбурный, в чем-то бестолковый. Попытка то ли задержать, то ли привязать. Тогда именно так казалось правильным. Казалось правильным обоим.
И только теперь, только сейчас мы оказались готовы к близости, что дарит полное растворение друг в друге. Мой страх в собственной ущербности испарился, словно его и не было. Пришло понимание, что бы мы не делали друг с другом в постели, если это приносит удовольствие и делает нас еще чуть ближе, то так и должно.
Секс — та область отношений, где не может быть запретов, чужих суждений и ложного стыда. Все, что навязано извне — лишнее, все, что нас не устраивает — ненужное. Чужое.
Тим основательно подошел к вопросу изучения моей отзывчивости на ту или иную ласку. Он пробовал на вкус каждый сантиметр кожи, до которого дотягивался, тут же заменяя язык губами или пальцами.
Смена нежной влаги на мягкость губ и шероховатость подушечек пальцев вызывала томление и нетерпеливое ожидание большего. Тим не был экспертом в знании женского тела, он действовал интуитивно. Ведомый собственными чувствами, желаниями и ощущениями, он превращался в великолепного, изобретательного любовника.
Я не любила психологического и физического принуждения, только намек на них вызывал отвращение и полностью гасил все чувственные порывы, отталкивая.
И как бы Тим не был возбужден, он терпеливо играл по моим правилам. Действуя мягко, не подчиняя, а договариваясь, ведя диалог тела с телом, при помощи прикосновений поверхности кожи.
Пока его губы и язык ласкали плечи, ключицы, спускаясь к груди, пальцы пробежались по спине и погладили ягодицы, не сжимая, не впиваясь, не шлепая пошло. Именно погладили, описали окружность и самыми кончиками пальцев развели в стороны, продвигаясь глубже к нежным местам, заставляя одновременно тревожно напрягаться и желать продолжения. Так стыдно и так интригующе. Решится — не решится, продолжит — не продолжит?
Не выдержав сводящего тело напряжения ожидания, развернулась к мужчине спиной, прижимаясь, стараясь потереться, дать понять чего именно хочу я. Без слов. Угадайка — не выход для взрослых людей, умеющих вести диалог. Но сейчас именно эта игра захватила и его, и меня.
Чуть подрагивающие ладони приподняли грудь, словно взвешивая, большими пальцами очертили ареолы сосков и, едва прикоснувшись к напряженным вершинкам, опустились ниже, на живот. Правая рука ушла еще ниже, накрыв промежность и замерла. Он прижимал к себе, лаская языком затылок и больше ничего не делая. А я от этого “ничего не делания” закипала, как чайник.