История третья. Так не бывает (СИ)
А я разберусь. Раз Борис взялся помогать, то без куска хлеба точно не оставит, а там и я с работой разберусь, будет что-то на проживание.
Ночью не сомкнула глаз.
Поставила кресло так, чтобы смотреть в окно и гипнотизировала его до утра, то меняя чашки с остывшим чаем, заварку ведь уже не имело смысла бережно расходовать, то впадая в подобие полудремы-полутранса.
Под утро я все-таки задремала, из сна в неудобной позе вырвало дребезжание дверного звонка.
Я потянулась, с трудом разгоняя кровь в затекших мышцах, шея жутко болела и поворачивалась с рудом.
И кого там в полседьмого принесло?
За дверью оказался чрезвычайно злой Борис Константинович. А он был из тех людей, кто в гневе реально страшен.
— Какого черта ты со вчера не на связи?
— Я? Не на связи? — И тут вспомнила, что телефон и правда отключила сразу после разговора с Александром. — Ох, блин, я же совсем забыла…
Я дернулась в комнату за телефоном, чтобы включить, да Борис оказался быстрее.
Цепкие, жесткие пальцы впились в предплечья:
— Ты хоть понимаешь, что я пережил за это время? Может ты уже свалила куда-то или вообще руки на себя наложила?
От такого заявления я даже несколько обалдела:
— Совсем с головой не дружишь? — Перешла на ты, поскольку дальше выкать не видела смысла.
— Да это вы, бабы, вечно с головой не дружите! Там Красавчик понял, что дров наломал, если бы не коляска, то уже бы и на одной ноге припрыгал. И Тим пол ночи не знал куда себя девать. Хорошо, что Глеба увезли туда, где и связи нет, а то бы точно все коту под хвост пошло.
— Вы хоть маме не догадались позвонить? — Первое, что пришло в голову. Мужчины мужчинами, а родителю нечего нервы трепать.
— Догадались, но напугать не успели. Саша позвонил, твоя мама ему и рассказала, что ты звонила со стационарного. — Он выдохнул со злостью и проорал. — Но это было уже в пять утра!
В пять утра! Это, называется, “не напугали”!
Я опять дернулась, но Борис держал крепко и смотрел жгуче, раздражение на пополам с расчетливым интересом, а потом склонился и прижался губами, углубляя поцелуй, превращая его в захватывающее, горячее приключение с укусами, сплетением дыханий и невозможностью отказаться.
Это не был поцелуй влечения, желания или даже интереса.
Борис пытался разделить свою злость, скинуть ее и успокоиться. Я же… Я поступала аналогично, только к злости примешивался страх будущего, обиды, горечь. Не предательства, можно ли назвать предательством произошедшее?
С трудом разорвали связь, тяжело дыша, не отрывая взглядов.
— Нам надо остановиться…
— Надо. — Он согласно кивнул. — Выплеснув эмоции, Борис снова применил к себе образ холодного медицинского работника. Он отстранялся, глаза заволакивало льдом.
— Вещи собрала? Да? Тогда одевайся, позавтракаем по дороге.
***Непрерывная, утомительная, со срывами, проклятиями, радостями, надеждами и бесконечной усталостью. Суета.
Так бы я охарактеризовала весь последний месяц после перелета, как и сам перелет. Последнее событие, которое я бы могла, пусть и с натяжкой, но охарактеризовать, как “спокойное” — это был завтрак с Борисом в небольшом кафе.
Уже успокоившийся мужчина с упоением жевал омлет, а я ковыряла блинчики с творогом, больше налегая на кофе.
Большую часть времени мы не разговаривали, я успела в дороге позвонить маме и успокоить не столько ее, сколько себя, что они с папой не вылетели в Питер в поисках потерявшегося ребенка. Несколько звонков с незнакомых номеров проигнорировала, на пропущенные от Саши и от Тима долго смотрела, но так и не решилась перезвонить.
Я очень хотела услышать их голоса, да-да, и Тима в том числе.
Но продлевать собственную агонию, зачем?
Я и в самом деле устала прощать, устала подстраиваться под три таких разных характера. За несколько месяцев со дня знакомства с соседями, я превратилась из чуть ироничной, смешливой, наивной, в чем-то глупой и позитивной женщины в нечто истерично-слезливое. Бесконечная затянувшаяся, никому не нужная драма — вот во что превратились эти отношения.
Окончательно добили слова Саши о том, что он будет спотыкаться о воспоминания обо мне. Пусть он и сказал такие неприятные для меня слова во взвинченном состоянии, после тяжелого дня, после подписания договора, после болезни Глеба… Перечислять еще долго можно.
Да только через все тоже самое прошла и я. Почему же не позволяла себе срываться на них, почему пыталась понять, поставить себя на место каждого, навести мосты, наладить отношения, сгладить углы?
И теперь чувствовала себя полностью морально опустошенной, выжатой.
Переживания по поводу переезда отошли на задворки сознания. Оставила все, там, в сером прошлом.
На место страху пришло ожидание. Там же все другое! Люди, жизнь, работа. Там даже этикетки на молоке другие.
Аэропорт жужжал. Впрочем, слово “жужжал” не описывает полностью всей царящей в нем суеты. Я, непривычная к такому движению, поскольку раньше передвигалась исключительно наземным транспортом, то и дело терялась и благодарила всех, кого только можно, за то, что рядом был Борис. Он не обращал совершенно никакого внимания на царящий вокруг хаос и шел напролом, раздвигая людей, двигаясь к своей цели. Я торопилась за ним следом, боясь запнуться или отстать. В этом случае меня ждал позор — заблудиться “в трех соснах”.
Во время перелета наконец-то пришло осознание, что это все не сон, не фильм, не помешательство — я и правда улетаю на временное проживание в другую страну.
По внутренностям растекался холодок опасений, переплетающийся с восторгом предвкушения. От сложных эмоций хотелось сесть поудобнее и закричать как можно громче.
И не в том дело, что я летела впервые. Не в том, что рассказывал Борис, пытаясь донести до меня практически расписанный на ближайшее время режим. В который, кроме проживания в его квартире, обустройства на новой работе в поликлинике его родителей, фигурировали еще и много-много часов обучения языку и финансовому праву. Осознание этого придет позже, когда я буду спать по несколько часов в сутки, а приходя в небольшую квартирку, в которой окажусь совсем одна, без Бориса, выть от накопившейся усталости, понимая, что завтра будет еще один такой же день и расслабиться хоть как-то не получится. Ни выспаться, ни напиться и выспаться, ни просто поговорить с кем-то, пожаловаться на сложность взаимопонимания с немкой русского происхождения — начальницей. Она почему-то решила, что я имею виды на Бориса, которого ни разу после перелета и не видела. Еще в аэропорту он сдал меня на руки матери, едва успев познакомить, и скрылся в коридорах аэропорта.
Екатерина Паулевна оказалась милейшей женщиной, если вы любитель крокодилов. настолько цепким оказался взгляд ее голубых, как и у сына, глаз и мертвой хватка, если уж она решила взять вас в оборот.
Тем не менее, мне ни разу не высказали даже толики пренебрежения, с интерсом рассказывая о городе, показывая небольшую квартиру на шестом этаже практически в центре, знакомя с будущими коллегами, из которых только трое могли изъясняться на русском и вводя в курс дел. Ровно неделю она выделила на меня, устроив в том числе и на курсы языка. Затем осталась только начальница — Николь Ригер, видимо, тот самый обещанный Поповым, чтоб ему икалось, русскоязычный контингент, с которым мне придется иметь дело.
Я смотрела в окно, то ли на ряд домов за окном, то ли на собственное отражение.
Первый за месяц спокойный день. Выходной. На сегодня я не планировала ничего, кроме прогулки по городу.
Зазвонил в скайп. Мне пришлось установить несколько ранее не используемых за ненадобностью месседжеров на ноутбук, выданный для досуга, как выразилась Екатерина Паулевна. По ее сугубо личному мнению, в наше время можно жить под мостом и без правой почки, но не без интернета.
Она смотрела на меня, как на дикарку, когда оказалось, что я не имею аккаунтов в Инстаграм, Фейсбук и в популярных месседжерах.