История третья. Так не бывает (СИ)
— Коляска… как же я ее ненавижу, а знаешь ее я ненавижу еще больше! — Выкрикнул сосед и опять разразился хохотом.
Наверное, тут бы мне надлежало спросить "кого"? Но опыт работы в социальной службе и интуиция перебивали речитатив стеклянной тары и твердо и уверенно сообщали — не смей потакать и втягивать себя в разговор.
Но сосед не ждал вопроса, он продолжал дальше:
— Сестра твоего насильника, бывшая моя, это из-за нее я оказался инвалидом. Из-за этой напыщенной тупой суки. О, поверь, она заслужила каждый зажим, каждую плеть, каждый толчок в свой упругий зад. Она заслужила все, что я с ней сделал. Все. До последнего синяка на ее холеном в лучших салонах тела. И жизнь в этой квартире. И парня-садиста. Ненавижу! — Сосед распалялся все больше и больше, в глазах безумие уже не сменялось осознанностью. На губах — кровавая пена и слюна течет по подбородку. А вот это хреново. Или головой приложился конкретно, до сотрясения. Или приступ.
— И эта, блядь… — Он пробормотал что-то неразборчиво. — Тоже хвостом крутила, типа красивый, успешный. Ты бы видела как глаза загорелись, когда узнала.. — Опять неразборчиво. — Хвостом завиляла. Сосать у меня была готова. А я ее по заднице. А она терпит. Ненавидит и терпит.
На меня смотрело совершенно больное, практически сгнившее изнутри существо.
Опустилась на корточки, стараясь не придвигаться ближе, но и не смотреть сверху. Как к собаке. Озлобленной. Избитой. Возненавидевшей. Готовой грызть любого, кто протянет руку. Она уже ничего не признает, кроме кнута. Никакими пряниками не накормить.
— Саша, давай мы с тобой поднимемся в квартиру и ты все-все расскажешь, хорошо?
Он смотрел на меня с непониманием, не осознавая ничего из сказанного.
— Давай я тебя приподниму, ты на меня обопрешься и мы постараемся подняться…
Вроде в глазах промелькнула сознательность… Приблизилась вставая и протянула руки, чтобы обхватить и приподнять.
Мужчина резко дернулся и вцепился зубами в мо руку. Он неожиданности закричала и оттолкнула.
С ужасом баюкала прокушенную между указательным и большим пальцами конечность, а он хохотал, смотрел на меня. Осознанно! И крови в пене вокруг губ прибавилось…
— Что, сука, понравилось? А думаешь, мне было приятно?! Думаешь, я хотел слушать, как он кричит? Что ты с ним делала?! Что?! Да ты его не должна была к себе и на пушечный выстрел подпустить! Он тебя трахнул! Трахнул при всех! Он имел тебя! Имел! Имел!
Это “имел” с безумным хохотом повторялось и повторялось. Он кричал его на весь стояк. А я отступала, пятилась в сторону квартиры. Развернулась только возле лестничной площадки. Глаза застилал черный туман. Эта гадина напомнил мне о моем унижении, он посмел валять меня в этой грязи снова и снова… Досаждающая болью рука только добавляла ненависти и азарта, пока я рылась в том самом ящике, вспоминая Игорька и в который раз говоря ему "спасибо". Мысленно.
Сосед сидел в той же позе и то ли всхлипывал, то ли икал, то ли продолжал ржать.
При звуке шагов, поднял обезображенное безумными эмоциями лицо и протянул:
— Вернууулась. Вы все возвращаетесь, чертовы извращенки. А что можно сделать с тобой? На что ты согласна ради моего бабла?
О, дорогой, ты даже не представляешь… И все, что я сделаю тебе не станет ни в одну копеечку. Урод.
Сосед не успел ничего сказать, когда в его грязном рту оказался симпатичный красный кляп, с резинкой вокруг всей головы.
Все еще не понимая, он дернулся и попытался руками вытащить. Ага, сейчас!
Пока он замешкался, вымотанный собственными эмоциями, защелкнула наручники. Не какие-то там с пушком, что разорвать можно. А настояще, металлические. Игорек, чтоб ему в клубе самый лучший садист попался, просто обожал их. И как только не забрал?
Я тяжело дышала и смотрела почти с гордостью и моральным удовлетворением на дело рук своих.
Саша, начиная трезветь от эмоций, корчился насколько это возможно было, стараясь избавиться хотя бы от кляпа. С трудом, но ему это удалось.
— Ты что, сука, делаешь?! — Его вопль был по-настоящему мощным. Сверху хлопнула дверь и послышались семенящие шажки. Наконец-то. Что-то долго никто не выходил.
Кажется, Марина Ивановна вернулась от детей.
— Леночка, — ахнула она, обозревая всю картину, — что случилось?
Бабулька подслеповато щурилась, но я то знала, что она уже успела все, что надо, увидеть и оценить. Бабульки — они такие.
— Она… — Я быстро сунула кляп обратно в рот соседа и прижала целой рукой — для надежности.
— Да вот, возвращалась домой, а тут, — кивнула на прожигающего взглядом соседа, — лежит. Хотела помочь, а у него приступ — укусил. — Потрясла в воздухе рукой, которая была в крови. Собственно, моей кровью было перепачкано все вокруг. — Пришлось принять меры. Дотащить до квартиры как-то надо…
— Ах ты, ж. сейчас, подожди, я сыночку позову, поможет донести. — Соседка ушла, а я убрала руку от соседа и отскочила подальше.
Саша опять вынул кляп и пробормотал:
— Сними… — Я не двигалась. Огребать не хотелось.
— Ты понимаешь, что это унизительно? Сними… — Взгляд его потух, лицо безэмоционально. Паяц чертов.
На лестнице послышались шаги. Кто-то большой уверенно топал.
Вздохнула и все-таки расстегнула наручники, как раз успев кинуть их в пакет к вину, когда на лестнице появились мощные ноги. В отличие от хрупкой старушки, сын ее оказался огромным, высоким детиной.
— Ну, мужик, ты и… — Детина сочувственно покачал головой. — Давай, на счет три поднимаю. А ты Лена? Бери за ноги, поможешь. Раз, два, три…
Не счет "три" мы подхватили несопротивляющееся тело и понесли по ступеням. Сын Марины Ивановны натужно пыхтел, аккуратно пятясь ступенька за ступенькой. Я держала только ноги Александра, но от этого было не легче.
Саша был тяжелым. Он равнодушно висел, будто бы смирившись. С трудом, почти волоча, мы все-таки дошли до соседской квартиры и закинули тело на кровать.
Сосед раскинулся на ней, уставясь неподвижным взглядом в потолок.
— Спасибо Вам большое, сама бы не справилась… — Я благодарно улыбалась детине и вытирала пот со лба. Он еще тек неприятной каплей по спине, но ее я упорно игнорировала.
— Да чего уж там… — Мужик опять кинул взгляд на Сашу и быстро отвел. Весь его вид говорил, что он бы лучше оказался где подальше. Смотреть на чужую немощность — стыдно. Страшно. А вдруг заразно?
— Нет, и правда, подождите… — Я вышла за ним на площадку и спустилась за пакетом, вытащила из него наручники, а сам пакет протянула детине.
— Вот, возьмите, за отзывчивость. — Мужик неуверенно протянул руку и тут же отдернул.
— Нет-нет, что ты, не надо, я так… — он неловко переступил с ноги на ногу и неожиданно представился — Миша.
Имя удивительно ему шло.
— Лена, — я чуть улыбнулась.
— Да, я знаю, ну, я пойду, а то мои волноваться будут.
— Да, конечно, и еще раз спасибо. — Проводив взглядом Мишу, перевела его на бутылку.
И вернулась в квартиру. Не к себе. Вечер перестал скатываться к банальному "напиться", следовало еще вызвать скорую и затащить коляску, что так и осталась лежать между этажами.
Глава 10. Не так уж сосед и страшен
Скорая примчалась не быстро, но и не через два часа. Как раз успела смыть с себя и с площадки следы крови, затащить оказавшуюся очень тяжелой коляску в квартиру соседа и морально подготовиться к ожидаемым вопросам.
Сашу осмотрели, кроме ушибов ничего не выявили, выписали соответствующие случаю мази и строго наказали контролировать состояние еще несколько часов.
Выпроводив усталых фельдшеров и сунув им шоколадку, лежавшую у соседа на тумбочке, в благодарность за терпение и отсутствие лишних вопросов при обработке моей руки, отправилась к себе. Исключительно для того, чтобы взять свежее белье и домашний халат. Ночь обещала быть непростой и долгой.