Шарм, или Последняя невеста (СИ)

Дай, я только заключу последнюю сделку, ты поплатишься, зараза!
Зубы скрипят: я сдавливаю их от напряжения. Стерва! Так хочется выковырять ей глаза, но все что я могу сделать – это отступить и закусить разбитую губу. Приложить к горящей от боли щеке прохладную ладонь и задушить в зачатке панику и крик.
– И где официальная помолвка? – рычит Валентина. – Я сказала тебе, сучка драная, не возвращаться без этого! Здесь что?
Она открывает папку и поднимает на меня черный, наполненный яростью взгляд.
– Решила поиграть со мной? – вытряхивает пустоту и шипит проклятия.
Мотаю головой и еще отступаю.
– Что здесь было? Куда ты дела?
– Вы не понимаете…
Мачеха неожиданно отходит в сторону, царапает ногтем сморщенный подбородок, будто раздумывает, как изощренней меня наказать. Черные волосы змеями свисают на развернутых горделиво плечах. Она идет по большой дуге и замирает у окна. У меня холодеет все внутри – только бы не догадалась. Одна часть шторы так и повисла в воздухе, зацепившись за кровать.
Дверь остается приоткрытой, я напрягаю ноги и готовлюсь бежать.
– Там ничего не было, – говорю потухшим голосом. Подбираюсь к выходу, но путь преграждает сестрица.
– Тут у нас кто-то куда-то собрался, – ехидно скалится она. – Что там, мам?
– Запрятала. А ну зайди, Клавдия, дверь запри за собой.
Клава победно улыбается и, вталкивая меня в комнату, проворачивает ключ и прячет его в лифчик. А там объем, ого-го, не только ключ поместится.
– Еще в угол меня поставьте, – бросаю и прикусываю язык. В затылок прилетает очередной удар, снова папкой. Приходится накрыться руками, потому что завтра на мне живого места не будет.
– Молчать, баблеска! – шипит Валентина. – Будешь говорить, когда позволю.
– Как скажете, – соглашаюсь, но сарказм сквозит из каждого слова. Туже прячусь под локтями и принимаю еще несколько ударов по спине. Я знаю, что рою себе могилу, но мне надоело все это терпеть. Только бы Генри не оказался извращенцем, я уже на все согласна, даже читать договор не буду. Только бы он меня забрал, выдернул из этого ужаса!
За несколько секунд комната превращается в мусорку. Летят мои книги, вещи, картины со стены. Даже ноутбук с треском разлетается, ударившись о стену.
Молюсь, чтобы они не заглянули в тумбочку и смотрю в другую сторону. Иначе я отсюда никогда не выберусь.
– Ладно, – раскрасневшись, Валентина поправляет волосы, стягивает их быстрым движением ладони назад, а сестрица все еще терзает мой шкаф. С чувством наслаждения вышвыривает блузы, свитера и белье. Топчется и рвет.
Я кусаю губы и молчу. Да, проявляю слабость, но только ради отца – не могу встать и дать сдачи – все это донесется до него не в лучшем свете, а жене своей, ласковой и верной только с виду, он доверяет больше, чем дочери.
Только бы не убили и просто дали уйти.
– Посидишь час-другой голодная, нет, лучше денек-другой и сразу заговоришь. Я тебя предупреждала, отродье! – кривой ноготь мамаши утыкается в лицо, еще немного и оставит на моей щеке очередной шрам. – Я тебе говорила не возвращаться без помолвки? Где кольцо? Где новости, что ты невеста крупного бизнесмена? Ты совсем оборзела, дорогуша! Или думаешь, что я пошутила?!
– Но… – с хрипом выдыхаю и шарахаюсь, когда она снова замахивается. Но в этот раз не бьет, дает договорить: – Это невозможно за один день. Генри не такой…
Все-таки удар летит в ухо, и я на несколько секунд глохну.
– Да все они твари и бабники! – проявляется сквозь шум мерзкий голос. – Думаешь, что есть уникальные и правильные?
Сестрица крошит картину с птицами, что подарила мне тетя Леся, и смеется, как больная. Будто по сердцу пляшет.
Мачеха продолжает орать:
– Она думает, что выхватила нормального мужика! Какая же ты противная слизня! Да твой Генри сменил кучу невест, или думаешь, что ты одна-единственная?
– Зачем тогда вы его выбрали? – из последних сил проговариваю опухшими губами.
– Платил хорошо, вот и выбрала, сучка! Можешь не беспокоиться, денежки я получила, а завтра придумаю, куда тебя еще пристроить! Посиди, подумай! Будешь теперь ноги раздвигать и сопеть в две дырки столько, сколько я захочу!
Дверь хлопает, и я сползаю на пол и скручиваюсь калачиком.
Нет слез, нет эмоций. Одна пустота. Как хорошо Генри уметь вырубать свою личность, когда идет перенагруз переживаний. Все бы отдала, чтобы тоже так уметь. Я не могу плакать: они услышат, придут и снова будут измываться и бить. Я должна выдержать, промолчать… и найти телефон.
  
Глава 20. Валерия
 
Дожидаюсь полной тишины, на всякий случай проверяю, не поперлась ли сестрица искать документы под окнами, но улица и двор по-прежнему пусты. Только снег вокруг и белые шапки, что укрыли вечно-зеленую пихту и можжевельник. Я высаживала их с любовью, еще до появления Валентины и ее дочурки-курки. Ох, была б моя воля, летели бы они отсюда далеко и стремительно, но отец не позволит… Сжимаю кулаки до хруста и бегу к тумбочке. Шарю среди тетрадей и книг, но не могу ничего найти.
– Ну, где же ты? – приходится вытрясти все содержимое. Нет его здесь! Неужели вытащили заранее?
Падаю рядом с кроватью и вытягиваю ноги перед собой. Как же я устала. От рывка бедро ударяется в угол энциклопедии словосочетаний. Книги, что навалены горой, сползают набок, и серебристый корпус мобильника подмигивает мне маленьким крошечным камушком-брелком. Артур любит всякие безделушки – его подарок.
Вспоминаю, что номер Генри остался на бумагах, но в надежде на чудо беру в руки истерзанную папку. Хочу стереть кровь и грязь с лица, но я все еще в куртке. Скидываю ее на кровать и нахожу среди завалов влажные салфетки. Как же паршиво: все лицо жжется, а щеку стягивает от царапины. Протираю влажным кусочком ткани и без веры на успех раскрываю папку. Ни карточек, ни бумажек. Все улетело в окно.
И когда я уже отчаиваюсь и давлю в себе желание завыть волком, замечаю на внутренней обложке маленький оттиск карандаша. Он въелся в картон, будто хозяин документов в последний момент решил оставить внутри этот набор цифр.
Не звоню, родственнички могут подслушивать под дверями, потому отсылаю короткое смс, но все равно не надеюсь, что сообщение дойдет до нужного адресата. Вдруг это номер юриста, что составлял этот договор? Или еще чей-то.
Какой странный первый пункт, что же там дальше такого в договоре, что нарушение стоит так много? И за что я буду Генри ненавидеть? Уже страшно, но это лучше, чем терпеть побои мачехи. Или, не дай Боже, лечь под богатого старикана, чтобы спасти бизнес, в котором мне давно нет места.
Пока я складываю вещи в шкаф, собираю стекло от картин, успеваю порезать пальцы, в доме царит полнейшая тишина. Хочется есть и пить. Напиваюсь прямо из крана: меня сейчас мало волнует чистота проточной воды. Немного смываю со щеки кровавые потеки
Еще минут тридцать измеряю комнату шагами и все еще верю, что Генри получит смс. А если не получит, через несколько дней вспомнит обо мне и приедет. Хотя меня терзают сомнения и страх.
В крайнем случае, ночью попытаюсь выбраться через окно. Свяжу между собой шторы и спрыгну в снег. Ну, или, если повезет, шею сломаю.
Только бы не подали отцу мой побег под соусом предательства или, еще хуже, моей непорядочности и разгульной жизни. Валентина, что угодно может наплести, только бы себя и Жабу-Клаву выгородить.
Если бы мачеха меня случайно убила, ее никогда не посадили бы в тюрьму. Эта стерва все выставила бы так, что меня еще посмертно считали бы тварью и гнилой сучкой, что ложится под всех подряд. Доказать обратное я все равно не смогла бы.
Тихий шорох колес доносится с улицы, я подлетаю к окну и замечаю темное авто Севера. Да, Боже, да!
Хватаю рюкзак, любимые вещи, что подарил мне отец и тетя Леся, блокнот с паролями от соцсетей и телефон. Надеваю быстро куртку и окидываю последним взглядом комнату. Она давно стала мне тюрьмой, так пусть здесь живет кто-то другой. Я выхожу на свободу!