Чудовищная ложь

Качая головой, я кладу свою руку на его руку, чтобы успокоить его тревогу.
— Если я его проглочу, — уточняю я. — Хотя мне нравятся и другие вещи, так что успокойся, Красный. — Я похлопываю его по руке и возвращаюсь к еде, и теперь люди смотрят совсем по другой причине.
Он, наконец, расслабляется и ковыряется в своем мясе, но с беспокойством наблюдает за мной, пока я ем свою еду. Раздается ворчание, и я поднимаю голову, и вижу там пристыженного мужчину с поджатым хвостом.
— Я нашел это как подношение тебе, извинение за то, что пытался убить тебя.
В руках он держит что-то похожее на хлеб. Я не могу удержаться, но мои глаза широко распахиваются, когда я принимаю это. Он внимательно смотрит на меня, и я откусываю кусочек. Черт, я так давно не ела хлеба.
— Ты можешь убить меня в любое время, если принесешь мне это после, — дразнюсь я с полным ртом.
Акуджи прогоняет его рычащим словом, но тот склоняет голову и спешит прочь, выглядя более счастливым, пока я ем остатки еды и поворачиваюсь к Акуджи, который наблюдает за мной.
— Я должен сказать тебе, что я послал гонца в племя, у которого твоя Талия.
— Спасибо, — мягко говорю я, переживая за нее, несмотря на все происходящее.
Он ворчит.
— Теперь мы ждем. А пока мы ждем, я хотел бы узнать, не хочешь ли ты, чтобы я рассказал тебе побольше о моем народе?
Я оживляюсь и ухмыляюсь ему.
— С удовольствием.
  ▪ 20 ▪  
 
 
  АРИЯ  
После того, как меня проводили в уборную, которая на самом деле является просто дырой в земле, а Акуджи стоял на страже снаружи, чтобы никто не мог подойти ко мне, мне удалось помыться в раковине и воспользоваться туалетом, прежде чем переодеться. Джинсы я оставила, но они грязные, как и ботинки, но взяла новую рубашку из их коллекции и надела куртку, оставив волосы распущенными.
Я эгоистично хочу, чтобы Акуджи это понравилось, так как он, кажется, одержим моими волосами.
Когда я выхожу из ванной, Аку рычит и хватает мои волосы и проводит по ним ладонями, словно это сокровище. Я игриво со смехом отмахиваюсь от его рук и уворачиваюсь, но улыбка не сходит с моих губ. Как и раньше, Аку берет меня за руку и с тигром на хвосте ведет меня на поверхность, обратно в город.
Луна и звезды ярко сияют в небе, вдохнув бодрящего воздуха я слегка расслабляюсь. Что заставляет меня чувствовать себя как дома в этом разрушенном месте? Я перевожу взгляд на монстра, стоящего рядом со мной. Возможно, это компания заставляет меня чувствовать себя так, а не место.
— Я видела многое в городе, — начинаю я.
— Нет, такого ты не видела, — пробормотал он, целуя мою руку и оглядываясь по сторонам. — Ты не была там. Ни один человек никогда не осмелится пойти туда, куда мы идем, но со мной, Ария? Никто не тронет тебя. Позволь мне показать тебе наш мир и то, кто мы есть на самом деле ― ту сторону, которую люди никогда не увидят.
Не говоря ни слова, я позволяю Акуджи вести меня по пустынным улицам. Он указывает на дома, места обитания племен и картины, сделанные его народом. Вещи, которые они починили, цветы, которые они сажали и за которыми ухаживали. Я в благоговении. Все эти вещи я принимала как должное или не замечала, пока он не объяснил каждую из них. Например, фонари, которые светят в городе, слишком низко, чтобы мы могли ими пользоваться, или деревянные настилы между зданиями, по которым я даже не думала ходить, считая их просто упавшим мусором. Когда мы останавливаемся на садовой грядке, которую они используют для выращивания овощей, он садится в грязь и рисует мне карту города.
Это не та, что у меня, а карта их племен, семей, земель и символов.
Похоже, есть три племени: воины — люди Акуджи, мыслители — те, кто забрал Талию, и дарклинги — одичавшие группы воинов и бродяг, которые объединились вместе, решив продолжать войну. Есть также одиночки, изгнанные из своих племен.
 
Я вслушиваюсь в каждое слово, пока не запоминаю карту, а затем мы продолжаем путь в город. Это дает мне совершенно новую перспективу. Мне всегда нравилась суровая, разрушенная природа города, но теперь я вижу не только это, но и жизнь, которая в нем живет, и природу, которая его заменяет, сливаясь с миром, более приспособленным для существования до людей.
Природа отвоевывает свое пространство в стремительно сокращающемся и умирающем мире. Растения и животные, которые уже давно вымерли за стеной, здесь существуют в гармонии.
Спустя несколько часов блужданий, пока Акуджи отвечает на мои вопросы, мы оказываемся возле стены. Перед нами небольшой лес из деревьев и заросшая автостоянка. Сорняки и трава прорастают сквозь трещины в бетоне, также цветы, их листья и лепестки повернуты к луне. Повсюду разбросаны ржавые автомобили, заросшие листвой, которая, кажется, растет сквозь них.
Я собираюсь заговорить, когда Акуджи закрывает мне рот и приседает, увлекая меня за собой, пока я не оказываюсь между его бедер. Я киваю в знак понимания, когда он убирает руку, ртом приблизившись к моему уху. Это очень неподходящее время для того, чтобы желание пульсировало во мне, но оно пульсирует, особенно когда Акуджи рычащим голосом шепчет мне на ухо, как непристойный секрет.
— Смотри.
Я молча жду, а потом замечаю их ― оленей. Настоящих живых оленей. Ни в книге, ни в голограмме. Олени пасутся, неторопливо бродя по участку. Я изумленно моргаю и открываю рот, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Акуджи.
— Они прекрасны, — шепчу я, не желая спугнуть их.
— Да, — пробормотал он и встал. Они смотрят на нас, но когда мы ничего не делаем, они продолжают пастись. Медленно Аку подводит нас ближе, беря мою руку в свою большую. Улыбаясь, он протягивает им наши руки. — Они не знают, что нас нужно бояться. Мы не охотимся на тех, кто слабее нас. Это было бы неправильно. Мы охотимся на хищников, тех, кто захватил город. Мы поддерживаем баланс.
Один из оленей поднимает голову и смотрит на нас большими черными глазами, а затем переходит на рысь. Он обнюхивает наши руки, почти заставляя меня хихикать от щекотки. Не беспокоясь, он идет дальше, но я задерживаю дыхание от красоты, от невинности в его глазах. По какой-то причине слезы наполняют мои глаза.
— За стеной нет ничего похожего на эту красоту. Нет и невинности. Бедняки просто берут, убивая все. Все имеет свою цену.
— Не здесь, Ария. — Он целует мою руку и обхватывает меня, пока мы смотрим на красоту мира. — Здесь все дается безвозмездно. Все здесь такое, каким должен быть мир. Он сбалансирован, уважает природу и каждое создание. — Акуджи смотрит на меня сверху вниз. — Различия не должны разделять или вызывать ненависть.
У меня такое чувство, что он имеет в виду не только оленей.
Аку говорит о нас.
И тут я понимаю, что мы стоим близко, наши головы склонились друг к другу, чтобы не спугнуть оленя, а моя рука все еще в его руке. Я слегка поворачиваюсь, и Акуджи наклоняет голову еще ниже, его рога прижимаются к моим волосам. Его черные глаза ищут что-то в моих, а хвостом он обхватывает мою ногу, как будто хочет удержать меня рядом с собой. Акуджи сжимает мои бедра когтистыми руками, поджав губы.
Я опускаю на его губы взгляд, гадая, собирается ли он меня поцеловать.
Я хочу, чтобы он это сделал.
Акуджи начинает наклоняться ближе, и я тоже придвигаюсь ближе. Мне это нужно, это стало неизбежным. Воздух вокруг нас вибрирует от нашей нужды друг в друге. Наши различия больше не имеют значения, только наше взаимопонимание.
Наша потребность друг в друге.
Он вот-вот коснется моих губ, когда громкий горн раскалывает воздух, заставляя меня отпрыгнуть назад. Я смотрю на оленя, и мои глаза округляются, когда Акуджи становится передо мной, его руки подняты, когти наготове, он наклоняет голову, чтобы прислушаться. Рог звучит снова, и он снова смотрит на меня.
— Что это? — спрашиваю я, доставая клинок, подаренный мне Ророаком.