Род Корневых будет жить! (СИ)

Разницы не было, я ни разу не попал по деду Радиму. Он стекал, уходил от моих атак, и это был факт. Старый дед был намного подвижнее меня — того, кто имел боевой опыт и тело шестнадцатилетнего пацана. Хотя по идее должно быть наоборот.
А я чувствовал себя полнейшим дураком. И всё чаще, нанеся удар, именно я летел кубарем… Я! А не вот этот старик!
— Я открыт для вас, барин, — уклоняясь от меня, говорил дед Радим. — Я впустил вас в своё сознание. И потому вижу ваше намерение и направляю его туда, куда мне нужно…
И я тут же полетел кубарем, а дед Радим остался стоять и смотреть на меня, хотя по логике всё должно быть наоборот.
— Я вижу ваше намерение и направляю его туда, куда нужно мне, — повторил дед Радим, и я снова отправился в полёт. — А значит, сейчас я ваш хозяин, а не вы мой, Владимир Дмитриевич.
— Я не понимаю, — сдался я.
— Конечно, не понимаете, — согласился дед Радим. — Потому что смотрите глазами. А вы посмотрите сознанием.
— Как это?
— Просто… — засмеялся дед Радим. — Попробуйте смотреть мимо меня. Я сейчас буду бить вас. Смотрите!
И вдруг случилось чудо — я увидел движение. Простое и непрерывное. Я увидел, как оно перетекает из ноги, которой дед Радим оттолкнулся, через тело в руку. И вот рука начала движение в мою сторону.
Оказалось, что у меня уйма времени, чтобы решить, как поступить — отклониться, поставить блок, сбить боковым ударом…
Это было завораживающее зрелище!
— Вижу, вы увидели, Владимир Дмитриевич, — остановился дед Радим. — Тогда на сегодня всё. Идите, учитесь впускать других в своё сознание…
Я поблагодарил деда Радима за урок, и, не задерживаясь, поспешил в поместье, чтобы уже там с чувством, с толком, с расстановкой научиться впускать всех в своё сознание. Хотел поспешить…
Я подходил к большой избе, когда на крыльцо выскочила девушка и, не глядя, выплеснула из ведра грязную воду. Естественно, окатив меня с ног до головы.
И тут же взвизгнув:
— Ой, барин! Простите! — бросила ведро, кинулась к обтекающему мне и принялась снимать с меня рыбьи кишки, которыми я теперь был увешан, как новогодняя ёлка гирляндами.
— Эк ты, Любка, подгадала, — засмеялся неизвестно откуда взявшийся Микола. — Гляди на кого теперь барин похож! А уж воняет как! — потешался он.
А от меня воняло, это да. Ещё как воняло!
— Вы что, охренели?! — прорычал я, приходя в себя.
— Барин, пощадите меня, — запричитала девушка, пытаясь убрать с моей одежды следы своего преступления.
На крик из избы выскочила Дуня и тут же всплеснула руками:
— Любка, паразитка, ты чего натворила?! Я тебе куда сказала отнести помои? Свиньям! А ты что сделала?
— Да она спутала барина со свиньёй, — заржал Микола.
Его слова стали последней каплей.
— Выпороть! — рявкнул я.
Девушка бухнулась мне в ноги, а Микола заткнулся и побледнел.
От ворот прибежал Богдан.
— Что случилось, Владимир Дмитриевич? — начал он издалека, но, подбежав и увидев всё, только и смог выдавить, что: — Хм…
— Выпороть! — приказал я. — Немедленно! Обоих!
И решительно пошёл домой, не обращая внимания ни на ревущую Любку, ни на ставшего вдруг серьёзным Миколу, ни на готовящегося выполнять мой приказ Богдана, ни на Дуню — суетящуюся и уговаривающую меня войти в избу, чтобы она почистила мою одежду.
Я был в бешенстве. Шагал, крепко сжав кулаки, чтобы не разнести тут всё к чёртовой матери.
В горячке выскочил за частокол, и уже удалившись, понял, что возможно стоило почистить и посушить одежду, потому что ледяной ветер быстренько охладил мой пыл.
Вскоре я, продолжая шагать, думал уже о другом. Ведь если бы моё сознание было открыто, я ж наверняка почувствовал бы, что Любка собирается сделать.
Нет, я не жалел, что приказал наказать её и Миколу. Микола тот давно напрашивался на хорошую порку. А Любка… Любка просто дура! Нужно смотреть, что делаешь.
Хотя, и мне нужно было смотреть, куда иду.
С другой стороны, я шёл по дороге, так что, пусть наказывают девку. В следующий раз будет думать, прежде чем…
Я шагал, а память подсовывала мне красивые формы Любки — пышную грудь, тонкую талию, глаза, смотрящие на меня со щенячьей преданностью.
 
Вот эта щенячья преданность заставляла испытывать некоторое сочувствие к дуре. Но вонь, распространяющаяся от одежды, сводила всю жалость на нет.
Уже подходя к усадьбе, я подумал, что всякий раз, когда я возвращаюсь из деревни, мне приходится прямиком идти в баню. Завести что ли правило: как только барин пошёл в деревню, так нужно греть воду…
Вот с такими мыслями я и вошёл в дом.
Прекратив на корню причитания охи и вздохи, я прямым ходом отправился мыться, отметив про себя, что Матрёна метнулась за чистой одеждой. Вот и хорошо.
Вода ожидаемо была холодной. Но рыбью вонь нужно было отмыть, поэтому я снова и снова мылился и до стука зубами смывал с себя помои.
Наконец, решив, что уже достаточно отмылся, я оделся и вышел из бани.
Матрёна стояла у двери и смиренно ждала моих распоряжений.
И я приказал:
— Докладывай!
— Умка сыт и сейчас вместе со щенком Мо Сяня спят около печки.
— А где сам Мо Сянь? — поинтересовался я.
— Ушёл в сад, — сообщила мне Матрёна.
— Понял, — сказал я и, накинув зипун и шапку на мокрую голову, тоже отправился в сад.
Я как раз хотел поговорить с китайцем о наших тренировках.
Китайца я застал стоящим неподвижно и смотрящим в пустоту.
— Мо Сянь! — окрикнул я его, но он не обернулся.
И лишь, когда я подошёл и коснулся его плеча, китаец вздрогнул и поднял на меня взгляд. И скорее автоматически, чем осознанно, сложил руки перед собой в кольцо и поклонился.
— Молодой господин…
Он был совсем потухшим. У меня сердце сжалось от боли и жалости. Но я не знал, чем помочь ему. Я сам терял друзей и дорогих мне людей. Так что я понимал его очень хорошо.
Я понимал, что помочь тут может только время. Ну и нужно чем-то заполнить образовавшуюся пустоту. И единственным кандидатом сейчас я видел только щенка. Точнее, щенков. Поэтому с них и начал.
— Мо Сянь, я хотел попросить у тебя отдать мне Умку, — сказал я.
Мо Сянь удивлённо глянул на меня и ответил:
— Духовный зверь выбирает сам. И если он выбрал вас, молодой господин, как я могу помешать?
Мы помолчали немного, и я снова спросил:
— А как ты своего щенка назвал?
— Шилань, — ответил китаец.
— А ему подходит… — сказал я, вспоминая серого щенка.
— Он очень похож на мать… — ответил китаец и замолчал.
И я тоже замолчал — я просто не знал, что говорить. Но остался стоять рядом с китайцем. Просто, потому что посчитал, что так будет правильно.
Мо Сянь глянул на меня и вдруг снова поклонился и сказал:
— Спасибо вам, молодой господин, за спасение!
Я остановил поклон и прервал слова китайца.
— Не надо ничего говорить. Ты тоже не оставил бы меня.
Китаец пожал плечами.
— Это мой долг. А вы…
— И мой долг тоже! — прервал я его теперь уже жёстко. И потом добавил мягче: — Я не мог бросить тебя, понимаешь?
Китаец кивнул.
— Ну вот и хорошо! — сказал я и добавил: — Ты мне поможешь с тренировками? Я хочу научиться владеть саблей и мечом.
Китаец снова кивнул. А потом показал на дерево:
— Вон меч, берите!
Я перевёл взгляд и увидел прислонённый к стволу яблони отцовский меч.
Перехватив мой взгляд, Мо Сянь пояснил:
— Я знал, что вы, молодой господин, попросите меня научить вас искусству боя на мечах.
Поразившись в очередной раз проницательности китайца, я сходил взял меч. И когда вернулся, Мо Сянь уже держал свой меч наизготовку.
Первым делом Мо Сянь показал мне как правильно нужно держать оружие. Показал разные хваты и как легко поменять хват, если ты держишь оружие правильно. А заодно показал, как легко выбить меч у противника, если он держит его неправильно.
— А теперь бой! — скомандовал Мо Сянь. — Я нападаю, а вы, молодой господин, защищайтесь!