Попаданец на гражданской. Гепталогия (СИ)
Подальше от здания — ибо от снарядов кирпичи веером разлетаются в разные стороны, на кого Бог пошлет. Но глаза жадно смотрели на развернувшуюся во всей красе атаку чешского броневагона на чешский же эшелон.
«Орлик» раздолбал несколько вагонов картечью, щедро окатил остальные из пулеметов и тут же умчался дальше, оставив после себя небольшой пожар, с десяток убитых чехов и стоны многочисленных раненых.
Спросонок братушки полуголыми вылетали из теплых теплушек на мороз — и русская брань повисла в воздухе, ибо слаба чешская речь на крепкие выражения. Как желали сейчас чехи поговорить со своими соплеменниками, что пьяные на бронемотовагоне катаются.
Но ругань зависла в воздухе — из темноты появился совершенно незнакомый бронепоезд, угловатый, в бело-серую кривую полоску. И пусть на носу отсутствовала башня, но пушка в торце была, и она сразу выстрелила, а затем дружно застрекотали пулеметы, поливая чешский эшелон смертельным дождем пуль.
Братушек смело на снег быстрее, чем трактирщик смахивает полотенцем крошки со столешницы. Попадали и русские солдаты, которые выскочили из здания. Однако сумасшедший визитер не стал останавливаться, а пронесся вслед за «Орликом».
Вощилло приподнялся и тут же снова повалился на снег — третий бронепоезд был полным близнецом второму, такие же три вагона с бронепаровозом, точно такая же боевая раскраска. На этот раз пушка не стреляла, зато пулеметы устроили адский концерт.
Михаил уже тихо молился от страха, пули напоминали ему растревоженных пчел на пасеке или свинцовый, постоянно молотящий град. Обстрел через минуту прекратился, и штабс-капитан поднял голову. Кошмарная картина творилась на станции, пламя горящего вагона превратило ночь в день.
Бронепоезд стоял рядом с расстрелянным эшелоном, двери на вагонах с лязгом распахнулись, и оттуда хлынули солдаты в беленых полушубках, с малиновыми пехотными погонами на плечах.
На рукавах полушубков офицер разглядел угольники бело-зеленых цветов, и моментально на него пахнуло прошлым — точно такие же ленты носили солдаты Сибирской армии год назад, когда пинками вышвыривали красных за Уральские горы…
Михаил осторожно встал, руки поднимать не стал, но развел их в стороны, демонстрируя, что не держит оружия, а то сдуру кто-нибудь из десантников пальнет.
Глаза быстро запоминали — надпись «Беспокойный» старославянскими буквами на тендере, причем верхняя их половина была белой, а нижняя зеленой. И вооружены высаживавшиеся солдаты отлично, до зубов — гранаты, ручные пулеметы, винтовки и карабины…
— Я командир бронепоезда Сибирской императорской армии подпоручик Емельянов, а вы кто? — Молодой офицер в одном предложении уместил утверждение и вопрос.
Вот только Вощилло ответить сразу не смог — слова про Сибирскую императорскую армию и эмблема на погонах в виде императорской короны привели летчика в смятение. Но он успел еще отметить, что точно такие же эмблемы носили и все офицеры, которых высадилось шестеро, и многие подпрапорщики с унтер-офицерами.
— Помощник дежурного по станции, штабс-капитан 1-го авиационного парка Вощилло, — опамятовался Михаил и представился.
— Политцентр поддерживаете? — от вопроса Емельянова у Вощилло пробежали мурашки по телу, и он без заминки выпалил:
— Упаси Боже! Меня с ненадежными солдатами эсеры сюда и упекли, под надзор чехов.
— Тогда собирайте своих солдат, будете здесь комендантом, наводите порядок. Пленных собрать под охрану, мародеров и «политцентровцев» расстреливать на месте. Оставляю вам десяток солдат, следом подойдет эшелон — подчинитесь поручику Лазареву. Понятно?
— Так точно! — вытянулся Вощилло, тон подпоручика к пререканию не располагал. Но любопытство его съедало, и он осмелился задать вопрос:
— Вы семеновец?
— Уже нет! Я офицер Сибирской императорской армии, что всех выметет — и красных, и чехов, и прочую сволочь. И чины у нас всех от императора, — и Емельянов ткнул пальцем корону на погоне. — Наши бронепоезда с солдатами и японцами уже в Глазково, корабли на Ангаре. И мы победим! — Подпоручик козырнул, развернулся и пошел к бронепоезду, раздавая на ходу короткие приказы.
А Вощилло посмотрел в сторону Глазково — предместье было хорошо освещено взрывами и взлетающими в воздух сигнальными ракетами…
Глазково
Этой ночью Иржи проклял все — и мороз, и русских, и этот снег, и свое невезение с подвалившим счастьем. Он дождался, когда казаки поехали обратно, стегая плетьми двух пойманных беглецов, которые, высунув языки и задыхаясь на морозе, бежали рядом с конями. Иржи совсем не удивился, когда увидел, что заправляет всем старый казак Осип Михалев, к которому он так удачно и, главное, вовремя зашел купить молока…
Колер выбрался из спасительного сарая сразу же — оставаться в нем было опасно. Русские могли выставить пост на дорожке в любую минуту, ибо боевое охранение есть аксиома военного дела. И потому надо было поспешать, и Иржи стал размеренно отмерять шаг за шагом…
В Марково чех пришел, когда кругом стало совсем темно, но здесь его поджидала его величество Фортуна, капризная и своенравная дама. Пожилой крестьянин на длинных санях, на которые уже была навьючена большая копна сена, отправлялся в город и, после короткого разговора с чехом, согласился за кривой солдатский бебут отвезти солдата в Глазково. Отдав мужику плату вперед, Колер зарылся с головой в душистое сено, чуток согрелся и незаметно для себя уснул…
— Служивый, вставай, приехали, — чья-то безжалостная рука вырвала Иржи из сена, заодно вытряхнув из него остатки сна.
Чех огляделся — добротная усадьба, дом-пятистенок с затейливой резьбой. Чуть левее занесенная снегом березовая роща, а напротив Иржи, далеко внизу, в отсветах разведенных костров, знакомое здание вокзала.
— Брат у меня извозом в городе занимается, вот сено ему и привез, — пояснил крестьянин довольно невежливо, чуть подталкивая солдата к открытым настежь воротам, как бы говоря — «привез тебя на место, а потому проваливай».
Иржи на секунду захлестнула волна злобы на этого русского, он даже захотел позвать чешский патруль и отобрать у мужика свой кинжал. Однако тут же вспомнил, зачем торопился в Глазково, тихо буркнул «спасибо» и вышел за ворота.
Пурга под утро ослабела настолько, что небо стало ясным, и на нем вспыхнуло множество звезд со светлым диском луны. Дорога до штаба дивизии была знакома, сам неоднократно ходил здесь в патруле, и потому Иржи быстро миновал шеренгу деревянных домов, но свернул не прямо вниз, на спуск к вокзалу, а забрал круто вправо. Необходимое ему двухэтажное кирпичное здание располагалось на высоком гребне Глазковской горы, нависая над красивым вокзалом, протянувшимся в приречной низине.
— Стой! Кто таков?! — грозный окрик часового пригвоздил Иржи к месту — получить пулю от своих ему не улыбалось, тем паче на пороге заветной цели. Но сердце успокоилось — везде было тихо…
— Я капрал Колер полуроты поручика Навотны из Михалево, брате солдат. Имею очень важное сообщение для генерала или полковника Крейчия. Немедленно вызови дежурного офицера!
Часовой не стал задавать глупых вопросов, а вытащил свисток, и пронзительный свист огласил морозный воздух. Не прошло и пяти минут, как из здания выскочил офицер в шинели. Торопливо подошел к ним.
— Пан поручик! — Иржи сделал шаг вперед. — Я капрал Колер из полуроты поручика Навотны, что стояла в Михалево…
— Стояла? И куда она сейчас делась? И как ты сюда добрался? Приехал на «Орлике»?
— Бронепоезд захвачен русскими и японцами, которые его подло атаковали прямо из эшелонов вчера утром. А мою роту расстреляли в упор из пулеметов, не дав никому выбраться из вагонов…
Лицо офицера вытянулось, он оторопело посмотрел на солдата, будто на сумасшедшего. Открыл было рот, но только глотнул морозного воздуха. Наконец опамятовался и почти закричал:
— Что ты мелешь, ты, видно, с вечера пьян?! Вон «Орлик» стоит, только сейчас прибыл из Михалево. И нас точно по телеграфу предупредили о его выходе. Ваш же Навотны и предупредил…