Попаданец на гражданской. Гепталогия (СИ)

А Ермакову хватило этой секундочки — уклонился от чудовищного кулака, присел под ним и оттолкнулся правой ногой, одновременно выбросив вверх кулак, направленный в низ квадратного подбородка.
Бил насмерть — в спорте такие удары категорически запрещены, ибо могут сломать шейные позвонки. Но повезло американцу — шея осталась целой, зато он, со сломанной челюстью, отправился в недолгий полет, в котором его разум поглотила темнота…
— Ваша победа, сэр. Чистая, нокаутом. Вот ваши деньги! — сквозь дикий казачий рев Костя услышал слова устроителя.
Чьи-то руки быстро надели на него форму, застегнули крючки шинели и ремни портупеи. И лишь когда он почувствовал свою ладонь на рукояти шашки, к нему вернулась способность оценивать этот мир.
Зря он грешил на ротмистра Арчегова — ноги у того оказались крепкие, а иначе в седле не усидишь. И руки не подвели — сабельной рубке не зря учат. И дыхалка отменная — все же почти на десять лет моложе. И Костя улыбнулся — тест на профпригодность он сдал.
Но его улыбка была воспринята окружающими иначе — она была встречена новыми порциями восторженных криков, причем американцы отошли от шока, вызванного внезапным поражением их кумира, и, надо отдать им должное, радостно приветствовали победителя. Хоть и проиграли на ставках немалые деньги.
Все же они достойные и отнюдь не зловредные парни. И потому Костя взял только свои золотые, а бумажные доллары «малыша Билли» отвел рукой. И, напрягая горло, громко обратился к американцам:
— Я не возьму эти деньги, парни. Пусть они пойдут вашему сержанту на поправку здоровья, он крепкий малый и также был достоин победы. Отдайте ему доллары. Кроме одного «сэра Франклина», вы уж выпейте за его здоровье! Пусть он быстрее поправится!
Восторгу янки не было границ, парни загоготали, что твои гуси. А Ермаков только сейчас понял, что изрядно их напоил — на двести рублей золотом можно взять сто бутылей самогона, похожих на ту, что пустая осталась в его купе под полкой. А в том, что солдаты деньги вульгарно пропьют, Костя не сомневался — уж больно унылыми стали лица американских офицеров. И потому стоило им добавить…
— Господа! Русские офицеры не дерутся за деньги как цирковые артисты. Они могут драться за свою честь, родную землю, любовь. Как у нас говорится — за веру, царя и отечество! Но никак не за деньги. А боксом, господа, офицерам надо заниматься, дабы в случае необходимости быть достойными своих солдат!
Костя сделал паузу и повторил сказанное уже на русском. Собравшиеся солдаты двух армий встретили его слова одобрительным гулом. Костя козырнул Смиту и Радклифу, широко улыбнулся:
— Если желаете, то я вам дам несколько уроков бокса. Мы можем начать занятия в удобное для вас время.
— Конечно, сэр. Мы поздравляем вас с блестящей победой. Вы выиграли пари, и оружие ваше, оно будет достойно такого великого бойца. И благодарны вам за приглашение. — Капитан Смит говорил медленно, тщательно подбирая слова.
Шутка не удалась, и ему совсем не улыбалось заполучить плюху от русского офицера под видом урока. А к этому он и стремится, даже глаза горят зловредным пламенем. Ну уж нет, пусть поищет дураков в другом месте. Но кто ожидал, что этот офицер, который казался им горьким пьяницей, способен уделать «малыша Билли» за каких-то жалких полминуты.
— С радостью воспользуемся вашим предложением. Но, к нашему великому сожалению, у нас сейчас нет времени…
 ГЛАВА ВТОРАЯ. 
 С огнем большевистским в груди… 
 (25 декабря 1919 года) 
 
Слюдянка
— Ваше высокоблагородие, господин ротмистр, — осторожный стук в дверь прервался. Но через несколько секунд по тонкой филенке ударили чуть сильнее, а раздавшийся следом голос был чуточку звонче:
— Константин Иванович! Вставайте, велели засветло разбудить!
Ермаков открыл глаза — и снова купе, заледенелое окно, а в тонкую дверную щель пробивается красная полоска света от керосиновой лампы.
 
Костя потер ладонью глаза, стирая этим нехитрым приемом остатки сна. И тут же вздохнул — это было не сновидение, не галлюцинация, он на самом деле переместился в тело ротмистра, который, вот смех-то, был старше его на добрых семьдесят лет. От войны к войне переход, от чеченской к гражданской. И Костя криво улыбнулся — он окончательно проснулся.
— Аким Андреевич, зажги лампу, — и не отзвучало последнее слово, как денщик открыл дверь, осторожно зашел, немного пошебуршал в темноте, и купе озарилось сполохами красного света.
Костя соскочил с полки, стремительно оделся, не отказываясь от помощи ловких рук Акима, и через минуту уже в полном параде пошел по освещенному коридору в туалет. А там все было готово к процедурам — на крючке чистое полотенце, на полке зубная щетка, небольшой кусок мыла с запахом дезертировавших тараканов, коробка зубного порошка. В умывальнике горячая вода, исходящая паром…
Совершив утренний туалет, Костя вернулся в купе, где его уже дожидался Трофим Платонович с чашками горячей воды, полотенцем, каким-то порошком и опасной бритвой. И ротмистр вспомнил, что вечером он распорядился привести себя в полный порядок — помыть, побрить, поодеколонить. Костя уселся на стул и предался рукам опытного цирюльника…
Через четверть часа, ровно в половине шестого утра, Костя уже сидел за столиком, на который Аким поставил завтрак — разогретую картошку с мясом (припасена с ужина), копченый омуль, хлеб, соленые огурцы. Горячий чай с сахаром и медом, сладкая коврижка и шаньга с творогом были поданы в завершение завтрака. Ермаков вспомнил вчерашний утренний рацион и усмехнулся — небо и земля.
Да и в самом купе были разительные перемены — он укрывался ночью не шинелью, а теплым ватным одеялом, спал на мягком матрасе, в чистых исподниках. Само купе было выскоблено от грязи, а вагон всю ночь был натопленным. Благодать, о таком комфорте можно только мечтать в военное время. По крайней мере, по своему времени Костя не смог припомнить хотя бы что-то подобное. Там все было гораздо хуже и проще, а обычный спальник казался недостижимым роскошеством.
Костя глянул на противоположную полку — там была радостная для его сердца картина. В ворохе ременной амуниции — три выигранных у американцев пистолета, неплохой отбалансированный кинжал в потертых ножнах, бинокль в футляре, а под полкой выглядывал самым краешком дощатого угла ящик с пистолетными патронами. Ага, как же — ротмистр Костя Арчегов, легенда русского бокса!
А ведь еще вечерком он добавил всем жару — собрал офицеров и десантников с «Грозного» и «Атамана» и устроил показательную тренировку по рукопашному бою: и валял бойцов, и сшибал на снег молодецкими ударами, а в завершение показал САКНОБ — специальный армейский комплекс ножевого боя. Вот тут офицеры не выдержали, и на Ермакова обрушился град вопросов, зачастую ну очень неудобных.
Пришлось отговориться тем, что в кавказских станицах живут мастера старинного пластунского боя, и тут он нисколько не лгал — боевое самбо именно от них начинало свой путь. И теперь придется трижды в день по часу заниматься с бойцами, жаль только — времени отпущено мало…
— Ваше высокоблагородие, — Костя вырвался из омута мыслей. Боже, как хорошо сидеть в тепле, хорошо поесть, напиться от души чайку, а теперь покурить всласть папироску.
— Мы тут с Трофимом Платоновичем вам подарки кой-какие приготовили, — в приоткрытую дверь чуть протиснулся денщик.
Вроде уже пожилой человек, а ведет себя чистым ребенком. И в глазах щенячий восторг, вот только смотрит иногда как-то странно, с непониманием. Да оно и понятно — ведь его ротмистр кардинально изменил свое поведение, есть над чем задуматься солдату и поломать голову.
В купе неожиданно влезло толстое рыло «Льюиса», а за ним показалась довольная рожа унтера Огородникова. Ермаков очумело захлопал глазами — откуда это чудо заморское уволокли, ухари. Пулемет был новенький, обернут промасленной бумагой, еще в заводской смазке. Трофим тут же ответил на невысказанный вопрос офицера: