И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)

— Тебе не скучно?
— Что ты, нет, — Роккэн белозубо улыбнулся, хотя в карих глазах так и читалось: «Умри, пожалуйста». Деланно правильно держа в руках чашку, он подносил её к губам, чуть наклонял, позволяя горячей жидкости коснуться кожи, а затем возвращал на блюдечко, очаровательно хлопая ресницами. — Получаю настоящее удовольствие от того, что слушаю тебя.
— Я могу доставить удовольствие и другими способами, — заговорщическим шёпотом сообщил паршивец, стрельнув глазами в его сторону, пробежавшись взглядом по длинным прядям вьющихся волос, по телу, явно пытаясь разглядеть, что же прячется за плащом, который художник наотрез отказался снимать с себя.
— Что? — вопросил Миррор с таким видом, словно ему в лицо плеснули крови с требухой.
— Да ладно, старший братик ничего не узнает, — слащаво протянул Лихнис, отставив свою чашку в сторону и поднявшись из кресла. — Всего лишь немного расслабимся, побудем вместе, ничего серьёзного.
Художник судорожно соображал, что же ему делать в этой ситуации. Инстинкты, наработанные годами, верещали и требовали немедленно перекинуть мерзавца через плечо, а затем уйти к себе, но тогда бы всё пошло насмарку. А ведь Рурука и Люук там сейчас тоже делом заняты! Пришлось глубоко вдохнуть и изобразить очередную улыбку, а так же смущение:
— Не понимаю, о чём ты.
— Пойдём в ванную, — прямо произнёс Лихнис, растянув тонкие белые губы в улыбке и поманив к себе Роккэна пальцем. — Не пожалеешь.
«Да я лучше в дерьме искупаюсь, чем с тобой куда-то пойду!» — прыгала на заднем плане истеричная мысль, но Миррор стоически поднялся, чтобы последовать за подлецом. Ноги стали какими-то даже ватными, и в голове на некоторое время установилась абсолютная пустота. Ванная представляла из себя пересечение трёх округлых небольших бассейнов с миниатюрной ширмочкой, огораживающей от основного пространства туалет, всё равно ехидно выглядывающий из-за неё, словно подглядывающий за студентками мальчишка. От одежды Роккэн избавлялся с абсолютно невозмутимым видом, рассматривая хрусталики под потолком с куда большим интересом, чем секретаря Господина чернокнижников, на которого и вовсе не смотрел. Пока Лихнис тщательно крутил мелким задом, включая воду, Миррор заставил себя открыть рот:
— Я воспользуюсь туалетом.
И незамедлительно прошёл к нему, попытался сдвинуть ширму, но та оказалась плотно прибита к месту и совершенно не желала раздвигаться дальше или складываться. Почувствовав на себе ехидный взгляд, он едва сдержался от порыва немедленно выйти прочь, махнув рукой на надоедливую заразу. Справив же дела, он глубоко выдохнул и дёрнул кольцо, свисающее на цепи с потолка, выжав его до самого предела и не торопясь отпускать. Зашуршала вода. «Рурука, сейчас! Быстро!» — связался он с братом.
❃ ❃ ❃
Старший Миррор подорвался с места и, не обращая внимание на отвращение, двинулся в сторону от Люука, опустившись на колени перед «чистейшим омутом» и запустив в него руки. Ощущения были совершенно кошмарными, но он понимал, что делает это во благо. Вдоль каменной стены расщелины торчали не очень широкие трубы, которые выводили нечистоты в выгребную яму, и теперь требовалось найти ту самую. И оборотень, и летописец слышали шум, но не могли определить его источник, а меж тем, он начинал затихать, а это означало, что времени оставалось в обрез. Люук издал победоносный крик, и Рурука спешно послал зов брату, сказав, что он может расслабиться, что они могут приступать к непосредственному исполнению плана. Сам он подорвался на ноги, встряхивая руки. Его лицо позеленело.
— Только блевать не вздумай, тут и без того пасёт дай боже, — прошипел Люук, глядя на совершенно скорбное выражение лица Миррора.
Но тому уже было плевать: ничего более мерзкого в своей жизни ему ещё не приходилось делать, и ощущения на коже оставались даже после того, как потоки магической воды прошлись по его кистям, смыв все прелести жизни. Склонившись пополам, летописец позволил желудку вывернуться наизнанку, дрожа всем телом. Кислый привкус во рту только усиливал тошноту, и всё, о чём мог думать Рурука в этот момент — поскорее выбраться на чистый воздух, прополоскать глотку и залить в себя что-нибудь сладкое и, желательно, алкогольное. Оборотень же выглядел абсолютно хладнокровным и с философским видом что-то делал, запустив руки едва не по локти в испражнения. Отвернувшись от этого, летописец проглотил тошнотворный ком, про себя проклянув и Лихниса, и Артемиса, и всех изгнанников разом.
 
— Отлично, я отметил её для себя, — с облегчением прорычал Люук, поднимаясь на ноги и вызывая потоки воды, чтобы смыть с холёных рук грязь. — Спасибо, что помог, Рурука. Знаю, дельце дрянное, но зато будет, что рассказать внукам.
— Знаешь, я не думаю, что буду рассказывать своим внукам о том, как перебирал говно под Чёрным замком, — ворчливо заметил Миррор, наблюдая за тем, как сообщник вынимает стеклянную пробку из склянки, а затем щедро выплёскивает почти полностью её содержимое в яму.
— О, зато я твоим внукам с удовольствием об этом расскажу, — расхохотался тот, возвращая затычку на место и пряча сосуд в один из карманов с внутренней стороны плаща. — А теперь надо выцепить твоего брата. И немедленно отправимся в Умбрэ. Но перед этим надо как следует отмыться. Всё равно этой дряни надо настояться.
— Знаешь, если ЭТО будет настаиваться ещё хоть немного, я действительно предложу Гилберту выливать дерьмо со стен на головы осаждающим. А если ещё и подогревать, то это будет вдвойне унизительно и обидно.
— А потом в летописях будет значиться: «Непобедимые чернокнижники высунули жопы из бойниц и как следует обосрали нас с ног до головы», — заржал Люук, и Рурука присоединился к нему, только вообразив, как бы это выглядело. — Ладно, идём, нам надо бы отдохнуть. День выдался…
— Дерьмовый, — закончил за него Миррор, и оба ухмыльнулись, прибавив шагу, удаляясь от выгребной ямы.
❃ ❃ ❃
И видят боги, что уйти от самого секретного и безлюдного места в цитадели было куда как проще, чем вырваться из рук секретаря, всерьёз вознамерившегося как следует развлечься с придворным художником. Он устроился в ванне, хитро косясь на медленно приближающегося Миррора. Конечно, по стати он совсем не походил на Гилберта Найтгеста и вообще принадлежал к другому типу людей, но для затравки и этого могло хватить. А сам же Роккэн судорожно соображал. Сейчас бы он не отказался от вторжения элементалистов, дикого дракона, землетрясения и даже злого Господина чернокнижников, чтобы убраться из покоев Лихниса, но в голову ничего не приходило. С одной стороны, можно было бы просто убежать, ничего не говоря, и юноша склонялся именно к этому варианту, но что-то ему подсказывало, что всё будет куда как сложнее. Он замер у края ванны, уложил пальцы на пряжку ремня, медленно щёлкнул ей, а потом про себя едва не заорал от радости и настигшего его просветления. А потому он принялся раздеваться с лёгкой душой, то и дело стреляя в сторону секретаря глазками. Качнул бёдрами, позволив брюкам скатиться по ногам на пол, спустил с себя бельё и неторопливо повернулся вокруг своей оси, демонстрируя себя предположительному любовнику. Тот приподнялся на своём месте, демонстрируя свою полную заинтересованность. По крайней мере, его тело говорило само за себя.
— Лихнис, — сладко протянул художник, спускаясь в воду и приближаясь к нему с неторопливостью, достойной увековечивания. Он приблизился к нему и коснулся губами шеи, чуть ниже уха. — Это самый приятный комплимент за мои семьдесят восемь лет.
Миррор отстранился, изо всех сил стараясь, чтобы улыбка была нежной и соблазнительной, а не кривой и дрожащей от плохо сдерживаемого смеха. Он с искренним удовольствием и даже злорадством наблюдал за тем, как тощее лицо Лихниса вытягивается ещё сильнее, как в глазах его пробегает мысль, которую член понял весьма хорошо и плавно, спокойно опустился. Роккэн пронаблюдал за этим с чисто научным интересом, затем поднял расстроенную физиономию на Лихниса: