И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)

Горячая плоть погрузилась в рот, и Акио отозвался протяжным стоном. Мужчина уловил его мимолётный порыв схватиться за что-нибудь и уложил его ладони себе на плечи, тут же ощутив, как он стискивает их. Было упоительно просто ласкать его, наслаждаясь чуткими откликами и трепетной дрожью, не теряющейся в грубом порыве страсти. Гилберту нравилось прикасаться к телу Акио: то была аккуратная бледная кожа, лишённая жёсткой растительности, как-то бывает у мужчин, но под ней чувствовалось нечто жёсткое, чуть шершавое, будто там таилась чешуя. Но Найтгест по собственному опыту знал, что ничего кожа юноши не скрывает, однако же, в моменты дикой ярости, особенно в первое время, ощущение лишь усиливалось, словно нечто невидимое рвалось наружу. И теперь, поглаживая бёдра, проходясь ладонями по коленям, Гилберт нарочно слегка надавливал, улавливая каждый едва заметный бугорок, прикрывая глаза от удовольствия. Он знал каждый податливый изгиб, бережно храня воспоминания о движениях юноши, текучих жестах, быстрых взглядах, тембре голоса — всё это было для него настоящей отрадой тёмной души, нашедшей приют. Постепенно Артемис раскрепостился, перестал напряжённо вздрагивать и зажиматься, вызывая нежный трепет отзвуками стонов наслаждения. Когда он чуть подался навстречу, а ладонь огладила затылок, слегка надавив, Найтгест позволил себе сорваться, буквально трахая горлом возбуждённый член, насаживаясь до самого основания. Акио прогнулся в спине, ступни его упёрлись в лопатки мужчины, а пальцы зарылись в волосы, то ли ища спасения от неги, то ли подхлёстывая, поощряя. Каков был соблазн выпустить клыки, царапнуть беззащитную кожу на бугорках вен, пронзив юное тело ядом афродизиака. Дёсны чесались, давление становилось совершенно невыносимым, но чернокнижник стойко держался, не прекращая ласку ни на единое мгновение, не давая себе передышки. Охотник под ним едва не метался, сдерживая порыв схватить Найтгеста за затылок, начать насаживать его на плоть, задав нужный для разрядки темп. Пальцы стискивали влажные смоляные локоны, тут же судорожно распрямлялись, выгибаясь в противоположную сторону. Когда мужчина вдруг отстранился, юноша издал громкий, возмущённый стон, опустив полный отчаяния взгляд на лицо Повелителя. Гилберт только ухмыльнулся ему в ответ и на показ облизал тёмные губы, влажно поблескивающие и лишь больше соблазняя на всевозможные грехи. «Если бы Змий, искусивший Еву, существовал, он бы выглядел именно так», — отстранённо подумал Акио, вяло наблюдая за тем, как мужчина вновь склоняется и обхватывает головку губами, а ствол — пальцами. Затем втянул щёки, вытягивая смазку, так и надавливая языком, едва не полируя. У Акио перед глазами всё поплыло, огненный узел в паху затянулся до сладкой болезненности, а затем резко распутался, разорвался, и из груди юноши вырвался стон. Медленно отстранившись, Гилберт проглотил семя, облизнулся, любуясь расслабленным дрожащим возлюбленным. Осторожно спустив его обратно в воду, мужчина стал отмывать его волосы, время от времени целуя уложенные ему на плечи ноги, которые Артемис даже не думал опускать. Смыв остатки крови с тела и волос фаворита, чернокнижник неохотно выпутался из своеобразных объятий, чтобы затем поднять Охотника на руки и вместе с ним вернуться в спальню. Гобелен с тихим шелестом опустился, скрыв двери. Потоки воды лужицами оставались на голом полу, но чернокнижника то мало заботило. Усадив Артемиса в кресло, он вытащил из шкафа огромную махровую простыню, которыми здесь были полотенца. Податливый, спокойный любовник был ему по душе: не строил из себя чёрти что и покладисто реагировал на ласку, не пытался убежать или сопротивляться. И, что более приятно, всё от чистого сердца. Как следует вытерев белоснежные волосы, Гилберт вздохнул с облегчением, а затем откинул полотенце, не особо заботясь о сохранности апартаментов — всё равно слуги уберутся.
Уже в постели Акио прильнул к нему и уложил голову на грудь, молчаливо вырисовывая узоры кончиком пальца. Найтгест пребывал в полудрёме, перебирая влажные пряди белоснежных волос, прислушиваясь к дыханию фаворита.
 
— И всё-таки, что ты будешь делать с изгнанниками? — подал голос Охотник, приподнявшись на локте и посмотрев в лицо чернокнижнику.
— Не знаю. А должен? — Гилберт лениво приоткрыл один глаз, скосив взгляд на юношу. — Изгнанники — моя самая слабая боль на этот момент.
— Что-то случилось?
Артемис неторопливо переполз на него, скрестив пальцы на груди мужчины и уложив сверху подбородок. С виду Гилберт ничего особенного не делал, заседая у себя в кабинете, но юноша не понаслышке знал, сколько нитей одновременно этот паук дёргает, просто разбираясь с докладами, не говоря уже о личном поручении чернокнижникам заданий. По лицу вампира пробежала тень:
— Элементалисты объявили войну почти мгновенно, как только ты занялся изгнанниками. Это была тяжёлая весна.
— Много потерь? — с некоторым сожалением и долей вины поинтересовался Артемис, припоминая, что он послужил спусковым механизмом, искрой для пороха.
— Достаточно, — коротко кивнул Найтгест, нахмурившись и закинув руки за голову. — Нас выкинули из золотоносной шахты на востоке, и я думаю лично наведаться туда и оттеснить их. В конце концов, Господин я или нет? Все штаны уже износил на этом дьявольском стуле, с этими идиотскими свитками. И конца им не видно, чтоб их.
— А что мешает тебе отправиться туда? — Артемис любил слушать, как чернокнижник ворчит, проклиная свою должность и всё на свете.
— Совет, — мрачно изрёк мужчина с таким видом, будто это должно было объяснить все тайны мира разом, да ещё и сверху открыть будущее и объяснить прошлое. Но Охотник только хлопал на это дело ресницами, вопросительно изогнув брови и изобразив на лице живейшее любопытство. Найтгест вздохнул, потёр переносицу. — Как бы тебе объяснить?..
Он надолго замолчал, рассматривая потолок и задумчиво поглаживая любовника по спине. Как объяснить юноше основу их политики и мира в целом, при этом не устроив лекцию на несколько суток с отсылками и ремарками на каждом шагу?
— Ладно, я потом у Мирроров или Пассисы спрошу, — прервал его метания Артемис, удобнее устраиваясь на своём лежбище и укладывая голову на грудь мужчины. — А сейчас я хочу спать.
— Спи, — едва не радостно согласился Найтгест, беззвучно вздохнув с облегчением и накинув на тонкие плечи тёплое одеяло — всё же, в Чёрном замке всегда было прохладно. Он хотел сказать, что лучше прочитать книги, посвящённые исключительно этой тематике, но Акио уже мирно спал, улыбаясь во сне. Поглядев на его счастливую физиономию, чернокнижник и сам не сдержал улыбку, впервые спокойно заснув за несколько месяцев.
❃ ❃ ❃
Следующее утро у Акио началось относительно поздно: уже успело рассвести, а Гилберта и след простыл. Уставший после Кёльна, приятно разнеженный великолепным массажем, юноша ещё долго валялся в постели, нежился, ворочался, то и дело проваливаясь в сладкую дрёму. Однако же воспоминания вернулись к нему сторицей вместе с волнением. Он был уверен на все сто процентов, что Акира рано или поздно приведёт свой план в исполнение, а это означало возвращение изгнанника в родной мир. Зная его, Артемис с уверенностью мог сказать, что ничем хорошим это не кончится, вот только никто ему не поверит, а справиться самостоятельно он просто-напросто не мог. В конце концов, его силы весьма ограничены, равно как и у других. А если люди Гото смогут вернуть себе могущество, то ему и вовсе не поздоровится. Торопливо одевшись и приведя себя в презентабельный вид, юноша пришёл к единственному верному решению.
— Доброе утро, парни, — весело изрёк он, без стука зайдя в кабинет секретаря Повелителя. — Я ненадолго вернулся. Что у вас нового?
В ответ ему прозвучала только звонкая тишина. Мирроры посмотрели на него не больше, не меньше, как на дохлого таракана, и тут же вернулись к своим занятиям, даже не соизволив сделать вид, что в кабинет кто-то заглянул. Лихнис победоносно ухмыльнулся, вскинул нос и тоже принял вид крайне занятой. Акио растерянно поглядел сперва на художника, затем на летописца, пытаясь удержать брови от постыдного побега на вершину лба. А после решил взять быка за рога и подошёл к Руруке: