И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)

— Ру, — протяжный вздох, дрожащие бёдра, вскинувшиеся навстречу ласке, когда губы накрыли возбуждённую плоть. — Ру.
Старший Миррор не отозвался, ведомый инстинктами, каким-то чутьём понимая, как следует прикоснуться к любимому брату, чтобы вновь услышать этот зов. Роккэн опустил взгляд на лицо Руруки. Он чуть хмурился, сосредоточенный донельзя, встрёпанный, покрасневший. «Сердечко», — едва не в панике подумал он, почувствовав, как дрогнул обозначенный орган от этой картины. Ему казалось, что брат может быть так увлечён только своими книгами и историей, что он может с такой нежностью касаться лишь запылённых страниц и переплётов, уж никак не его. И от этого Роккэн чувствовал себя неприлично счастливым, лёгким, понимая, что не безразличен брату, что не зря попытался. Рурука нахмурился снова, качнул головой, сглотнул, пропуская в себя, а затем отпрянул, пытаясь продышаться. Слёзы невольно навернулись на глаза от чрезмерных усилий. И вместе с тем некоторая неловкость сквозила в его движениях, скованность, когда он стягивал спальные штаны. Смущение и некоторый страх, что что-то сделает не так, причинит излишнюю боль. Несколько мгновений братья смотрели друг на друга, кажется, спрашивая, что делать и кто виноват. Приняв для себя какое-то решение, Рурука потянул брата на себя, затянул на колени, обнимая одной рукой за талию. Столь тесные объятия, головокружительная интимная близость — всё срывало внутренние ограничители. Не было панических мыслей: «Что же он обо мне подумает? Как я буду потом смотреть в глаза брату?».
Роккэн невольно вздрогнул и зажмурился, когда почувствовал прикосновение влажных пальцев к заветному, поёрзал. Ощущения были странными и уж точно непривычными. Сперва проник один палец, затем второй, и юноша задрожал, прижался к губам брата, сдерживая стон. В горле пересохло, от напряжения сводило спину. Рурука подготавливал его долго, казалось, что время застыло и не желало сдвигаться с места, и всё же Роккэн был благодарен за подобную заботу. Он целовал жадно, забивая этим так или иначе покатывающий страх, и старший Миррор охотно отвечал ему, гладил свободной рукой по спине. Мягко отстранившись, Рурука подтащил подушку поближе и подложил её под поясницу брату, затем и его мягко ссадив с себя. Роккэн возмущённо засопел, наморщил нос, и Рурука едва слышно фыркнул, любуясь им. Сплюнув на ладонь, он принялся смазывать собственную плоть.
— Надо будет обзавестись смазкой, — глубокомысленно изрёк Роккэн, наблюдая за этим и чувствуя зашкаливающее возбуждение от того, как брат прикасается к себе. Поймав вопросительный взгляд, юноша шкодливо улыбнулся. — Слюны явно не хватит.
— А что, ты не планируешь этим заканчивать? — задал волнующий его вопрос Рурука, нависая над братом и внимательно вглядываясь в родные черты лица.
— А ты? Мне вот нравится, что у меня есть брат, друг и любимый. И всё это — ты.
— Много смазки, — серьёзно кивнул Рурука, пытаясь заставить губы не дрогнуть в улыбке.
Роккэн податливо приподнял бёдра, уложив ноги на талию брату, придерживая себя и испытывая острые волнение и любопытство, нетерпение. Он запрокинул голову, застонал, когда Рурука чуть навалился сверху и начал проникать. Оригинальная замена пальцам всё же причинила боль, и Роккэн прислушался к ощущениям в собственном теле. Давление внутри ему нравилось, если не обращать внимания на ноющую боль вокруг основания плоти брата. Тот замер, опёршись на кровать, дрожа. Глаза его потемнели от возбуждения, волосы прилипли к лицу, но юноше явно не терпелось, и Роккэн прекрасно понимал это состояние. Он подался вперёд, обхватил брата за плечи и тесно прижал к себе, потянулся к шее и осыпал поцелуями, слегка царапая кожу на лопатках Руруки. Смазанные, быстрые столкновения губ, заставили старшего Миррора глухо застонать, из последних сил сдерживая себя, чтобы не изнасиловать брата. Чувствовать его в собственных объятиях было столь упоительно, сладко, что хотелось немедленно сорваться, вцепиться в бёдра и задать жёсткий темп, но движения его были плавными, сильными. Роккэн расслабился, откинулся на руки брата, покачиваясь на волнах тёплого блаженства. Словно через пелену тумана он различал пылкие поцелуи, сминающие кожу на шее, плечах, груди, лихорадочный шёпот брата и свой собственный, срывающийся на стоны. Чем сильнее становились движения, чем крепче стискивал объятия Рурука, тем больше хотелось кричать от жара. Удовольствие, сперва бывшее едва ощутимым, незаметным за дискомфортом, теперь обжигало, становилось всё острее, и юноша невольно пытался свести вместе колени, отстраниться. Роккэн не мог понять, что происходит, метался, а когда брат обхватил ладонью возбуждённый член, едва не захлебнулся стоном, вскинувшись в руках. Неопытный, разгорячённый, он с трудом дышал, понимая, что вот-вот просто потеряет сознание, если эта сладостная пытка наслаждением не прекратится сию же минуту.
 
— Ру, Ру, — сквозь стоны бормотал он, понимая, что ничего не слышит от бешеного биения крови в венах. Хотел донести до брата, что больше не может выносить его ласку, что вот-вот отключится, но слова слились в неразборчивый, высокий крик.
Роккэн сам не понял, что произошло: в голове словно взорвалась бомба, и подступил туман. Тело содрогалось, перед глазами заплясала темнота. Рурука в тихом ужасе смотрел на то, как у брата закатываются глаза, как он обмякает в объятиях, тонко жалобно застонав. Пальцы были влажными от семени, оба юноши взмокли, дрожали, источая жар. Пытаясь отдышаться после оглушительного оргазма, Рурука медленно отстранился, снял с расцарапанных плеч руки брата. Склонившись, он мягко поцеловал приоткрытые губы, прошёлся по ним языком, украв горячее дыхание. Обморок не продлился дольше минуты, и Роккэн с трудом приоткрыл глаза, принялся шарить ничего не улавливающим взглядом вокруг. Рурука лежал рядом на боку, подперев голову рукой, а с другой слизывая нечто вязко и светлое.
— Ты что творишь? — одними губами пробормотал Роккэн, постепенно возвращаясь в норму.
— Завтракаю, — с невозмутимым видом заявил старший Миррор, облизывая ладонь. — Грех было не воспользоваться таким щедрым даром братишки.
— Ты придурок или да? — вспыхнул Роккэн, со всей силы ударив Руруку подушкой. — Плюнь!
— Что-о? — наигранно возмутился тот, подняв брови. — На, попробуй. Я прочитал в справочнике, что это весьма питательное вещество.
— Вот уж дудки. Делись своим!
— А мне нравится, с этого и надо было начинать. Но на, вот, там ещё осталось, — ухмыльнулся старший брат, лукаво сощурившись и кивнув на перепачканные бёдра Роккэна.
— Пошёл в жопу.
— Я только оттуда.
— Идиот!
— А ты в обморок упал.
— Пидор.
— Брат пидора.
❃ ❃ ❃
Рурука медленно открыл глаза, уставившись в потолок. Низкий, разрисованный всевозможными листьями, веточками, лианами, он делал вид не таким мрачным. За окном начинали щебетать птицы, рассевшись в заросшем садике. Хороший сон. Юноша любил, когда ему снилось что-то такое. Повернувшись на бок, он осторожно поцеловал ещё спящего брата в уголок губ и поднялся с кровати. Спина немилосердно болела после почти двух недель, проведённых в Архивах. Но надо было готовить завтрак, собираться, будить брата. Движения его были механическими, отлаженными, даже жёсткими. Коротким и отработанным пасом руки он запустил магический импульс, поджигая дрова в печи, сложенные туда с вечера. Пока грелась вода в котелке, юноша успел сходить в подвал, принести оттуда головку сыра и овощей. Он знал, что брат безумно любит сыр и душу готов за него продать, и был счастлив порадовать Роккэна хотя бы такой мелочью. А в последнее время он делал всё возможное, чтобы найти таких мелочей как можно больше. Когда раздались шаги, он невольно вздрогнул и обернулся, уставившись на сонного брата, замершего в дверном проёме. Мятая рубаха и штаны сидели на нём сикось-накось, встрёпанные и отстриженные по плечи волосы безбожно вились с одной стороны, а на которой он спал и вовсе встав дыбом.
— Почему ты меня не позвал? — с мягкой укоризной поинтересовался Рурука, отложив деревянную ложку, которой помешивал наваристое рагу в котелке. Он приблизился к брату, поправил на нём одежду и пригладил встопорщенные волосы.