И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ)

Щёку пронзило болью, и юноша скривился, весь съёжился, совершенно не понимая, откуда взялось чувство страха и отчаяния. Но ясная мысль, тревожное осознание, заставило его выйти из ступора — что-то случилось с Господином чернокнижников. Артемиса всего затрясло от гнева. Только у него было право разделаться с этим невыносимым вампиром, только он должен был преподнести ему смерть. Он не помнил, когда в последний раз бежал так, как в те минуты, полные ужаса и ненависти, не отвлекался на собственную боль и не думал о последствиях. Какое это имело значение? Все эти жизни, зависящие от него и Найтгеста, сотни судеб, завязанных на том, как он будет действовать — всё потеряло свой вес. Он не слышал, что ему кричал какой-то оборотень, вероятно, прибывший с подкреплением от Лорда Арлана, не заметил, что сшиб с ног двух пожирателей разума, опаливших его огненными шарами. Барьеры из теней меркли, слабли с каждой секундой, и Охотник кинулся через них, крепко зажмурившись, превозмогая агонию, которой отзывалось соприкосновение с ними. На периферии сознания с отчаянным воем метались мысли, не способные достучаться до головы обезумевшего Охотника. Никакого дыхания не хватило бы, чтобы добраться бегом от ворот замка до лаборатории Господина чернокнижников, но и это оказалось абсолютно неважным. Охваченный лихорадкой паники, Акио бежал, не чувствуя под собой ног, перепрыгивая через несколько ступеней. Дверь оказалась гостеприимно распахнутой, и Артемис вошёл внутрь. Пусть он и убеждал себя, что готов ко всему, всё равно вздрогнул, увидев распростёртого на полу Найтгеста. Окровавленный плащ валялся в стороне, рядом раскинулись остатки рубашки и доспеха, изрезанные на мелкие части. Глаза вампира были распахнуты, стеклянный взгляд уставился в потолок. Сердце юноши ёкнуло, содрогнулась душа, и он поднял глаза на рассевшегося в кресле Акиру. Элементалист насмешливо улыбался, закинув ногу на ногу и постукивая пальцами по подлокотнику. На колене его балансировал бокал с бардовой густой жидкостью, о происхождении которой Артемис не желал знать, но догадывался. Грудная клетка чернокнижника была вскрыта по всем правилам, но юноша видел, что сердце его всё ещё упрямо и судорожно бьётся, отмеченное чёрными рунами. Артемис не кидался угрозами, не пытался что-то выяснить, ослеплённый яростью. Его крик задрожал в воздухе, набирая обороты, оглушая и заставляя внутренне сжаться каждого, кто слышал его. Это не было воплем человека и скорее походило на рёв разгневанного дракона, готового ринуться в атаку. Напоенный магией голос юноши вонзался в сознание куда лучше клинка, вынуждая замереть, сбивая с ориентации в пространстве. Акира содрогнулся, зажмурился всего на секунду, но этого Охотнику хватило, чтобы пересечь всю лабораторию и с размаху ударить ногой по голове изгнанника. Чудовище с серой чешуёй не прекращало свои атаки ни на единое мгновение, повалило мужчину на пол и било снова и снова. Он понял, что что-то идёт не совсем так, когда заметил, что элементалист словно бы не чувствует его яростных ударов.
— Я тоже рад тебя видеть, Арти, — спокойный голос из-за спины лишь сильнее выводил из равновесия. — В прошлый раз ты так и не зашёл ко мне поболтать, а сейчас отчего-то не слишком дружелюбен. Неужели же ты не рад видеть меня? После того, как я столькому тебя научил, это неблагодарность с твоей стороны. Или, быть может, ты настолько дорожишь этим вампирским отродьем, что не можешь позволить себе потерять его? Разве это тот Охотник, которого я вырастил и создал собственными силами?
— Это моя собственность, — прорычал Акио, поворачивая голову к элементалисту, борясь с его ментальным напором. Боль пульсировала в висках и затылке, прожигала огненную черту вдоль позвоночника, и юноша скалился, обнажая острые зубы. — Многое изменилось.
— Да, вижу, что ты стал сильнее, но этого недостаточно. Единственное, что меня интересует, эта твоя ипостась. Не видел никогда её, хотя Тори убеждал меня, что подобной формой обладают все Акио. Как насчёт того, чтобы побыть опытным образцом?
 
— Думаю, это невозможно, — раздавшийся голос заставил вздрогнуть обоих. Пассиса Найтгест воздвигся в дверном проёме: бледный и осунувшийся, напоминающий живого мертвеца, но тем не менее живой. Акира недовольно поморщился, увидев своего противника последних нескольких дней. — Артемис, мне нужна твоя помощь.
— Мне бы кто помог, — Охотник осклабился и с трудом поднялся на ноги, хоть воля элементалиста и сковывала его тело.
То, что происходило после, Акио вспоминал с дрожью и всегда старался забыть. Оба псионика раскрыли собственные разумы, и Охотник угодил в их сети. Точно безграничный купол сомкнулся вокруг них, скрыв от всего. Это было совершенно иное измерение, другой план мира, сотканый из потоков мыслей. Каждая из них била по нервам и вызывала нестерпимые судороги. Помещённый в реальность, к которой абсолютно не был привычен или готов, Артемис растерялся, не мог понять, с какой стороны подойти к этой проблеме. Он не был способен сделать что-либо в этой параллели, сражённый её силой. Каждая мысль в округе приобретала образ, цвет, запах, и невыносимая какофония ввинчивалась в мозг. Смерть, огонь, ненависть, страх, агония, пустота, восторг, триумф, тоска, боль, стремление, надежда, крах — всё это смешалось в яркий круговорот, смерч, сносящий всё на своём пути. Каждый видел их по-своему, по-своему же воспринимал, и эти полные живости картины сменяли одна другую, борясь не меньше тех, кто защищал Чёрный замок и кто стремился разнести его в пух и прах. Мир образов. Мир хаоса и круговерти. Мир псиоников. Артемиса мутило. Он не мог справиться с этим оживлённым стремительным потоком, но понимал, что без него Пассиса, возможно, не справится, что он нужен лишь для подпитки мага. Чувство, что из него поглощают силы, даже не прикасаясь, вводило в состояние абсолютного первобытного ужаса. И сопротивляться этому не было никакого смысла, разве только помочь, открыть собственный разум и душу, позволить Пассисе испить могущество до дна.
Очертания и фигуры сливались в одну мешанину, вертелись перед глазами, от этого водоворота тошнило и мутило, ноги подкашивались, не в силах вынести эту путаницу. Акио шатался, прикладывая все усилия к тому, чтобы добраться до псионика, чувствовал кровь на губах. Их противостояние давило на него сильнее, чем что-либо в прошлом: даже тени Гилберта не причиняли ему такой нестерпимой боли, как могущественные ментальные волны, прокатывающиеся вокруг подобно цунами. Едва только добравшись до него, Охотник вцепился в узкое плечо, чтобы устоять и удержать равновесие. Стало на долю секунды легче: оказавшись в непосредственной близости от вампира, юноша попал в тонкую «безопасную» зону.
— Он беззащитен сейчас, — ясно услышал голос Пассисы в своей голове Артемис и невольно содрогнулся от боли, которой он отозвался. — Захвати его. Сейчас, пока я его удерживаю. У тебя мало времени.
Казалось, что Акира стоит не в паре метрах от них, а как минимум на другом конце страны — так тяжело было дойти до него в эти мгновения. Юноша прикладывал титанические усилия, чтобы сделать хоть один шаг, прорываясь сквозь пространство мыслей. Поняв их затею, элементалист переключил своё внимание не Охотника, и в голове того помутилось, болезненные воспоминания взрастали, подобные ядовитым цветам. Счастливое детство с любимым братом, наполненные теплом встречи с друзьями, объятия возлюбленного, беспечная жизнь среди людей.
— У тебя отняли это всё, — настойчиво лился в уши шёпот Акиры, отравляя душу и роняя в неё тёмные семена сомнения, горечи. — Мы можем всё это вернуть.
Охотник стиснул зубы и зарычал. Сперва тихо, почти неслышно, затем громче и раскатисто, закрывая глаза и переставая полагаться на собственное зрение. Покоя от псиоников не было даже в абсолютной темноте сомкнутых век, и Артемис едва ли понимал, что делает, как собирается захватить сильнейшего элементалиста эпохи. Повинуясь инстинктам, забыв о том, что существует тактика, Охотник совершил последний рывок, обхватив одной рукой мужчину за плечи, захлестнув хвостом ноги. Он разомкнул губы, шумно втянул воздух, распахнув глаза. Лицо Акиры исказилось от боли и ужаса, а Акио всей своей сутью ощутил, как нечто незримое и могущественное, источающее терпкий запах озона, подаётся ему навстречу, откликается на его близость. Искажённая реальность таяла и чем привычней становилась, тем сильнее стискивал в смертельных объятиях Акиру юноша. Элементалист обмяк в его руках, глаза закатились, и Артемис отпрянул, ошарашенный, изумлённый чувством безграничного счастья и удовлетворения, наполнивших его изнутри. Дрожа, сдерживая рвущийся наружу восторженный крик, Акио обернулся на Пассису. Вампир смотрел на него очень уж странно, слегка выдвинув вперёд плечо, затем перевёл взгляд на Гилберта и осторожно приблизился к нему, точно боялся, что старший брат вдруг набросится на него.