Мурчание котят (СИ)

А гранд-шеф, слегка выпустив пар, стоял, сжимал и разжимал кулаки от злости, вращал глазами и громко злобно сопел. Но рассыпаемые им искры были уже мелкими, не такими яркими и почти неопасными.
  
Глава 11. Эрвин ​
 
Эрвин проснулся от удара в живот. Первой мыслью было: «Хмельные соки перебродили?»
Но когда удар повторился раз и ещё раз, понял — желудок тут ни при чем. Отработанным движением двинул ногой, кто-то над ним охнул, а кто-то другой забормотал ругательства и попытался скрутить руки. Глаза у бывшего охранителя не хотели открываться, а узкие щелки, в которые они превратились, пропускали слишком мало: он никак не мог понять кто напал. Только и разобрал — двое мужчин, обычных сапиенсов, не знакомых.
Эрвин был хорошим бойцом, и слава Лесу-Прародителю, не оставлял тренировок, но хмельной сок и численное превосходство противника не дали шанса противостоять достойно. Эрвин боролся как мог, отбивался изо всех сил, но помогало плохо. Его, почти слепого, лежачего, оглушили ударом по голове. Удар оказался сильным, но неумелым, и бывший охранитель сквозь полузабытьё почувствовал, что ему скрутили за спиной руки и, не церемонясь, поволокли из дома.
Потом — ругательства и пинки, хват за одежду, и он куда-то полетел. Но полёт почти мгновенно окончился падением на что-то жесткое, неровное, слегка пружинящее. Пытаясь отогнать гул в голове, потряс ею. Град новых пинков грубой обуви заставил снова смежить веки и последний удар — удар по голове — окончательно потерять ориентацию в пространстве.
Пришёл в себя от шершавого языка, жесткой щеткой гулявшему по лицу — Арта. Чувства стали возвращаться к нему. Где он? Глаза по-прежнему не открывались, в ушах шумело, слышались голоса. Или это не в ушах шум? Мурчанье заботливого друга он слышал хорошо… Качка и встряхивания не сразу, но всё же подсказали — он летит в гондоле дракона, валяется как что-то ненужное на дне.
Спазмы в желудке раз за разом заставляя мелкую дрожь разбегаться по телу. А ещё подсказали, что те, кто управляет драконом совсем не мастера своего дела. Эрвин пошевелился и наконец почувствовал свои руки — острая боль резанула запястья, сведённых за спиной рук. Значит, связаны. Всё правильно, встретил он их неслабо, эта предосторожность понятна…
Желудок скрутило опять, и опять сильно, сильнее, чем раньше — он, бедняга, вчера и за предыдущие дни нагрузился слишком сильно. И, кажется, всё, что там сейчас оставалось, просилось наружу.
— Мне плохо! — прохрипел пленник, желая предупредить невидимых похитителей о грядущей катастрофе. Пусть она и была небольшой, локальной.
Никто не отозвался. Или Эрвин слишком тихо говорил, или его просто не слушали — свист встречного ветра и хлопанье крыльев боевого дракона уже заглушали натужные звуки голосов. Пожарник ещё разок попробовал предупредить стоявших рядом, и изогнувшись, попытался встать. Над головой голос, относимы ветром, сорвался на крик, а сам Эрвин получил удар в живот и с чистой совестью исторг содержимое желудка на ту саму конечность, которая пыталась его остановить. А судя по визгу, в который перешёл крик, ещё и Арта помогла хозяину. Вцепилась в другую ногу?
Ты — мне, я — тебе. Всё по-честному, по справедливости.
И хотя справедливость была восстановлена, ощущения в теле были крайне неприятными: руки-ноги покрылись холодным потом, а по спине промчалось стадо мурашек, спазм снова и снова скручивал желудок, только уже без того результата, благодаря которому его слух до сих пор ласкал бешеный поток брани, где «драный цуккан» был нежным и ласкательным прозвищем.
Да, да, да! Почистить гондолу в воздухе было невозможно. И если боевой дракон, что сейчас махал крыльями где-то высоко над головой, был брезгливым или слишком чувствительным к запахам, им всем не позавидуешь, однако же парням, что возвышались над пленником — больше.
Во-первых, Арта. Сейчас она рычала и огрызалась, спиной упираясь почти в лицо Эрвину. Во-вторых, кто бы ни послал эту экспедицию, делал он это не прогулки ради или смерти пожарного в дороге.
 
Потому что, если Эрвин так срочно кому-то понадобился (кому — и так можно догадаться) впервые за столько лет, не сносить им головы за потерю столь ценного пленника. Это понимание наполняло душу горьким злорадством.
Ругательства над головой становились всё громче и изысканней. Если бы Эрвин мог, засмеялся бы, заодно — отвлёкся от боли. Но избитое лицо не давало сделать ни единого движения, да и всё тело болело. Хорошо, хоть рот не завязали.
Летели долго. Эрвин продрог, связанные руки быстро онемели, а потом и вовсе потеряли чувствительность. От холодного воздуха боль в теле стала чуть меньше, а хмель выветрился из головы, но недосып, слабость после рвоты и удары по голове не прошли даром, и он то и дело проваливался в забытьё, нарушаемое только резкими толчками от неумелого управления драконом и Артой, то бодавшей его лбом, то покусывающей за плечо.
Но потом и она перестала беспокоить, и он провалился в сон без сновидений. А проснулся от тишины и неподвижности. Ветер не свистел над бортами корзины, а сама она замерла, как могла только гондола приземлившегося дракона — кривовато, но устойчиво. Голоса над головой, весь путь бубнившие что-то негромкое, но эмоциональное, тоже стихли. Слышались отдалённые щебет птиц и тихий шелест листвы — Лес был непривычно далеко.
Эрвин осторожно попытался открыть глаза, боясь, что они вообще заплыли после встречи в ногамми его похитителей, но к огромному удивлению веки приподнялись. Не полностью — отёк хоть и уменьшился, но не ушёл совсем, общее самочувствие тоже улучшилось. Кроме, пожалуй, рук — их он совсем не чувствовал и в каком они состоянии, оценить не мог. Наугад вылил по капле сiлы и в одну, и в другую в надежде, это улучшит кровообращение. В кистях закололи иголки, Эрвин попробовал двигать пальцами, но так и не понял, получилось что-то или нет.
И он лежал на боку на загаженном полу корзины и думал о самых близких к нему вещах — о гондоле, о драконе, который нёс его и о похитителях.
То, что гондола не его, стало понятно, когда он только свалился на её дно — его была старая, из толстых канатов, которые он плёл сам из измочаленных лиан. А здесь было переплетение каких-то полос — будто из листьев гигантского клёна. Но в таком положении рассмотреть было сложно. Но если корзина не его, то и дракон — чужой.
Это было и хорошо, и плохо.
Хорошо потому, что на душе было спокойно — его Санна, его боевая подруга не пострадала и не пострадает от чужих рук. А плохо потому, что Эрвин не знал, как теперь добираться обратно. А то, что придётся добираться, не вызывало сомнений — не тот Дукс человек, чтобы оставить его в Центре.
Сделав попытку подняться, услышал голоса — недовольные, опять с руганью, и над ним склонились и незнакомые, и уже виденные в начале этого чудесного путешествия лица. Те двое, что были знакомы, забрались к нему внутрь, наступая на бок гондолы, чтобы она наклонилась ещё больше, и его не пришлось перекидывать через борт.
— Руки развяжите, — прохрипел сорванным голосом Эрвин.
— Заткнись ты, — зло прорычал один из знакомых, приподнимая его за подмышки.
Другой молча ухватил за ноги, и вдвоём они выдернули его на траву. Эрвин больно приложился плечом. А другие палками отгоняли рычащую Арту, которая старалась отбить хозяина.
Его попытались поставить на ноги, но идти пленник не мог — то ли отлежал конечности, то ли их отбили. И плохие парни, ругаясь в полголоса, подхватили его под руки с двух сторон и куда-то поволокли.
Что это было за место Эрвин толком не мог разглядеть через плохо открывающиеся глаза, но контуры здания форума всё же угадал. Кому бы Эрвин ещё понадобился?
  
Глава 12. Эрвин
 
Когда втащили внутрь здания, то не особо церемонясь, бросили рядом, прямо на пол. Рядом болезненно мякнула и рыкнула Арта.
Эрвин выругался — он ударился связанными кистями о стену, и едва не взвыл от боли, пронзившей кисти, плечи, и шибанувшей в голову. «Ну спасибо, цуккановы дети, прямо на пол. Хорошо, хоть не лицом. Вот Дукс порадуется, увидев меня в таком виде. Ему будет приятно», — мысленно ёрничал пожарный, стараясь справиться с собой.