Пути и перепутья (СИ)

— Нет уж! При всем уважении к вам, Холмс, я не верю, что отец, зная, где найти чудище, убившее его сына, не станет этого делать! Родительская любовь — одна из величайших сил мира. Гибель сына не простит даже самый забитый крестьянин. А граф д’Апше — богатый и влиятельный человек. У него не было причин молчать!
— Вот именно! — закричал Холмс; переход от обычной сдержанности к бешеной ярости оказался так внезапен, что я даже испугался. — У графа не было причин покрывать Зверя! У Антуана Шастеля не было причин натравливать Зверя на крестьян! И это отсутствие причин сводило меня с ума очень долго. Налицо тщательно продуманное, невероятно жестокое по замыслу и весьма трудоемкое по исполнению преступление — но я не видел ни одного мотива для его совершения!
— То есть вы абсолютно не допускаете, — осторожно начал я, опасаясь еще сильнее рассердить моего друга, — что Шастель натравливал Зверей на крестьян, потому что наслаждался чужими муками или хотел отомстить землякам за страдания, которые пережил в плену?
— Допускаю, — скривился Холмс. — Но одиночку — неважно, мстителя или человека, который радуется чужим мукам, — крестьяне обезвредили бы через пару недель после появления Зверя. А он лютовал целых три года. Это абсолютно невозможно. Столь же нереальна и другая гипотеза — дескать, Антуан Шастель возглавлял шайку аристократов, которые наслаждались муками крестьян. Времена тогда стояли темные и страшные; во французской провинции дворяне были практически всемогущи — вспомните, например, «Повесть о двух городах» Диккенса. Каждый аристократ, желавший помучить крестьянина, мог сделать это фактически безнаказанно. Зачем в таких обстоятельствах доверяться малознакомым людям? Чтобы они подтвердили твою вину, если дело вдруг дойдет до суда? Нет, я решительно не мог поверить в такое.
— А что вы думаете о возможной причастности иезуитов к событиям в Жеводане?
Мой друг слегка улыбнулся:
— Когда речь заходит обо всем плохом, что было в старой Франции, мы непременно вспоминаем иезуитов, что неудивительно. Это и впрямь весьма неприятные люди. В тысяча семьсот шестьдесят втором году орден иезуитов был во Франции официально запрещен, а всего через два года появился Зверь. Я знаком с гипотезой, что Жеводанского монстра создали иезуиты, дабы, воспользовавшись общей паникой, вернуть свое влияние во Франции. Увы, данная версия тоже кажется мне совершенно несостоятельной. Только очень наивный человек может поверить, что чудище, бесчинствующее в горной глуши, способно заставить короля восстановить в правах могущественную организацию, которая, по мнению большинства влиятельных людей, действовала вопреки государственным интересам Франции. Спору нет, и среди иезуитов высокого ранга, наверное, встречались полные идиоты, но даже они вряд ли занимались бы настолько безуспешным проектом целых три года. Однако я все же придерживаюсь об этом ордене и его членах лучшего мнения.
— Но вы говорили, что нашли разгадку этого преступления, — возмутился я. — А сейчас получается, что вы оказались в полном тупике!
Холмс мрачно кивнул.
— Именно так. Я бился в этот тупик, словно головой об стену, — и ничего не понимал. А потом, — он внезапно улыбнулся, — меня вдруг осенило. Видимо, мыслительная работа происходит не только сознательно, но и бессознательно тоже. И в какой-то момент неведомая мне часть моего интеллекта незаметно для меня решила загадку, над которой я долго и безуспешно мучился.
— Говорите же, Холмс!
— Иезуиты в этом деле не замешаны, как и жестокие аристократы. Это было просто деловое предприятие, Уотсон. Не самое обычное, однако отнюдь не уникальное. Просто деловое предприятие.
— Я не понимаю, Холмс.
— Жил-был один аристократ, — заговорил мой друг задумчиво. — Звали его граф д’Апше. Он был почти полновластным владыкой в очень глухом уголке Франции. Не бедствовал, но мечтал о лучшей жизни — о значительно большем, чем имел, а, возможно, и о версальской роскоши. Однако у графа не было ни особого ума, ни талантов, ни трудолюбия, ни смелости, поэтому он не мог заработать деньги, которые так желал получить. Однажды ему нанес визит сын соседа — Антуан Шастель, недавно вернувшийся из долгих странствий. Он предложил графу начать совместное деловое предприятие. Антуан обеспечивал почти все: контакты с покупателями, техническое обеспечение, заготовку и доставку товара. От графа требовалось немногое. Во-первых, он должен был прикрывать компаньона от излишне назойливого любопытства. Во-вторых, — Холмс несколько секунд помолчал, — обеспечивать поставку товара…
 
— Вы хотите сказать, что граф торговал людьми?! Но, помилуйте, Холмс, а трупы?
— Если вы поднимете архивы, Уотсон, то узнаете, что трупы находили далеко не всегда. Некоторых Зверь действительно съел — особенно на первых порах. Требовалось, чтобы местные жители поверили: они имеют дело с монстром-людоедом. Позднее, думаю, животным скармливали тяжело раненых пленников, которых нельзя было продать, а также тех, кто пытался бежать и проявлять непокорство. А остальные… В большинстве случаев люди видели, как Зверь хватал свою жертву — обычно девушку или ребенка — и убегал с ней. Поскольку пропавшие не возвращались, их объявляли погибшими. Немало жертв просто исчезли — ушли в лес или поле и не вернулись. Их тоже считали умершими, особенно если позже находили залитые кровью личные вещи и части тел. Даже если убитые горем родные говорили, что у пропавшей, например, не такая форма кисти, как у той, что нашли, — им никто не верил. Люди, потерявшие близких, нередко тешат себя сказками…
— Какое гнусное злодейство! — Меня передернуло. Казалось бы, прошло больше сотни лет. Но это не делало преступление графа д’Апше и его подельников менее мерзким. — Уж лучше бы это действительно оказались оборотни! — выдохнул я.
— Увы, друг мой, самые страшные преступления совершают самые обычные люди, — покачал головой Холмс. — И я берусь утверждать, что Антуан Шастель был работорговцем. С помощью Зверей он захватывал живших на землях д’Апше крестьян, а граф — уверен, за немалую мзду — защищал своего компаньона и его животных от всех опасностей.
Моя гипотеза объясняет практически все непонятное. Например, я долго недоумевал, почему Антуан Шастель жил в горах, если Звери, скорее всего, большую часть времени проводили в подземельях замка д’Апше — это самое безопасное место. Зачем Антуану понадобилось навлекать на себя подозрения? Ответ прост: он стерег пленных. Прекрасно обученные звери могли тихо сидеть в подземельях, а узники непременно попытались бы или бежать, или сообщить о себе. И в таком людном месте, как замок, их непременно бы услышали… В горах хотя бы мало кто бывает. Однако и там за пленными нужен глаз да глаз даже несмотря на то, что все несчастные понимали, какая кара ждет непокорных. Впрочем, Антуан сам побывал в плену и лучше многих знал, как стеречь рабов и на что обращать особое внимание. Полностью разъяснена и еще одна странность: случаи нескольких нападений Зверя за один день. Видимо, перед приездом работорговцев, закупавших товар, Антуан хотел заготовить его побольше… И, разумеется, и д’Апше, и Шастель всячески раздували жуткие слухи о Звере: это было им на руку, поскольку отвлекало всех от истинного положения вещей.
— Но неужели никто так и не узнал правду?! — Я покачал головой. — Отчего же тогда прекратились нападения? Почему Шастель уехал?
— Ответить на эти вопросы точно я, увы, не могу. Не исключаю, что чудовищное преступление было раскрыто, однако власти не стали поднимать шум, опасаясь бунта. Но считаю вполне возможным, что подлый замысел так и не сумели разгадать. Как бы то ни было, однажды компаньоны решили — по доброй воле или по принуждению — прекратить свою деятельность. Самый последний Зверь погиб от руки Жана Шастеля — отца Антуана. Не уверен, что семья знала о работорговом предприятии; впрочем, думаю, что скрыть такое от близких было практически невозможно. Зато абсолютно убежден: Жан стрелял в чудище, которое и не думало ему сопротивляться. Как мы уже знаем, младший Шастель умел заставить своих животных подчиняться людям полностью и всецело. Антуан бесследно исчез вскоре после гибели последнего Зверя — возможно, был убит разъяренными крестьянами. Однако нельзя исключать и того, что изобретательный работорговец, накопив достаточно денег, просто вернулся в Берберию. Граф д’Апше продолжил спокойно жить в своем замке, наслаждался кровавыми деньгами и никогда ни в чем не обвинялся.