Пути и перепутья (СИ)
До вечера Кедвин ушла достаточно далеко. По мере подъема буки сменялись елями, сплошной лес — лугами с редкими рощицами. Она устала и проголодалась, но места, где ее могли узнать, остались позади. Она попросилась переночевать в один из пастушьих домов. Одежда на ней была небогатая, шпага убедительная, за еду и ночлег она заплатила, на естественные расспросы отвечала, что идет в Гейдельбергский университет.
— А где же вы пройдете, господин студент, здесь не то что дорога — тропы кончаются.
— Через перевал.
— Да там не ходят.
— Обвал случился?
— Нет. Пройти-то можно, только место плохое.
— По картам оно как раз удобное…
Хозяева переглянулись и сообщили, что пора ложиться. Наутро ей опять сказали, что перевалом никто не пользуется с давних времен, но если молодой господин не боится нечистой силы…
Она уже думала, что к перевалу ей придется идти просто по траве, но тропинка обнаружилась. Правда, узкая и почти заросшая, но вполне различимая. Кто-то по ней ходил, хоть и редко. Она немного прошла и обернулась. Отсюда было хорошо видно не только склон с лесами, лугами и выпирающими из них скалами, но и высокие башни замка Ризенбург. Она долго смотрела на них, а потом повернулась и пошла к перевалу.
Здесь был сплошной камень, лишь одинокая кривая пихта росла из щели в скале. Сам проход меж двух гор был широким.
Оглядев спуск с перевала, она нашла его тоже вполне проходимым. Вдалеке за лесом виднелась острая крыша церкви. Отдохнув и перекусив, она начала спуск. Тропинка то терялась среди камней, то протискивалась между деревьев, то выходила на широкие полонины. Людей она не встретила, только спугнула пасшихся оленей, которые отбежали недалеко и смотрели на нее выжидающе.
— Был бы у меня лук, — бросила она в их сторону и пошла дальше.
Она уже спустилась ниже, скал почти не было, лишь кое-где из земли выступали камни, а среди елей и пихт снова начали попадаться буки, когда тропа, огибая очередной камень в два человеческих роста, выглянула на холмистую поляну и почему-то снова свернула в лес. Кедвин прикинула, что в село ближе через поляну, и пошла напрямик.
И вскоре почувствовала Зов. Слабый, но несомненный. Рука непроизвольно легла на эфес. Справа возвышался небольшой холм, Кедвин взбежала на него и приникла к одинокому дереву на краю холма. Зов совсем ослабел, на поляне если что и шевелилось, то трава и листья от слабого ветерка.
Холм почему-то был квадратным в плане, и в промоине виднелись правильные плиты — похоже, здесь раньше была небольшая церковь, а холмистая поляна — не что иное, как заросшее кладбище. Скорее всего, когда-то здесь сожгли деревню и церковь. Гуситская война или недавняя Тридцатилетняя?
Она прошлась по поляне, раздвигая ветки кустов, нашла место, где Зов чувствовался сильнее всего, и поняла, что он доносится из-под земли. Из-под едва различимого холмика. Но Бессмертный, оказавшийся в могиле, выбрался бы. Или нет? Может, там склеп с прочными стенами?
Кедвин вздохнула, сказала: «Я вернусь» — и продолжила путь к деревне.
* * *Вернуться удалось только на четвертый день. Теперь она ехала на приличной лошади, и за ней шла вторая, попроще, груженая всем необходимым.
Разбив небольшой лагерь, то есть привязав на длинные веревки лошадей и вырыв яму где-то в локоть глубиной для костра, она принялась за дело. Судя по поведению птиц в лесу, людей поблизости не было, так что никто не увидит человека, роющегося на заброшенном кладбище. А если все-таки увидят, то что сделают? Убегут подальше? Убегут, но соберут местных жителей и придут разбираться? Или же обратятся к священнику? Попытки расспросить людей про это кладбище успеха не имели. То ли действительно они ничего не знали, то ли не собирались открывать тайны.
Камней попадалось немного, но корни кустарника расползлись далеко. Несколько раз она оставляла работу, поила животных, сама садилась перекусить. Склеп на деревенском кладбище был маловероятен, но могли похоронить в каменном гробу. Или здесь, где так любят подземные ходы, могло быть такое сооружение, в котором завалило бессмертного? Но тогда придется рыть очень глубоко.
В очередной раз она вылезла отдохнуть, уселась на краю могилы. Вокруг по-прежнему было тихо. Ей показалось, что Зов усилился. Наверное, так и было. Сверху стало заметно, что земля в могиле имеет разные оттенки, а в одном месте виднелось небольшое пятно цвета насыщенной ржавчины.
Она продолжила копать, и скоро перед ней открылось потемневшее высохшее тело с остатками одежды и веревок, которыми оно когда-то было связано. В сердце был воткнут железный, сильно проржавевший кол, на горле лежал серп, тоже ржавый, острием вниз, в рот засунут камень. Именно так в этих краях хоронили вампиров. Впрочем, и в родной Британии она слышала о таком ритуале. Он был не единственным, так что этому бессмертному, а это был мужчина, повезло: был и другой способ — с отрубанием головы.
Истлевшие веревки рассыпались от прикосновения, а вот вынуть кол так, чтобы проржавевшее железо не переломилось, получилось с трудом. Последним она выдрала камень из зубов.
Кедвин чувствовала, что уже слишком устала, и вылезла из могилы. К моменту, когда неизвестный Бессмертный восстановится, лучше отдохнуть. Веревочную лестницу она вытащила — или сумеет вылезти сам, или подаст голос. Поела и легла спать. Не раздеваясь и даже не разуваясь, благо одежда и сапоги были не слишком модными, но удобными.
Небо посветлело, когда она проснулась с ощущением, в дополнение к Зову, чужого взгляда. Выбрался. Сидел на краю ямы и смотрел на нее.
Тело, насколько можно было разглядеть, восстановилось, то есть кожа была белой, но вряд ли до своего страшного приключения он был так худ, что смахивал на паука.
Она встала, взяла бутыль с водой и подошла к нему. Он, дрожа всем телом, выпил воду в несколько глотков, после чего взгляд его стал чуть живее.
— Как тебя зовут?
Он молчал, потом разлепил бескровные губы, прохрипел:
— Вацлав.
— Можешь встать?
Мужчина отполз от ямы, отталкиваясь ладонями от земли, и медленно поднялся на ноги, держась за куст. Протянутую руку не взял.
— Хорошо. Здесь недалеко ручей, там помоешься, а я сготовлю еду, поешь горячего. Сможешь сесть на лошадь?
Он с трудом прошел несколько шагов, с ее помощью взгромоздился на лошадь, вцепился в поводья и лег на лошадиную шею. Они проехали к той лесной речке, где она поила лошадей и где между камней образовалось мелкое озерцо. Перед тем, как зайти в воду, он сказал утвердительно:
— Ты женщина.
— Да. Мойся и надень вот это.
Она протянула ему коричневую рясу.
— Это папистская одежда, — он попытался отстранить предложенное. Кедвин фыркнула:
— Я не знала, кого выкопаю, а эта вещь универсальна.
И Бессмертная принялась за приготовление похлебки, мысленно досадуя на себя: она не собиралась открывать, что она женщина, но парик сняла еще когда копала, а потом слишком устала и забыла про него. Все-таки придется обрезать волосы.
Наконец он, спотыкаясь, выбрался из воды, обтерся куском полотна и натянул рясу. Она успела разглядеть его: роста с нее или на дюйм ниже, широкоплечий, лицо широкоскулое, славянское, глаза-щелочки — наверное, солнечный свет режет.
Он лег на землю и не мог оторвать взгляда от котелка. Едва доварив похлебку, она наполнила миску, объяснив, что котелок весь его, но есть придется постепенно.
— Ты одна меня выкопала? — спросил он между первой и второй мисками.
— Увы. Другого бессмертного, чтобы попросить о помощи, я не встретила. И какого-нибудь деревенского сумасшедшего, чтобы без вопросов помог копать, — тоже.
— Как тебя звать?
— Кедвин.
Он кивнул и дальше ел молча.
* * *Выкапывая бессмертного из ловушки, Кедвин не задумывалась о последствиях, опасаясь лишь одного — что спасенный окажется сумасшедшим. И кстати, хоть говорила, что не знала, кого выкапывает, но почему-то ей представлялась женщина. Однако в результате рядом с ней оказался молчаливый и очень голодный мужчина.