Без маски

Схватив пропуск, Велвет в ярости скомкала его и сжала в кулаке. А потом на нее вдруг снизошло какое-то странное спокойствие, и она недрогнувшей рукой сунула скомканный пропуск в корсаж. Затем вышла из кабинета, поднялась на второй этаж и, расположившись в гостиной, стала ждать возвращения лорда Монтгомери.
Грейстил взлетел по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Вбежав в гостиную, спросил:
— Почему ты сидишь в темноте, Велвет?
— Это ты держишь меня в темноте!
Он зажег лампу, поставил ее на стол и с изумлением посмотрел на девушку. Его поразила ее бледность. И еще больше пылавшие гневом глаза.
— Дорогая, почему ты…
— Ты перешел на сторону врага!.. — закричала Велвет. — Ты предатель! — Она метала в него слова, словно копья с острыми стальными наконечниками. — Жалкий трус! Ты предал Чарлза, предал Англию, предал меня!
Глядя на него с презрением, она сунула ему под нос пропуск, подписанный Монком.
Грейстил невольно потупился и вздохнул. Все, что сейчас говорила ему Велвет, он уже не раз говорил сам себе раньше. Увы, он проявил слабость, а в результате стал союзником генерала Монка — это ясно как день, и никаких оправданий у него не было.
— Как ты мог предать Чарлза?! — кричала Велвет. — Грейстил, как ты мог?!
Он почувствовал укол ревности.
— Поверь, дорогая…
— Нет, не прикасайся ко мне! — в ярости закричала Велвет.
Сейчас Грейстил казался ей ужасным злодеем, очень опасным человеком. Вскочив на ноги, она сорвала с вешалки свой плащ и бросилась к лестнице.
Но Грейстилу все же удалось догнать ее у самых ступеней. Схватив Велвет за руку, он сказал:
— Ты не можешь идти одна по городу в такой темноте.
Она вскинула подбородок и прошипела:
— Уберите от меня руки, сэр. Меня тошнит от ваших прикосновений. На улице я буду в большей безопасности, нежели в компании самого дьявола!
Грейстил выпустил ее руку, и Велвет стремительно сбежала по ступеням. Услышав, как хлопнула входная дверь, он тоже спустился по лестнице, а затем, держась на некотором расстоянии от Велвет, пошел следом за ней по улице. Дойдя до угла, она подозвала экипаж и, сев в него, уехала. А Грейстил, тяжко вздохнув, побрел обратно к себе. Вернувшись в кабинет, он зажег лампу и увидел выдвинутый ящик со взломанным замком, разбросанные повсюду бумаги и свое последнее послание к Монку. Но как ни странно, Велвет не сломала печать, так что письмо осталось неповрежденным. А вот если бы она прочитала это письмо, то, возможно, многое поняла бы. Ведь он пытался убедить Монка, что следует поддержать Карла Стюарта, а не Ричарда Кромвеля.
«Еще бы один день — и мы бы с Велвет обвенчались, — подумал Грейстил со вздохом. — А теперь…» И тут ему вдруг пришло в голову, что так даже лучше… Да-да, возможно, это даже хорошо, что они сейчас не поженились. Пусть сначала все прояснится, пусть Карл Стюарт займет свое законное место, а уж потом он, Грейстил, добьется своего.
Велвет прекрасно понимала, что ехать ей некуда, за исключением дома у ворот Бишопсгейт. При этом следовало иметь в виду, что перед отъездом она много лгала, написала не соответствующее действительности письмо, а теперь ей придется униженно просить прощения за свои деяния и умолять вдовствующую графиню, чтобы та впустила ее к себе и вновь предоставила кров.
Когда экипаж подкатил к дому у Бишопсгейт, Велвет вручила кебмену полкроны и, не дожидаясь сдачи, выбралась из экипажа. Затем, поднявшись с замирающим сердцем к парадной двери, она постучала, еще не зная, как будет отвечать на вопросы хозяйки. Сказав «благодарю» открывшему дверь слуге, девушка быстро пересекла холл и направилась к ярко освещенной гостиной.
Навстречу ей вышла Кристин Кавендиш.
— О, Велвет, дорогая!.. Вот уж не думала, что этот день может стать еще лучше! Ах, как ты порадовала меня своим приездом!
Велвет невольно вздохнула. Сердечный прием графини лишь усугубил ее чувство вины. Собравшись с духом, она проговорила:
— Миледи, покорнейше прошу вашего прощения за то, что позволила себе обмануть вас. С моей стороны это был недостойный, неблагодарный поступок. Ведь вы столько всего для меня сделали и с таким гостеприимством принимали у себя в доме.
 
— Дорогая, я прекрасно знаю, что ты уехала из-за постоянных… издевательств со стороны моего внука. Вскоре после твоего отъезда я велела ему собираться и отправила его обратно домой, к своему папаше, — с ухмылкой сказала Кристин. — А чуть позже, когда я прочитала твое письмо и поняла, что на самом деле ты едешь в Роухемптон, то есть прямо в объятия Грейстила Монтгомери, меня это немало позабавило. Могу я надеяться, что ты готова сделать сейчас весьма важное заявление?
Пытаясь успокоиться, Велвет сделала несколько глубоких вздохов.
— Да, миледи. Мы с лордом Монтгомери нареченными женихом и невестой более не считаемся. И все отношения между нами прерваны. Если вы позволите мне вернуться в ваш дом, я буду в долгу перед вами до скончания дней.
— Разумеется, позволю, моя дорогая. Где же еще тебе отсиживаться после ссоры с любовником? Я уверена, что не произошло ничего такого, чего нельзя исправить. В такой знаменательный день, как этот, возможны какие угодно нервные срывы и выплески эмоций. Я написала письмо королеве Генриетте Марии. Королевское семейство будет вне себя от радости, узнав о смерти Оливера Кромвеля. Будем надеяться, что это событие ускорит реставрацию монархии и восшествие на престол законного короля.
— Я тоже так думаю, — кивнула Велвет. — И надеюсь всем сердцем на его скорое возвращение. Миледи, можем мы поехать завтра в Роухемптон, чтобы забрать оттуда Эмму?
— Конечно, дорогая. — Кристин налила два бокала вина. — Надеюсь, ты выпьешь со мной?
Велвет подняла свой бокал:
— Давайте выпьем за его величество Карла Стюарта, короля Англии, Ирландии и Шотландии! — Она осушила свой бокал одним глотком и даже глазом не моргнула, когда Кристин вновь наполнила его.
Вскоре дамы опустошили всю бутылку, а затем на нетвердых ногах начали подниматься по лестнице.
После бессонной ночи Грейстил Монтгомери поднялся на рассвете и провел почти весь день в поездках но Лондону. Он побывал во всех частях города и везде прислушивался к тому, что говорили люди о смерти Кромвеля. Он заехал и в Темпл, где побеседовал с банкирами и золотых дел мастерами, а затем наведался на рынки и послушал разговоры торговцев. Вернувшись домой, Монтгомери заперся у себя в кабинете, взял со стола запечатанное восковой печатью письмо — и надолго задумался. Наконец, приняв решение, сунул письмо в карман и сказал себе: «Это — мой последний отчет». После этого взял чистый лист бумаги, сложил его и сунул в чистый конверт, который, как и первый, запечатал воском. И стал ждать курьера.
  
Глава 10
 
Эдинбург, Шотландия
Серые пронзительные глаза Грейстила Монтгомери пристально смотрели в выпуклые водянистые глаза Джорджа Монка. Они сидели друг против друга в кабинете генерала, за его массивным дубовым столом.
Монк вскрыл конверт и извлек из него чистый лист бумаги.
— Курьер доставил мне его два дня назад, — сказал генерал. — Как вас понимать?
— Поскольку это мой последний отчет, я решил доставить его вам лично.
Передавая генералу второй запечатанный конверт, Грейстил вдруг заметил, что Монк на него нисколько не сердится. Причем генерал вовсе не скрывал своих чувств. Да, он действительно не сердился!
Грейстил наблюдал, как генерал читает его письмо, и заметил, что выражение его лица не изменилось.
— Итак, Кромвель умер, — медленно проговорил Монк. — Как была воспринята эта новость?
Монтгомери с усмешкой ответил:
— Даже собаки не выли.
Генерал кивнул:
— Да, понимаю. А каков, по-вашему, его сын Ричард?
— Он очень быстро занял кресло отца и стал протектором. Но даже если сам железный Оливер оказывался временами не в силах держать Англию под контролем, то его слабый, бесхарактерный сын полностью утратит власть.