Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ)

Надо показать.
Чтобы поняли.
Оценили. Никто никогда не ценил… болит голова, и эта боль – собственная Бекшеева, но от нее нужно отрешиться. Учили же разделять.
Дара нет. А то, чему учили, есть.
- Что? – взгляд Зимы не отрывается от чаши.
- Вот!
Голос снова доносится откуда-то сбоку.
- Кристаллы, видишь? Эти слабенькие… Барский все-таки так себе был по силе. Но одного… хватит, чтобы чувствовать себя хорошо. Надолго хватит… надо было раньше, но это же не просто!
Делиться.
Он так долго молчал. Прятался. Разве не заслуживает он, чтобы о совершенных открытиях узнали? Пусть даже эти вот… все одно умрут. А время есть. Много времени.
- А с вас получатся… мне хватит… надолго хватит. Может, даже совсем. Восстановиться. Печать снять до конца, а то вроде и сломалась, но как-то вот криво. Как и стала. Это здесь… здесь меня все держит. А там я буду свободен!
Конечно.
В этом смысл. Но подавитель нужно ослабить. Жертвы и без того раздавлены. Ослаблены…
- Сейчас… с кого начать?
- С… м-меня, - хриплый голос Сапожника звучит сбоку. – Д-давай… у меня сил немного… обкатаешь… еще раз… к чему рисковать.
Именно.
Немного.
А подавитель их забирает. И смысл? Что он может? Кому, как не настоящему убийце отличить подделку? Сапожник – ничтожество, которое притворялось кем-то значимым.
И… можно ведь выпустить.
Его?
И ослабить.
Немного.
Запахло кровью. Не получается… нажим усилить? Нет. Тогда сорвется. Если поймет, что на него воздействует, то вывернет мощность на полную… если такое вообще возможно.
- Хороший мальчик… всегда хотел умереть. Да? Но не пил… все думали, ты пьешь, а ты никогда… тебе и не надо было. Ничтожество. Смотри, девочка. Хорошо смотри. Они вон называют себя высшими. Аристократы… и что мы видим? Один едва не загибается от жалости к себе, второй, кажется, вовсе в отключке… лучшие… какие они лучшие?
Ненависть.
Её можно использовать. Усилить. Немного. И презрение. Куда там Сапожнику, да и Бекшееву до истинного одаренного?
- Кстати, что у тебя с китаянкой?
Отуля?
Выходит…
- Ты ей оказался не нужен? Даже ей… - смешок. И желание ударить побольнее. – Она тебя старше. И страшная. Но при этом даже такой ты не нужен оказался!
- Заткнись!
Злость.
Эхо долетает. И если не получается, то… то остальных искать. Зима? Холодное ожидание. Чего? Шанса. Она не упустит.
- Думаешь, никто вас не заметил? Прогулки на берегу… хоть бы пироженкой угостил.
- А ты? Ты их угощал? Или… кстати, зачем Молчуна убил?
Единое ментальное поле? О таком Бекшеев и не слышал. Вряд ли оно возможно в нормальных условиях. Но… если так, то любое ментальное воздействие можно преодолеть, если собственный потенциал того, на кого воздействие оказывается, выше потенциала воздействующего. А суммарный потенциал нескольких человек должен быть априори выше. Надо лишь объединить…
- Сам виноват… говорю же, заклинило его. Вас с дороги направил, а потом, как громыхнуло, то и сорвался. Меня попытался заколоть. Идиот.
Понял?
Или просто свихнулся от постоянного давления. Второе вероятнее.
- А так бы да… он бы тоже повесился. Теперь придется что-то другое. Или не придется.
Спокойствие.
И все под контролем.
Тихоня.
Холод.
И жар. Внутри. В груди…
- Не дергайся, - голос жесткий, и приказ заставляет замереть, Бекшеева тоже. Правильно. Он боится Тихоню, что разумно.
А кого нет?
Глаза открывать сложно…
И перед ними все плывет, хотя света достаточно. Весь альбит почти светится, где-то ярче, где-то тусклее. И кажется, что они сами заперты в огромном кристалле. Дерьмо… так. Снова усилие.
Сомнения.
Страхи.
Тихоня замер, вцепившись руками в серебряный крест. Забрал? Нехорошо брать улики с места преступления, но он в своем праве. Чуть прикрыл глаза. Скосил.
Сапожник?
Медведь тяжело дышит. И за ним этот, с друзой, тоже наблюдает внимательно. Как и за Зимой. Софья? Ниночка… даже не смешно.
Янка?
Княжич?
Вариантов немного, но…
Рука Тихони падает, почти касаясь пальцев Сапожника. И тот едва ощутимо вздрагивает.
 
Сомнения.
И страх. Нет, не перед смертью. Страх, что не справится. Руки ведь слабые. Несмотря на все его старания, все одно слабые. А шанс один. И теперь Бекшеев явно ощущает прикосновение стали к пальцем. И ноющую рану на запястье, как будто это ему вены перерезали.
- Вторую руку давай, - безумец очнулся. И облизнул губы. Точно, наркоман, никак иначе не объяснить то, что Бекшеев перед собой видит.
- Не слушается, - пожаловался Сапожник. – Бывает иногда… поднять не могу.
И плечом повел осторожно.
Сила.
Совокупная. Холодная злая ярость. И готовность ударить. Тоже совокупная.
И…
Он замирает.
Безопасно. Это безопасно. Сапожник – слабак. Ничтожество. Он и годится только на то, чтобы стать ресурсом… давно надо было.
И теперь жалкий.
Вон, слеза из глаза выкатилась. Это от боли. Ментальное воздействие всегда причиняет боль. Особенно, если неоднократное. А…
И Лютик наклоняется.
Медленно.
Как же медленно. И также медленно дергается нога княжича, про которого словно и забыли, выбивая из равновесия. И Лютик от легкого этого удара почти падает, взмахивает руками. А еще более медленно рука Сапожника движется вверх. Губы его кривятся, а из глаз катятся слезы, почему-то светящиеся… как кровь в чаше.
От напряжения голова взрывается болью… или не она… там, где-то далеко, раздается глухой тяжелый взрыв, эхо которого летит сквозь камень, не оставляя надежды.
Да уж.
Своей смертью…
  
Глава 43. Повешенный
 
Глава 43. Повешенный
«Добавляя в тесто дрожжи, следует тщательно отмерить нужное их количество. Ведь если дрожжей будет мало, то тесто не поднимется должным образом, а излишек в свою очередь придаст сдобе характерный неприятный привкус»
«Советы по домоводству»
Я не знаю, что он сделал, этот гребаный аристо с виноватым выражением лица. Я… действительно не знаю, как у него получилось, что…
Я просто дала силы.
Меня ведь учили.
Когда вдруг ожила разорванная связь… Одинцову, наверное, икнулось… хрен с ним, главное, что связь – это не только канал ментальной связи, как бы криво ни звучало.
Это еще и возможность.
Поделиться.
Силой.
Я и делилась, стравливая по капле, чтобы не привлечь внимания этого психа. Твою ж… по спине ползли струйки пота. А я только и могла, что пальцами пошевелить. И не одна я.
Медведь.
Столько беспомощности во взгляде.
Тихоня. Безумный оскал и готовность убить, дайте только шанс, но нет… осторожный угребок. Не даст. Мы здесь и останемся. Он даже скалу взорвет. Верю. Чтобы умереть вместе с нами. Для всех. Пока докопаются, поди-ка попробуй докажи, что он… кто он.
Молчуна жаль.
Себя тоже.
А потом… потом я поймала спокойный взгляд Софьи. И улыбку её снисходительную. Завозился на полу княжич. И этот, он шагнул к Сапожнику, что-то говоря…
Зацепился?
Споткнулся?
Он вдруг как-то нелепо взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. И с ревом дернулся Тихоня, заставив отпрянуть в сторону, почти налететь на Сапожника. А тот тоже дернулся.
И…
Стало легче дышать.
Вдруг.
А потом этот безумный аристо, который явно вознамерился героически помереть, побелел и стал заваливаться на бок. И следом, будто нам до того мало было, прогрохотал взрыв.
Там, наверху.
Высоко.
И…
- Медведь! Щит! Давай!
Я успела подхватить Бекшеева. А Медведь – привстать в попытке выкинуть щит. Только бесполезно.
И гора скрипела.
Трещала изнутри.
Гора грозилась осесть, и если так, нас просто-напросто раздавит… нет.
- Дар… - Медведь сгреб свою Ниночку. – Здесь его нет…